Проклятый город. Однажды случится ужасное...
Шрифт:
Мадлен Рабатэ взяла визитку с такой осторожностью, словно это была взрывчатка.
— Хорошо. — Она нервно потерла руки. — Что ж, тогда я пойду…
В дверях она чуть не столкнулась с Клеманом и судмедэкспертом Оберти — молодым человеком, недавно назначенным на эту должность.
— Клеман, проводи мадам Рабатэ к выходу. На всякий случай еще раз уточни ее адрес и телефон.
Лейтенант тут же принялся исполнять распоряжение начальника.
— Весьма вероятно, сердечный приступ, — с ходу заявил Оберти.
— Вы уверены… доктор? (Бертеги мгновение колебался, перед тем как
— Не на сто процентов, но, во всяком случае, после первичного осмотра не могу предположить ничего другого, — ответил Оберти почти радостным тоном, одновременно обводя глазами комнату. — Можно провести и более подробный осмотр, если вы сочтете нужным. — И без всякого перехода добавил: — У нее был вкус, у этой женщины. Но я вот думаю: а умела ли она готовить?
Бертеги ничего не сказал. Он знал профессиональную склонность тех, кто регулярно имел дело с трупами: представлять покойников живыми — пытаться воссоздать их личность, их жизнь.
— Однако нет заметных признаков, указывающих на необходимость вскрытия, — произнес Оберти все тем же рассеянным тоном.
В этот момент его взгляд упал на обложку «Голубой лилии».
— О! Кажется, точно такая фотография стоит в спальне на комоде… Это ее родственник?
— Сын, — тихо ответил Бертеги и уже громче добавил: — Да, я настаиваю на вскрытии.
Юный медик подошел к шкафчику и осмотрел остальные книги.
— Нет проблем, начальник — вы. Но все-таки скажите, какие у вас мотивы? Может быть, это поможет мне найти то, что вас интересует…
— По идее, вам должен был сказать об этом Клеман, когда вы были наверху. Есть одна деталь, которую вы не заметили…
Оберти немного склонил голову набок, словно удивленный щенок.
— …хотя вообще-то это и наш промах. (Бертеги взглянул в глаза юного судмедэксперта за стеклами очков, круглых, словно у Гарри Поттера.) В руке покойной была зажата телефонная трубка. Но линия оказалась перерезана.
Оберти, пораженный, застыл на месте. Но под взглядом комиссара его отвисшая челюсть вернулась на место, и он проговорил:
— Хм… не знаю, поможет ли вскрытие установить, кому именно она звонила, но крайне любопытно узнать то, что могла бы сообщить мать Николя Ле Гаррека…
Глава 2
Бастиан вынырнул из сна, словно из глубокого омута — еле переводя дыхание, с колотящимся сердцем. Несколько секунд он непонимающе обводил комнату глазами: высокий потолок с лепным узором в виде приторно-слащавых ангелочков, высокое окно-дверь, сквозь решетчатый переплет которого уже просачивался слабый бледно-серый свет осеннего утра… Когда его взгляд упал на камин, он успокоился: там, где полагалось бы гореть дровам, стояли плетеные корзины с его старыми игрушками: Джи-Ай Джо, Бэтмен и десятки других, которые теперь, когда ему было уже почти двенадцать, больше его не занимали — он отказался от них в пользу игровой приставки и магических карт.
Реальность вступила в свои права: несчастный случай с Жюлем… переезд… Лавилль-Сен-Жур… его комната.
Бастиан вздохнул. Так всегда было после кошмаров: несколько мгновений «зависания» между сном и пробуждением, потом — узнавание.
Он посмотрел на будильник, сделанный в виде разноцветного куба. На циферблате слабо светились цифры 6.35. Бастиан снова опустил голову на подушку и прислушался. Родители, скорее всего, еще спали — будильник у них звенел в 6.50, и до 7 утра никто из семьи Моро не показывал носа из спальни.
Но сейчас Бастиану не хотелось оставаться в постели — ни кровать, ни сама комната больше не казались ему убежищем. И потом, случалось иногда, что рано утром Патош связывался с ним по ICQ. Так что Бастиан мог пообщаться с приятелем в Сети. Это была связь с прежней, счастливой жизнью, и обещание будущей встречи — на рождественских или пасхальных каникулах.
Дрожа, он вылез из постели, натянул свитер поверх пижамы и сунул ноги в шлепанцы. В его спальне пол был паркетный, но в большинстве комнат нового дома — плиточный, и эти ледяные плитки, уместные в каком-нибудь средневековом замке, совершенно, на его взгляд, не подходили для современного жилища, где обитают нормальные живые люди, — особенно если раньше они жили в обычной современной квартире, где привыкли ходить босиком по ковровому покрытию.
Уже на пороге комнаты Бастиан внезапно остановился и замер.
Что-то было не так этим утром.
Пытаясь понять, что именно, он обернулся и оглядел комнату, которая все еще казалась пустой — точнее, была слишком большой, чтобы выглядеть загроможденной. Медленно осмотрел все, что в ней находилось: большую кровать, напоминавшую корабль, совсем новую, купленную недавно на распродаже; комод, привезенный из Парижа и расписанный матерью; постеры на стенах — Зидан на фоне гигантской рекламы игровой приставки Xbox 360, афиша «Властелина колец», шесть кадров из «Звездных войн», картины с подписью Каролины Моро…
Ощущение неправильности исчезло.
Он пожал плечами, вышел из комнаты, прошел по коридору и вошел в кабинет. Там к нему снова вернулось недавнее ощущение, что что-то не так, но Бастиан решил не обращать на него внимания. Он включил компьютер, набрал свой пароль. Компьютер начал загружаться.
Вот тогда Бастиан его и увидел.
Туман.
Все окно было затянуто пеленой тумана. Вот что изменилось этим утром. Во всяком случае, мир словно предстал в новом свете.
Туман… и свет, да. Белый. Густой. Ватный. Даже дневной свет в комнате, хотя и с трудом просачивался сквозь планки жалюзи, был иным.
Бастиан, забыв о компьютере, осторожными шагами направился к окну, словно приближаясь к красивому, но опасному зверю.
И вот он увидел туман — живой, чувственный, тяжелый и легкий одновременно; туман танцевал в саду, змеился вокруг деревьев, ласкал стены маленькой мастерской, которую мать устроила в бывшей хозяйственной постройке… И качался на качелях. В доме их почему-то всегда называли «садовые качели», как будто были и другие. И они постоянно слегка раскачивались — днем и ночью. Несмотря на то, что никто никогда на них не садился (Бастиан уж точно).