Проклятый дар
Шрифт:
– Ну что, устроим детишкам помолвку да попируем на радостях, а, Себб? – вопрошал Огге зычным басом и принимался обидно хохотать, не дождавшись ответа, а примерно через полчаса снова задавал тот же вопрос: – Как насчет помолвки, Себб? Эй, Себб! Тут все наши друзья собрались. Все под одной крышей – и Каспро, и Барре, и Корде, и все наше семейство. Можно сказать, лучшие семьи Верхних Земель. Ну, брантор Канок, что скажешь? Как ты насчет пирушки? Давайте же выпьем. Выпьем за нашу дружбу, верность и удачные браки!
После обеда мать хотела увести меня наверх,
– Канок, мы можем уехать… прямо сейчас? – шепотом спросила мать, когда мы шли по длинному коридору к себе.
– Потерпи еще немного, – ответил он, когда мы вошли в комнату и плотно закрыли за собой дверь. – Сперва мне нужно переговорить с Парн Барре. А рано утром мы уедем. За ночь он ничего плохого нам сделать не успеет.
Она рассмеялась, но с каким-то отчаянием.
– Не бойся, я ведь с тобой, – услышал я голос Канока, и она, выпустив наконец мое плечо, обняла его. И он прижал ее к себе.
Это было так, как и должно было быть. И я страшно обрадовался, услышав, что вскоре мы отсюда сбежим, но на один-единственный вопрос я бы все же хотел получить ответ немедленно.
– А та девушка, – спросил я. – Вардан?
И почувствовал, как они оба посмотрели на меня. Ответили они не сразу, и я понял, что они переглядываются.
– Она еще совсем маленькая, – сказала моя мать. – И совсем не такая уж безобразная, – прибавила она, точно оправдываясь. – И у нее очень милая улыбка. Только она…
– Идиотка, – подсказал Канок.
– Нет, неправда! Это не настолько плохо, милый… Но… она… Она просто недоразвитая. Точно младенец. И, по-моему, душа у нее тоже младенчески невинная. Правда, вряд ли она когда-нибудь станет старше…
– Нет, она – идиотка, – упрямо повторил отец. – Драм предложил тебе в жены идиотку, Оррек!
– Канок! – предостерегающе прошептала мать, и я тоже испугался, такая свирепая ненависть звучала в голосе моего отца.
В дверь постучали. Отец пошел открывать. Я услышал какие-то тихие голоса, потом он вернулся, но уже без матери, и подошел ко мне, сидевшему на краешке кровати.
– Там эту девчонку, Вардан, прихватило, – сказал он. – Вот Даредан и пришла просить твою мать помочь. Меле – молодец! Она тут со всеми подружилась, пока мы на свиней охотились да врагов себе наживали. – Отец устало усмехнулся, и я услышал, как скрипнуло кресло у камина, когда он плюхнулся в него. – Как бы мне хотелось сейчас быть отсюда подальше, Оррек!
– И мне тоже! – искренне сказал я.
– Ладно, ложись и немного поспи. А я подожду Меле.
Я тоже хотел подождать ее и даже уселся было с ним рядом, но он ласково подтолкнул меня к кровати, помог лечь и укрыл мягким теплым одеялом, и уже через минуту я спал как убитый. Проснулся я внезапно и сразу почувствовал себя настолько бодрым, словно и вообще не спал. Было слышно, как петух в курятнике возвещает скорый рассвет. Впрочем, до рассвета вполне могло быть и довольно далеко. В комнате послышался легкий шорох, и я спросил:
– Отец, это ты?
– Оррек? Я тебя разбудила? Тут так темно, ничего не видно! – Мать ощупью пробралась к моей кровати и присела на краешек. – Ох, как я замерзла! – Она действительно вся дрожала, и я попытался накрыть ее своим теплым одеялом, но она накрыла им и меня.
– А отец где?
– Он сказал, что ему непременно нужно поговорить с Парн Баре, а потом, как только рассветет, мы уедем. Я сказала Денно и Даредан, что мы уедем. Они все правильно поняли. Я просто объяснила, что мы и так задержались здесь слишком долго и Канок беспокоится насчет весенней пахоты.
– А как там эта девочка?
– Теперь уже лучше. Она очень быстро устает, и у нее от этого бывают судороги. А ее мать каждый раз путается, бедняжка. Она совершенно замучилась с этим ребенком, и я отослала ее наверх, чтобы она немного поспала, она явно недосыпает, а сама посидела с девочкой. А потом и я вроде бы тоже задремала, и… не знаю… отчего-то ужасно замерзла и никак не могу согреться… – Я обнял ее, и она прижалась ко мне. – Потом меня сменили другие женщины, и я вернулась сюда, а твой отец пошел искать Парн. Мне кажется, нам стоит собрать вещи. Хотя еще так темно… Знаешь, я там сидела и все ждала рассвета…
– Посиди еще немножко, согрейся, – сказал я. Так мы и сидели, согревая друг друга, пока не вернулся отец. Он зажег свечу, и мать торопливо сложила наши немногочисленные пожитки в седельную сумку. Потом мы осторожно прокрались по коридору, спустились по лестнице в вестибюль и вышли из дома. Я по запаху чувствовал, что в воздухе уже разливается рассвет, да и петухи орали так, что можно было оглохнуть. На конюшне сонный угрюмый парень помог нам оседлать коней. Мать вывела Чалую во двор и придержала ее, пока я садился в седло.
Потом она вернулась за Сероухим, и вдруг я услышал, как она негромко, но горестно вскрикнула. Застучали копыта, и мать сказала:
– Ты только подумай, Канок!
– А! – раздраженно, с отвращением бросил он.
– Что там такое? – встревожился я.
– Цыплята, – почти шепотом пояснил мне отец. – Те самые, которых Меле везла в подарок. Люди Драма так и бросили корзину там, где твоя мать ее поставила. Просто бросили и ушли. Оставили цыплят умирать.
Он помог Меле сесть на Сероухого, затем вывел из конюшни Бранти. Тот сонный парень открыл нам ворота, и мы выехали со двора.