Проклятый горн
Шрифт:
О том, кто я такой и чем занимаюсь, Жильбер не спрашивал. По большей части торговца интересовала лишь его персона. Меня такое положение вещей вполне устраивало.
Проповедник, нагнавший нас на лесной опушке, отнесся к новому спутнику с большой долей подозрения. И, когда Жильбер на несколько минут отлучился, едва ли не обрадованно сказал:
– Такой торговец как-то приходил к нам в деревню. Предлагал всем желающим купить слезы Марии Магдалины и копыто верблюда одного из трех волхвов, что приезжали к крошке Иисусу. Оно стоило четверть нашего урожая, и мы его купили, а после поместили в моей церкви
Пугало, услышав откровение, закатило глаза. Оно не ожидало такой дурости от старого пеликана.
– Ни черта оно нам не помогло, когда пришли наемники. – Лицо Проповедника выражало злость. – Меня убили, церковную утварь растащили, а копыто выбросили в грязь. Оно небось до сих пор там валяется. Побей этого лжеца от моего имени. Или вон пусть Пугало побьет. Отвесит ему такого тумака, чтобы на всю жизнь запомнил, как обманывать добрых людей.
Одушевленный был не против кого-нибудь побить, но я, конечно же, не дал ему этого сделать. К вящему сожалению обоих.
– Как вообще Риапано допускает, чтобы мошенники торговали якобы святыми реликвиями?! Они лишь наносят вред вере!
– Настоящих реликвий мало, друг Проповедник. И большинство из них сосредоточено в руках Церкви. Самые мощные – за стенами Риапано и главных монастырей христианского мира. Кое-что есть в дарохранительницах кафедральных соборов. Некоторые попадают в руки сильных мира сего. Разумеется, с разрешения Церкви. Так что князья и короли тоже могут похвастаться святыми дарами. Как ты понимаешь, обычным людям ничего подобного не достается. Поэтому клирики особо не возражают, если кому-то перепадет пара сотен гвоздей из ковчега или шестьсот фаланг от пальцев Петра. Гвоздей и мертвецов в нашем мире всегда в избытке. Люди довольны, а вера, как ты мне однажды необдуманно заявил, творит чудеса.
– С кем это ты разговариваешь? – спросил Жильбер, выбираясь из зарослей.
– Вряд ли ты захочешь с ним познакомиться.
– И то верно. Каждый говорит со своими невидимыми друзьями самостоятельно. – Он рассмеялся, решив, что я шучу.
– Ты даже не представляешь, насколько прав, – ядовито произнес Проповедник. – Людвиг, клянусь всем тем мусором, что есть в его сумке, ночью он сопрет твою лошадь. И хорошо если просто сопрет, а не прирежет тебя.
Мы разговорились с торговцем об Армии Босоногих, очередной секте, что появилась на волне паники перед скорым концом света, о котором теперь не вопил только ленивый. Со времен серьезного мора, охватившего все страны, прошло много лет, но до сих пор люди благодаря преданиям помнили, чего это стоило человечеству.
– Они нападают на путников, отбирают у них все. Деньги, дорогую одежду. Кидают в огонь. Призывают всех поступить так же, и некоторые, особо впечатлительные, так и делают! – рассуждал Жильбер. – Я слышал об одном богатом дурне, который выбросил все свои денежки в сточную канаву, обрядился в рубище и пошел в нищие. Мол, настали последние времена, и состояние больше не нужно. Успеть бы душу спасти. А ведь один духовный человек сказал, что идеализация нищеты и бедности есть ересь.
– А как же Христос?! – вскричал Проповедник, которого задело за живое это высказывание. – Как же святые старцы и отшельники, паскуда ты эдакая?! Они – тоже ересь?!
Пугало откровенно потешалось, как тот кипит, возмущается и брызжет слюной. Оно-то прекрасно понимало, что не важно, нищий ты или богатый. Юстирский пот, стоит лишь ему прорваться через поспешно создаваемые кордоны, уравняет всех. И только редкие счастливчики выживут.
– Они верят в то, что всему наступает конец. – Жильбер шел рядом с лошадью, ничуть не смущаясь, что я практически не слушаю его. – Не желают бороться. Потому что даже бегство это борьба. Попытка не дать смерти и дьяволу забрать тебя раньше срока, который отпустил Господь. С тем же успехом можно не выбрасывать деньги в яму, а попросту самому в нее лечь и засыпаться землей. Армия Босоногих это жалкие людишки, рушащие человеческую цивилизацию и все денежные отношения. Как я буду продавать свои святые реликвии, если все откажутся от денег? Не знаешь. Вот и я тоже не знаю.
– Стоит верить в хорошее, Жильбер.
– Вера! – Он скривился. – Вера, как написано в книгах, вещь созерцательная, и лишь благие дела деятельны. Вот я совершаю благое дело, даю людям надежду на лучшую жизнь. Надеюсь, и ты, какой бы профессией ни занимался, не чужд благих побуждений.
– И гореть тебе за это в аду, – буркнул Проповедник, не замечая, как сотрясаются плечи Пугала от хохота. – Благие дела. Тьфу ты! От кого я это слышу? От христопродавца. Благие дела не могут существовать без веры! Как и милосердие без веры! Она основа всей религии, глупый ты человек!
У них состоялась бы неплохая беседа, если бы только они могли общаться. А так я и одушевленный были вынуждены слушать их монологи.
– Ты вовремя проскочил границу между Дискульте и Литавией, – произнес Жильбер, когда мы вышли из леса и устроили привал недалеко от заброшенной мельницы, убедившись, что нас не видно со стороны расширившейся дороги. – Слухи ходят, что союз герцогов предал огню провинцию Талия. Теперь от Реветто до Пикардино – выжженная земля шириной в тридцать лиг. Колдуны и ведьмы с патентами Риапано не жалели ни городов, ни деревень, ни тварей Божьих. Тысячи погибших, бежавших от мора из Ветеции. Тысячи тех, кто жил на этих бедных землях. Круто начали благородные.
Он достал из сумки зеленую сливу, рассеянно вытер о рукав выцветшей рубахи, хмурясь, принялся? жевать.
– Хотя, с другой стороны, теперь они защищены от поветрия мора. Живые вряд ли решатся пересекать выжженную границу.
– Хорошо, если у них получится остановить болезнь. Хотя я сомневаюсь в этом. Здесь нам придется расстаться, Жильбер. Я тороплюсь.
Продавец выбросил косточку в траву:
– Уверен, что не хочешь купить гвоздь, оставшийся после распятия? Отдам за полцены.
– Ищи других дураков! – погрозил ему кулаком Проповедник.
Я лишь улыбнулся в ответ, запрыгнув в седло.
– А может, тебя заинтересует кинжал стража? Редкая вещь! – крикнул он, когда я уже выезжал на дорогу.
– Твою мать! – заскрежетал зубами Проповедник. – Вот приставучая гнида! Надеюсь, ты не купишься на эту аферу.
Но я купился и вернулся.
– Покажи.
Он полез в свою бездонную сумку, и я был уверен, что увижу какую-нибудь железяку со стеклянной поделкой вместо сапфира. Но кинжал оказался настоящим. С широким, утяжеленным клинком и светло-голубым камнем.