ПРОКЛЯТЫЙ ДАР. (Наваждение)
Шрифт:
– - И чем же она заслужила столько имен?
– - тщетно пыталась я вспомнить сведения о семействе Батори, почерпнутые из учебника.
– - Немного терпения, Рика, -- маме явно польстило, что ей все-таки удалось меня заинтриговать.
– - На месте прошлых событий эта история запомнится тебе куда лучше.
До бывшего пристанища Кровавой Графини добрались быстро. Замок Чейте раскинулся на вершине холма, среди величественных отрогов Малых Карпат. Заходящее солнце золотило стены, просачивалось в бойницы полуразрушенных башен, наподобие белых надгробий возвышавшихся над остальными
Мама, как голодный зверь, почуявший запах крови, поспешила навстречу своей "добыче".
– - В прежние времена, когда Словакия входила в состав Венгерского королевства, замок Чахтице носил мадьярское название Чейте, -- наконец соизволила она удовлетворить мое любопытство.
– - В ту пору в этих местах продолжали верить в духов, боготворили природу, за помощью обращались к ведьмам и колдунам.
Эржебет была дочерью своей эпохи. Эпохи, где правили похоть и разврат, где наряду с христианством и милосердием существовали идолопоклонничество и жестокость. Сама Батори поклонялась луне. Именно эта холодная звезда, покровительница чародеев, населявших окрестности Чейте, вела ее по жизни.
Испокон веков Батори заключали браки между членами семьи. Двоюродные братья становились мужьями своим кузинам. Кровь не обновлялась. Она циркулировала по замкнутому кругу. Эржебет была плодом такого брака. Цветком, взращенным на гнилой почве.
Говорят, она была одержима демонами. Демоны жили в ней, демоны следовали за ней повсюду. Ее служанки, Илона и Дора, никогда не расставались со своей госпожой. Они создавали для нее защитные амулеты, варили колдовские снадобья. Они же выбирали для Эржебет очередную жертву.
– - Точно!
– - наконец-то удалось мне выудить из глубин памяти скудную информацию.
– - Это она погубила более шестисот девушек: служанок, фрейлин и крестьянок, которых доставляли в Чейте из окрестных деревень.
– - И это только приблизительное число. Сколько на самом деле убийств на ее совести -- нам неизвестно, -- снова вступил в разговор отец.
– - Эржебет верила, что кровь юных девушек продлит ее молодость. Она боялась старости. Дерзкая и бесстрашная, она испытывала почти физические муки, понимая, что рано или поздно ее красота померкнет. Переломным моментом в ее жизни стала встреча с древней старухой.
Графиня любила конные прогулки. Она могла часами, не зная устали, как дикий ветер носиться по полям и лесам. В один из таких променадов, в котором ее сопровождал любовник, соседский помещик Ладислав Бенде, внимание Эржебет привлекла пожилая женщина отталкивающей наружности. Шутя, Батори предложила своему спутнику заключить старую каргу в объятия. Крестьянка услышала речь прекрасной пани и, исходя злобой, выкрикнула: "Графиня, помяни мое слово: пройдет совсем немного времени, и ты станешь такой же, как я!"
– - Эржебет запомнила неугодное ей предсказание и постаралась сделать все возможное, чтобы оно не сбылось, -- перехватила эстафету мама.
– - Однажды утром, как обычно сидя перед зеркалом и внимательно разглядывая свое отражение, графиня заметила, что ее волосы оказались плохо завиты. Эржебет набросилась на фрейлину, занимавшуюся ее прической, начала колотить и кусать перепуганную девушку. Брызнула кровь, заляпав платье и руки графини. Когда капли смыли, Эржебет заметила, что в тех местах, которых коснулась кровь, кожа стала нежной и шелковистой. Так она нашла свой источник молодости.
– - Не стоит упускать и тот факт, что ей просто нравилось наблюдать за чужой агонией. Даже если бы разуверилась в действенности кровавого эликсира, все равно продолжала бы убивать, -- в очередной раз перебил маму Виктор, за что получил от нее неодобрительный взгляд.
– - С годами ее рассудок окончательно помутился, она и дня не могла обходиться без новой жертвы. Куда бы ни отправлялась, графиня обязательно везла с собой орудия пыток.
– - И вы хотите отыскать одно из них?
– - предположила я и поежилась, представив родителей в мрачных катакомбах замка среди ржавых крюков и заостренных кольев.
– - Нет, -- покачала головой мама.
– - Нам нужно нечто иное. Не так давно один наш знакомый-археолог, осведомленный о моей страстной любви к Индии, показал копию судебных материалов по делу Батори. Возможно, ты слышала, что за свои злодеяния Эржебет была заточена в подземелье Чейте, где прежде так изощренно глумилась над несчастными девушками.
Суд обвинил ее не только в многочисленных убийствах, но и в служении дьяволу. Неоспоримым доказательством того были рисунки на теле графини. В средние века церковь запрещала наносить на кожу любые начертания. Ослушников нарекали слугами сатаны и сжигали на кострах. Эржебет была своенравной, ей не было дела до тогдашних устоев. Вопреки всем запретам она рисовала хной на теле особые знаки, тоже якобы способствовавшие продлению молодости.
– - Хной?
– - переспросила я.
– - Но разве в Европе в те времена знали о краске из листьев лавсонии?
Мы подошли к развалинам. Миновав въездные ворота, дугообразную арку, какое-то время постояли возле изображения Эржебет на стене. Ее черные беспокойные глаза, казалось, впились в мое лицо. Была ли эта женщина на самом деле такой кровожадной, как говорит история? Или все это выдумки? Однако дерзкий, безумный взгляд графини скорее подтверждал, чем опровергал все сказанное о ней. Рядом находились другие рисунки, например, женщины, купающейся в крови, и жутких орудий пыток. Тут же на словацком была приведена краткая информация о Чахтицкой пани. В левом верхнем углу заметила герб Батори: три звериных клыка на червленой пластине, обвитой жуткого вида драконом.
А мама тем временем частила:
– - История умалчивает, откуда у графини появился сосуд с хной. По одной версии ей преподнес его в подарок супруг, Ференц Надашди, всю свою жизнь положивший на защиту Венгрии от турок. Возможно, сосуд попал к нему в руки в одном из многочисленных военных походов, и Ференц, пленившись его красотой, подарил диковинку любимой супруге. Сейчас...
Порывшись в сумке, Анна извлекла сложенный вдвое лист бумаги. На нем была изображена серебряная чаша. По ободку сосуда вились символы, от которых, вниз, будто оплетая его, разбегались цветочные узоры.