Проклятый горн
Шрифт:
Грязь глушила стук лошадиных копыт, и человек, бредший в намокших ботинках по обочине, услышал меня слишком поздно. Вздрогнул, отскочил к деревьям, крепко сжимая руку на ремне переброшенной через плечо вместительной, похожей на саквояж сумки. Во второй руке он держал стилет, глядя на меня со смесью страха и угрозы. Он хотел выглядеть внушительно, но был чересчур тощ и оборван для этого.
Незнакомец походил на гуся – вытянутое неулыбчивое лицо, редкие черные волосы, длинная немытая шея и сутулые плечи. Его глаза обращались то на меня, то на деревья через дорогу. То ли он думал о том,
– Ты мимо или за моим добром, альбаландец? – напрямик спросил он.
– Мимо. – Я остановил лошадь в десяти шагах от него. – Откуда идешь?
– Тебе-то какая разница? – Человек подозревал меня во всех смертных грехах.
Судя по акценту и говору, он откуда-то из центральных герцогств Литавии и, как и многие другие, не стал дожидаться прихода эпидемии, а собрал вещи и отправился на север в поисках лучшей доли.
– Да в общем-то никакой, – ответил я и поехал дальше.
Пугало замешкалось, изучая незнакомца.
– Постой! – крикнул он мне в спину. – Продай лошадь!
– Не продается. – Я даже не стал оборачиваться.
– Дам хорошую цену! Серьезно! У меня много чего с собой есть!
– Спасибо. Не интересует.
– Кровь нашего Спасителя! А еще есть косточка от пальца святого Фомы! И несколько чешуек кита, который сожрал Иону, когда тот переплывал Южный океан.
Я натянул поводья и расхохотался:
– У кита нет чешуи!
Он уже убрал стилет и спешил ко мне со своей тяжеленной сумкой, думая, что меня все же заинтересовало его предложение.
– А у этого была! Это же кит, ниспосланный самим Господом. Интересует? Поменяю на лошадь и пару серебряных монет.
Наглости ему было не занимать.
– Нет.
– Ну тогда, может быть, перья из крыльев ангелов? Отдам два пучка за дублон. Хотя нет. Что я предлагаю такому знающему путнику столь распространенные реликвии! Вот! Смотри! Нравится?!
Он, как заправский фокусник, выудил из сумки нечто.
– Ну? Что думаешь? – Человек заглядывал мне в глаза, пытаясь понять, насколько я поражен увиденным.
Пугало вот явно было поражено. Таращилось на продавца так, словно оказалось на уличном представлении бродячих циркачей.
– Похоже на сухое дерьмо. – Я старался сохранить серьезный вид.
– Ты зришь в корень! Но это святое дерьмо. Испражнения осла, на котором Христос въехал в святой город Хариллу, что на границе Хагжита и Мильты. Если растворить его в вине и выпить, то никогда не будешь болеть!
– Полезная вещь. Только не понимаю, раз у тебя есть такое чудесное средство от всех болячек, чего же ты бежишь от юстирского пота?
– Кто сказал, что я бегу? – обиделся тот. – Я отправляюсь в Прогансу по важному, коммерчески выгодному делу. А средство слишком ценно, чтобы я переводил его на себя. Отдам тебе половину за лошадь.
– Не думаю, что стану пить ослиное дерьмо. – И, посмотрев на Пугало, не удержавшись, сказал: – Проклятье! Где Проповедник, когда он так нужен? Пропускает столько интересного!
Продавец фальшивых реликвий расценил мои последние фразы по-своему и сочувственно вздохнул:
– Да, друг. Со священниками в этом крае негусто. Тебе либо придется набраться терпения, чтобы получить исповедоваться и отпущение грехов, либо воспользоваться вот этим. – Жестом фокусника он извлек из сумки длинный, чуть погнутый и ярко-рыжий от ржавчины гвоздь.
– Надо думать, он пробил ладонь Христа? – участливо поинтересовался я.
– Как ты догадался? – изумился тот и ткнул в особенно ржавое пятнышко. – Вот, видишь? Это капля Его крови.
– Если бы мне давали по золотому за каждый гвоздь, который якобы пробил плоть Иисуса, что мне предлагали купить, я бы давно уже сидел на горе из флоринов.
Продавец прищурился:
– Ты из этих? Неверующих?
– Неверующих в поддельные святые реликвии, которые впаривают простодушным невеждам по всему миру? О да. Я из таких. И меня не интересуют ни пояса Богородицы, которых, уверен, в твоей сумке не меньше трех штук; ни волосы с отрубленной головы Крестителя; ни дощечка из ковчега Ноя; ни даже ослиные какашки, подобранные тобой на обочине дороги пару недель назад.
Продавец фальшивых реликвий ничуть не смутился подобными обвинениями и лишь пожал плечами:
– Ты зря так говоришь. За прошлый год благодаря купленным у меня уникальным артефактам, привезенным из самого Хагжита, сотни людей обрели счастье, здоровье и любовь.
– Ты совсем забыл упомянуть о своем пополненном кошельке.
– Не так уж он и пополнился, – грустно произнес тот. – С каждым годом в мире появляется все больше таких, как ты. Не верящих в чудо.
– Я верю в чудеса, но не те, что вываливаются из ослиных задниц и во множестве валяются по дорогам. Так что, прости, ничего покупать у тебя не буду.
– Ну тогда хотя бы позволь пойти рядом с тобой и твоей лошадью. Вдвоем и веселее, и безопаснее. – Он не смутился моему нежеланию продолжать торги. – А я тебе подарю волос святой Вероники. Он защищает от любого брошенного в тебя со злым умыслом предмета. Я сам такой ношу.
И в подтверждение своих слов, он расстегнул полинявшую на солнце рубаху, показывая висевший на шее кожаный мешочек.
Пугало тут же подняло с земли камень, желая проучить вруна, но я едва заметно покачал головой, сказав торговцу:
– Тропа здесь одна. Никто не может запретить тебе идти рядом. Какое-то время мы можем путешествовать вместе.
Его звали Жильбер, и, уверен, имя было такое же настоящее, как и предметы, что он таскал в своей «волшебной» сумке. Жителей Литавии редко называют именами, распространенными в Прогансу.
Он был болтлив, несколько нагл, но не казался опасным. Слухи о море, вспыхнувшем в южных приграничных городках, заставили его подумать о более приятных местах. Торговец реликвиями путешествовал уже полтора месяца, побывал даже у стен Риапано, а затем немного ошибся и пошел по восточному тракту, оказавшись в провинции, где все не слишком ладно. Его повозку отобрали крестьяне восемь дней назад и хотели повесить путешественника, но тот подсунул им слезы святой Екатерины и, пока смерды спорили, как лучше их использовать – пить или намазывать на себя, задал стрекача, подхватив сумку с наиболее ценными экземплярами «коллекции».