Проклятый эксперимент. Бонна
Шрифт:
– Но почему ты мне ничего не сказала? – горько спросил от входа дорин, и все вздрогнули – дверь он открыл совершенно бесшумно.
А Тайдир подошел к столу, осмотрел мирно устроившуюся вокруг него компанию, стоящие перед ними тарелки с остывающим немудреным ужином и вдруг сел на свободный стул.
– Как он? – осведомился дорин неожиданно мягко, кивнув на стоящую чуть поодаль большую корзину с двумя ручками, в которой Лиарена устроила Карика. – Все никак не угадываю, чтобы застать его неспящим.
– Понравилось качать? – Чуть смущенно усмехнулась донна и, неведомым чутьем догадавшись, что хозяин еще не ужинал, открыла крышку жаровенки. – Жаркое будешь? Мы его на печи держали,
– Давай, – кивнул Тайдир и невпопад спохватился: – А вы ели?
– Едим. Можем с тобой за компанию еще по кусочку съесть, – ловко раскладывая еду, предложила донна. – Держи. Хлеб под салфеткой.
Некоторое время все они дружно ели, потом Берт, отодвинув тарелку, решительно поднялся со стула:
– Пойду теплой воды налью в бадейку, скоро не будет.
– Не нужно, – остановил его дорин. – Я приказал, чтобы котел немного протапливали и ночью. Просто не догадался раньше.
– Хотел бы я знать, как они ребенка-то по ночам обмывали, – сварливо проворчал Берт, оглянулся на помрачневших сотрапезниц и снова сел на свое место. – А вы до чего додумались?
– Видимо, холодной и мыли, – нехотя вздохнула Лиарена. Ей очень не хотелось докладывать дорину обо всех своих догадках, но как отец он имел право знать все. – Оттого-то малыш теперь так боится воды. А потом, чтобы не плакал, поили отваром мака… вот Дили и считала няню такой умелой, самой ей наверняка не удавалось его быстро успокоить.
– Не будем про нее, – буркнул Тайдир.
– Не будем, – согласился вместо донны Берт. – Но предупреждаю: при мне донну Дильяну лучше не хаять. Как бы она ни поступила, я ей не судья. Хотя думаю, у нее была веская причина.
– Очень веская, – отодвинул пустую тарелку дорин, решительно встал из-за стола и едко добавил: – Фунтов полтораста, не менее.
И поспешно вышел прочь.
– Хотела бы я знать, на что он намекает, – огорченно вздохнула Лиарена и уставилась на смущенно засопевшую няню. – Устина? А что говорят у вас… вернее, у нас на кухне?
– В ту ночь разыгрался ураган, я такого никогда не видела, – неохотно начала рассказ Устина, потом поднялась, прошла к двери и заперла засов. А вернувшись к столу, негромко продолжила: – Дождь хлестал с такой силой, что окна не выдерживали. На улицу выйти было невозможно, там все летело и трещало. Утром оказалось, с конюшни сорвана железная крыша, а в саду переломано с десяток старых деревьев. Про сенники и загоны для скота я и не говорю… все было разметано в клочья, испуганные животные жались по углам. Дорин всю ночь метался по замку, заставил всех перейти на нижний этаж и устроиться во внутренних залах и переходах. Огня не жгли и печи не топили, опасаясь пожара, но в буфетной, где дорин устроил жену с младенцем и кормилицей, было теплее всего, там поставили по всем углам котлы с горячей водой. Дорина Дильяна была спокойна, но очень бледна, это потом припомнили, и ходила одетой в теплую накидку и меховые сапожки. Впрочем, мы все в ту ночь натянули на себя все самое теплое, боялись, как бы не рухнула крыша. Несколько раз хозяйка ходила в умывальню… и никто не заметил, когда она не вернулась в комнату. Сочли ее спящей… и только к обеду следующего дня обнаружилось, что, уходя в последний раз, донна оставила на постели сверток из одеял, прикрытый одной из ее накидок. Кормилица как раз дремала и ничего не заметила. А потом никто не решился подходить будить… большинство не прочь было поспать подольше после такой-то ночки. Обнаружил пропажу дорин – нашел у себя в кабинете запечатанное письмо от нее. Дорина все продумала до мелочей. Разумеется, хозяин хотел отыскать жену, начались расспросы, и, как оказалось, кто-то видел перед ураганом остановившихся в ближнем леске путников. Но сразу дорину не сообщили, а потом не до того было. Дорин собрал отряд, помчался туда… и вернулся ни с чем. Там сыскались только конские отпечатки – и никаких следов урагана. А на одном кустике, на самом виду, висел платочек хозяйки, и в нем ее брачный браслет. Еще была маленькая записка, но хозяин никому не дал ее прочесть.
– Спасибо, Устина, – кротко поблагодарила донна и поднялась с места. – А теперь иди отдыхать. Сначала Карик поспит возле меня… Берт, отнеси тихонько корзину в кресло, я подвинула его к кровати.
Под утро пришлось топить поставленную кузнецом печуру, так как у младенца разболелся животик, и Лиарена, посовещавшись с няней, решила сделать новый отвар.
– Наверное, молоко ему жирновато, – задумчиво вздыхала она, бродя с ребенком на руках вокруг стола. – Мы же не знаем, насколько они разводили.
– А может, просто привык к маковому отвару, – осторожно предположила Устина и подложила дров. – Когда пьешь отвар, ни боли, ни неудобства не испытываешь… а теперь он все чувствует. Ой, я забыла сказать – вечером, когда вы уже спали, слуги принесли несколько корзин с детскими вещами. Все новенькое и уложенное в мешочки с лавандой. А развернутое отдали прачкам, чтобы переполоскали. И еще… Они нашли там целый сундук серебряных вещей… посуда, подсвечники, столовые приборы… и даже старинный стульчак для младенцев. К нему положены бархатные подстилки, их сейчас тоже стирают. А стульчак, кувшины и тазики принесли нам. Пока можно застилать его свернутой пеленкой и ставить неподалеку от печи, чтобы не остывал.
– Это замечательно, покажи мне его, – обрадовалась донна, рассматривая устойчивый стульчик на изящных гнутых ножках. – Вот это? Очень удобная вещица. Вот сейчас и опробуем, как напоим Карика отваром.
Стульчак и в самом деле оказался очень удобен, малыш, как в люльке, полулежал на сильно откинутой назад вогнутой спинке, а его ножки покоились на застеленной пеленкой подножке. Пока донна с няней дружно уговаривали воспитанника опробовать это приспособление, проснулся Берт. Вышел из своей комнатки, посмотрел на возящихся с малышом женщин и поставил на печурку чайник:
– Пойду схожу за пирожками… Раз уж все так рано встали, то можно перекусить. Мне дорина Майрена велела присматривать, чтобы вы не забывали кушать.
– А вот лгать нехорошо, – фыркнула донна. – Откуда бы матушка знала, что я соглашусь тебя оставить?
– Так она же мне и приказала, – лукаво ухмыляясь, неожиданно признался возница. – И даже письмо дала – на крайний случай, если вы не поверите.
– Письмо отдай… а не поверить такому мошеннику очень трудно, – улыбнулась донна. – Но в последний раз прошу, не поминай при хозяине Дили. Не люблю, когда человека за живое задевают, хотя сама сестру не сужу и никому другому не позволю. Не верю я, что она поступила бы так, будь у нее другой выход.
Ровные, некрупные, как бисеринки, буковки, нанизанные в недлинные фразы, были узнаваемы, как вкус пирогов с орехами, коронное праздничное печево матушки. На глаза Лиарены даже слезинки пробились, пока она читала письмо дорины Майрены и словно слышала ее мягкий, проникнутый солнечной добротой голос. Жаль, оно было очень маленьким, это письмо, зато было, и донна намеревалась спрятать его в шкатулку, а позже перечесть, да еще и не раз.
Напившись отвара, Карик наконец успокоился и даже обновил свою новую мебель. Завернув малыша, Устина принялась его укачивать, Берт пошел в умывальню сполоснуть выдвижной горшок, а Лиарена отправилась в свою комнату спрятать письмо матушки.