Проклятый город. Однажды случится ужасное...
Шрифт:
Она снова повернулась и встретилась взглядом с Николя Ле Гарреком — по крайней мере, вначале ей показалось, что он смотрит на нее, но потом она увидела, что его взгляд устремлен в последние ряды зала.
Проследив за его взглядом, Одри увидела сидевшего недалеко от Манделя Бастиана Моро — единственного ученика, который смотрел не на нее, а…
…в стену?
Да, он устремил взор в стену, и вид у него был абсолютно потрясенный.
Одри почти бегом приблизилась к нему, тогда как мадам
Когда она оказалась рядом с Бастианом, тот повернул голову и взглянул на нее совершенно пустыми глазами — на мгновение Одри даже отшатнулась.
— Бастиан, что случилось?
Мальчик заметил Одри, и глаза его расширились так, словно он увидел перед собой самого дьявола во плоти. Она услышала, как у нее за спиной зазвонил чей-то мобильный телефон, но оставила это без внимания.
— Бастиан?.. — осторожно произнесла она, слегка дотрагиваясь до плеча мальчика, чтобы не испугать.
— Здесь была… дама… — прошептал он.
Одри недоуменно оглянулась.
— Дама?..
Мальчик снова повернул голову к стене. Вокруг послышались смешки, все более громкие. Бастиан Моро, который и без того успел заслужить репутацию «странного», теперь, кажется, окончательно спятил. Ну и ну. Здорово!
— Замолчите! — приказала Одри, резко обернувшись.
Снова воцарилась тишина. Одри повернулась к Бастиану и увидела, что он недоуменно моргает, словно только что проснулся.
— Все в порядке? — мягко спросила она.
Мальчик посмотрел по сторонам, потом поднял глаза на учительницу. Он выглядел все более смущенным и растерянным, по мере того как к нему оборачивалось все больше насмешливых, любопытных и возбужденных лиц. Он протер глаза, провел рукой по волосам, чихнул.
— Да… все в порядке. Извините. Кажется, мне приснился кошмар.
Эти слова вызвали общее веселье.
— Оба-на! — громко произнес Мандель за спиной Одри.
Она обернулась.
— Мандель, если я услышу от тебя еще хоть один звук, пойдешь к директору!
В зале усилился гул, и в нем слышалось явное недовольство. Если бы Одри располагала временем, она бы поставила Манделя на место, но у нее были более неотложные дела — Бастиан Моро, Николя Ле Гаррек и сотня учеников, ждущих от нее каких-то действий…
Она переключила все внимание на Бастиана, стараясь ничем не выдать своего волнения. В конце концов, за время своей учительской карьеры она сталкивалась и с другими, далеко не самыми простыми ситуациями: приступ эпилепсии, массовая драка в классе… но, правда, еще ни разу не видела, чтобы кто-то из учеников погрузился в такое глубокое состояние оцепенения. И никто при ней не кричал во весь голос от кошмарных видений…
— Приснился? — переспросила она. — Ты уверен, что это был сон?
Бастиан кивнул — слишком поспешно, словно говоря: да-да, не беспокойтесь… Точнее, умоляя: не
Но тут оказалось, что писатель уже стоит у нее за спиной.
— Простите…
Одри удивленно взглянула на него — она совершенно не ожидала, что он вмешается.
— Можно вас на секунду? — вполголоса произнес он.
И, не ожидая ответа, направился в угол зала. Одри последовала за Ле Гарреком.
— Мне жаль, — заговорил он, — но я не могу больше оставаться…
— Это из-за того, что сейчас произошло?
— Нет-нет… совсем не из-за этого.
Он замолчал. Одри догадалась, что он не хочет посвящать ее в свои личные дела, — очевидно, здесь тоже сыграло роль его постоянное пристрастие к тайнам.
— Это из-за моей матери, — произнес он странно спокойным голосом. — Мне только что сообщили, что она умерла. Я должен идти.
Глава 6
Это был скорее небольшой флигелек, чем дом, но вьющийся по стенам плющ, старые камни вместо предпочитаемых столь многими садовых гномов и чуть покосившаяся бордовая крыша придавали постройке простой и в то же время кокетливый шарм декоративной хижины. К решетчатой калитке крепилась медная табличка с надписью «Сюзи Блэр» и каким-то загадочным символом, о котором Бертеги мог сказать только то, что он, кажется, имеет отношение к астрологии.
Комиссар позвонил.
Занавеска, закрывавшая изнутри верхнюю, стеклянную часть входной двери, шевельнулась. Бертеги терпеливо ждал, ничуть не удивленный: он уже знал, что жители Лавилля далеко не сразу распахивают свои двери посторонним.
Наконец хозяйка появилась на пороге. Белая дама. По крайней мере, такова была первая мысль Бертеги. Не из-за ее одежды — на женщине были обычные джинсы и блузка (слишком легкая по нынешней погоде), хотя этот внешне простой наряд говорил о тонком вкусе и неисправимом кокетстве, что не могло не вызвать мгновенной симпатии у комиссара, которому то и другое тоже было свойственно, — а из-за снежно-белой седины, невероятно бледного лица, на котором не было заметно следов старческой пигментации, и серо-стальных глаз.
Сюзи Блэр даже не спросила, кто он, словно бы ожидала его прихода, и молча направилась к калитке, чтобы его впустить.
Прежде чем Бертеги успел представиться, она полуутвердительно сказала:
— Вы, должно быть, полицейский.
Бертеги невольно взглянул на астрологический символ на табличке.
— Я уже в курсе по поводу Одиль, — произнесла женщина ровным тоном, в котором сквозила едва уловимая печаль. — Мне позвонила Мадлен… ее горничная.
Она протянула комиссару белую и почти прозрачную, словно фарфоровую руку.