Проклятый город
Шрифт:
Встретившись с мисс Вайдегрен в холле «Виктории», Снегин пригласил ее посетить «Итальянское кафе», где прилично кормили и с террасы которого открывался недурной вид на храм Воскресения Христова и затопленную часть города за Обводным каналом. Место, на его взгляд, было подходящее — неподалеку от отеля народу, во всяком случае днем, немного, в меру экзотики и такое обилие полицейских вокруг, что можно не опасаться скандалов и дебошей подвыпившего хулиганья или не поделивших сферы влияния рэкетиров.
Двинувшись
— Вы, мистер Снегин, кажется, не столько радуетесь произошедшим в вашем городе переменам, сколько скорбите о них, — заметила мисс Вайдегрен, опровергая тем самым сложившееся у Игоря Дмитриевича мнение о том, что он попусту набивает мозоли на языке.
Оказывается, она слушала его внимательно и сразу уловила то, что он вовсе не собирался выставлять напоказ. Умение слушать и слышать — это поистине дар божий, ибо большинство людей предпочитают внимать самим себе, пропуская сказанное собеседником мимо ушей. Зачем прислушиваться к словам того, кто априори ничего дельного сказать не может?
— Не скорблю, а печалюсь. В городе теперь не отыщешь ни одной русской вывески, обитатели его говорят по-английски лучше, чем на родном языке, и из сударынь, барышень, дам и господ как-то незаметно превратились в мистеров, мисс и миссис.
— Вполне европейский город, насколько я могу судить. Мне здесь нравится, — сообщила Эвелина Вайдегрен, и Снегин подумал, что поторопился причислить ее к тем, кто умеет не только слушать, но и слышать.
— Вполне американский, или, на худой конец, евро-американский, хотите вы сказать? Это-то меня и печалит.
— Вам не нравятся американские города? Вы, как это называется… славянофил?
— Я русский человек, сударыня! — сказал Игорь Дмитриевич, делая ударение на последнем слове и, видя, что Эвелина то ли в самом деле не понимает его, то ли не желает понимать, добавил: — А вот и обещанное «Итальянское кафе». У нас есть рестораны, кафе и дома терпимости на любой вкус: немецкие, голландские, китайские, корейские, турецкие, узбекские и даже русские. Последние, разумеется, для особо богатых иностранцев.
— Я вижу, вы не слишком жалуете нас, мистер Снегин. А комплименты в адрес родного города воспринимаете, как высыпанную на рану соль.
— Если бы в Бостоне русский стал вторым, а то и первым языком, и мои соотечественники, скупив его на корню и перестроив по своему вкусу, восторгались потом результатами содеянного, вас бы, вероятно, это тоже не слишком радовало.
— А у ваших соотечественников остался свой вкус? — с невинным выражением лица поинтересовалась мисс Вайдегрен, и Снегин решил, что миссис она уж точно никогда не станет.
Они вошли в кафе и заняли столик, с которого хорошо была видна гладь Финского залива с крышами затопленных домов. На ближайшую из них опускался грузовой геликоптер, катера и аквабасы скользили по темной воде, подступавшей к краю набережной, но сквозь двойные стекла гул двигателей был почти не слышен. Кондиционеры поддерживали в зале приятную прохладу, дымоуловители исправно удаляли запах табака, и Снегин достал сигареты, вопросительно покосившись на мисс Вайдегрен.
— Курите и рассказывайте, что вам удалось сделать за сутки, — разрешила та, впервые проявляя признаки нетерпения.
— С удовольствием. Но, может быть, прежде вы скажете мне, где успели побывать и какими новыми сведениями разжились? — предложил Игорь Дмитриевич, с удивлением обнаружив, что несмотря на присущее Эвелине ехидство, чувствует себя в ее обществе непринужденно, и возникшая между ними поначалу напряженность, неизбежная при встрече незнакомых людей, растаяла с поразительной быстротой. «Ах да, она же социопсихолог, — вспомнил он, — и, стало быть, знает какие-то практические приемы, помогающие преодолевать отчуждение и устанавливать необходимые контакты в мгновение ока».
— Извольте, — легко согласилась мисс Вайдегрен. — Я переговорила с представителем администрации Маринленда, полицейским по фамилии Крапушин, и мужем Эвридики. Администрация подтверждает чудовищную чушь, опубликованную вашими газетами, и настоятельно рекомендует со всеми вопросами обращаться в полицию. Видеозапись, на которой зафиксировано бегство Рики с террористами, приобщена к материалам расследования, копии ее у них нет, и добавить к вышесказанному им нечего. Инспектор Крапушин информировал меня, что видеозапись, как и все сведения, относящиеся к налету на Первый филиал МЦИМа, не подлежит обнародованию и не может быть продемонстрирована мне, несмотря на родственные узы, связывающие меня с «соучастницей преступления». Вопросы и жалобы, если таковые возникнут, я должна адресовать начальнику седьмого полицейского управления Санкт-Петербурга, — Эвелина заглянула в записную книжку, — Андрею Авдеевичу Сиротюку.
— Плохо! Из этой разжиревшей на мцимовских харчах жабы много не вытянуть. Редкостный гад и интересы своих кормильцев будет защищать до последней капли сала, — с отвращением прокомментировал ее слова Игорь Дмитриевич. — Куплен давно и, к сожалению, весьма расторопен в услужении. Ну, а мистер Пархест?
— Потрясён и подавлен. Оскорблен в лучших чувствах. Просит не мучить его и оставить в покое. При упоминании о сбежавшей жене у него поднимается давление и начинается аритмия.
— А наркотики? — задал Игорь Дмитриевич вопрос, занимавший его, пожалуй, больше всего.