Проклятый дар

Корсакова Татьяна Викторовна

– А как же?.. А одежа твоя?..

– Не было! – с нажимом повторила она. – Не нужно травок.

Она так и не поняла, поверила ей мама или нет, встала из-за стола, вышла во двор. Со стороны Сивого леса на деревню наползал туман, тяжелый, густой – гадючий. Значит, нельзя сегодня на болото, опасно. Надо ждать, когда туман спадет, а ждать мочи никакой нет.

– Опять туман. – Мама вышла следом, зябко поежилась. – Зачастил он что-то в последнее время.

Раньше не было такого.

Раньше не умирало в Сивом лесу и на Гадючьем болоте столько народу, не было где развернуться. От мысли этой, равнодушной и отстраненной, по позвоночнику пополз холодок. Ася подхватила стоящие у крыльца пустые ведра.

– Куда?! – Мама поймала ее за руку.

– К колодцу за водой.

– Не ходи. Не нужно тебе пока.

– Почему не нужно? Из-за фашистов или из-за Захара Прицепина?

– Дома побудь, – сказала мама неожиданно решительно. – Пусть утрясется все, забудется.

– Что забудется? Как эти гады дядьку Федоса на глазах у всех расстреляли? Или как Захар меня позорил? – Она вырвала руку. – Не бойся, мама, я уже взрослая. Сама разберусь.

– Взрослая, а дурная еще совсем. Что ж ты лезешь в самое пекло, донька?!

– Я не в пекло, я в туман. – Ася перебросила через плечо коромысло, выбежала со двора.

Колодец стоял в низине, на дно которой стекал и оседал туман. Ася сдернула с крюка ведро, крутанула до блеска отполированный людскими ладонями ворот, прислушалась сначала к громкому бряцанию разматывающейся цепи, а потом к гулкому булькающему звуку. Захотелось вдруг перегнуться через бревенчатый край, заглянуть в колодец. Она бы, наверное, так и сделала, если бы не вибрирующий от злости голос.

– Довольная? – Из тумана, теперь уже совсем густого, непроглядного, выплыла статная женская фигура. – Свела мужика с ума и радуешься!

Ганна, жена этого гада Захара Прицепина, несчастная жена.

– Я довольная? Что ты такое говоришь? – Ася вцепилась в холодный и скользкий от тумана ворот, потянула на себя.

– Опозорила на всю деревню, – шипела Ганна. – Его опозорила, сама опозорилась. Бесстыдница!

– Думаешь, мне понравилось?! – Ася выпустила ворот, и полное ведро с громким всхлипом рухнуло обратно в колодец. – Думаешь, мне вот это понравилось? – Она коснулась разбитой и распухшей губы. – Не нужен мне твой Захар, забирай!

– Забирай?! – Ганна с неожиданной силой дернула ее за рукав телогрейки. – Он муж мне! Он и так мой, навошта [9] мне его забирать? Это ты на чужое не зарься, воровка!

– Я не

зарюсь. – Ася высвободила руку из цепких пальцев Ганны. – Что за счастье с таким, как он?..

– Счастье? А что ты вообще знаешь про счастье? Что ты про нас с Захаром знаешь? – Ганна зло всхлипнула, а потом добавила приглушенным шепотом: – Ты у меня на дороге не становись, я за Захара глотку перегрызу любому. А ты ведьма! Приворожила чужого мужика, гадина!

9

Навошта – зачем (белорус.).

Она ведьма? Не видела Ганна настоящих ведьм. Ася потянула на себя колодезную цепь, ворот пронзительно заскрипел.

– Слышала меня?! – Ганна стояла в стороне, из тумана до Аси доносился теперь только ее голос. – Не подходи к моему мужику, даже в сторону его не гляди, ведьма.

А ведь ее можно пожалеть, ведь она несчастная женщина, она знает, что ее муж законченный мерзавец, и все равно любит, да так, что готова ему все на свете простить, даже измену и предательство. Сама бы Ася так не смогла, наверное. Не ее это удел – такая шальная и слепая любовь.

– Не погляжу, – пообещала она, вытаскивая ведро из колодца.

– Побожись, – донеслось из тумана.

Она уже хотела сказать, что не верит в бога и все эти суеверия, а потом вдруг вспомнила затянутые бельмами, но все равно зрячие глаза бабки Шептухи и сказала:

– Не люблю я твоего мужа, Ганна. Не нужно мне на него глядеть. Уходи.

Ганна ушла не сразу, Ася слышала ее частое, со свистом дыхание и думала только об одном – чтобы туман поскорее исчез, потому что на затерянном в болоте острове ее ждет раненый летчик. Пусть он без сознания, но она точно знает, что он ее ждет…

* * *

Это и в самом деле было похоже на чудо. То, что случилось с пациенткой из палаты номер четырнадцать. Пусть девочка еще не до конца адекватна, но на внешний мир уже реагирует, волосы на себе не рвет, стены не разрисовывает и даже хочет поговорить с лечащим врачом. Прогресс!

Матвей вышел на свежий воздух, опустился на скамейку под яблоней, щелкнул зажигалкой, прикуривая. Это очень хорошо, что все так удачно складывается. Получается, и овцы целы, и волки сыты.

Волки сыты, а она голодная, у нее какая-то там гипогликемия. Матвей сделал глубокую затяжку, посмотрел на наручные часы. Время обеденное, в запасе целых полчаса, как раз успеет сбегать в ближайший магазин за шоколадками. Ей, похоже, нравятся шоколадки.

В магазине было малолюдно, Матвей купил пару плиток для Алены и одну для себя – как-никак, а обед он из-за нее пропустил, – вышел на улицу, остановился в тени старого клена, прикуривая. Что-то в последнее время он стал много курить, а ведь уже почти бросил.