Проклятый из рода Распутиных. Том 2
Шрифт:
Мезенцев достал из нагрудного кармана белый шёлковый платок и поднял над головой.
— Как только коснётся земли, господа, начинайте сходиться, — проговорил он и разжал пальцы.
Все замерли, наблюдая за тем, как белоснежный лоскуток планировал вниз. Когда он распластался на земле, дуэлянты двинулись навстречу друг другу, медленно поднимая пистолеты.
Соперник Глинского выстрелил, не дойдя до барьера. По воздуху потянулась полоска дыма.
— Мимо! — крикнул Глинский, тоже остановившись.
По правилам, ему полагалось стрелять с того месте, где его застал выстрел противника.
—
Явно тянул время, заставляя соперника понервничать.
— Зря он так, — сказал сидевший рядом со мной мужчина в синем костюме-тройке. — Рука устанет, прицел со…
Договорить он не успел, так как грянул выстрел.
— Промах! — объявил Мезенцев через пару секунд. — Господа, оставайтесь на метах и отдайте слуге пистолеты.
Я решил, что поединок закончился ничьей, но оказалось, что лакей должен был перезарядить оружие. Проделал он это ловко и быстро, так что пистолеты были вскоре возвращены дуэлянтам.
— Стреляйте после сигнала на своё усмотрение, — сказал Мезенцев, подняв с земли платок.
Повторился номер с падением белого лоскута. Как только он коснулся травы, грянули два выстрела — практически одновременно.
Оба противника повалились на колени. Соперник Глинского замер на секунду и рухнул лицом вперёд. А тот, чья смерть интересовала меня, опёрся рукой и повернулся к распорядителю.
— Думаю, мне не помешает врач, — проговорил он и лишь затем медленно опустился на землю.
Секунданты кинулись к дуэлянтам. Мезенцев сделал знак лакею, и тот поспешно удалился. Видимо, отправился звонить в «скорую». Интересно, дотянет ли Глинский.
— Мёртв! — объявил секундант его соперника.
Вскоре стало ясно, что я ошибся: не прошло и десяти минут, как слуга привёл семейного врача Мезенцевых. Тот опустился возле Глинского, которого положили на спину, и, быстро осмотрев рану, положил на неё руки.
Это мне сразу не понравилось. Судя по тому, как действовал врач, он был целителем. Вероятно, из обедневшего дворянского рода, раз оказался вынужден работать семейным доктором у Мезенцевых. А может, какой-то их родственник. Так или иначе, его действия могли повредить запущенную в Глинского личинку. Поэтому я невольно подался вперёд, наблюдая за его успехами.
Прошло минут пять, прежде чем лекарь убрал руки и сделал слугам знак поднять пациента. Те унесли Глинского в дом, а врач подошёл к Мезенцеву и принялся что-то ему втолковывать. Хозяин дома слушал внимательно. Затем поднял голову и начал шарить взглядом по трибунам, пока не нашёл нас с Василисой. Я увидел в его глазах озадаченность. Похоже, лекарь обнаружил некроличинку. Проклятье! Мало того, что он её, конечно, устранил, так ещё и подозрение упало на меня, ведь именно я обвинил Глинского в нечестной игре. Конечно, формально на ужине присутствовали минимум три адепта смерти — считая Рябушинскую и Суворову. Вполне могли быть и другие. Но конфликт у Глинского случился именно со мной. Вроде, мне и незачем было подсаживать личинку, и возможности у меня, по идее, не было, ведь я не касался его после того, как он вышел из-за ломберного стола. А допустить, что я сделал это заранее, вроде, не с чего. И всё же, было ясно, что подозрение падёт именно на меня. Чёрт! Надо же было сцепиться с ним! Всё из-за дурацкого желания поквитаться за замечание о моей финансовой несостоятельности. Если б не это, я оказался бы последним, на кого подумали!
Мезенцев кивнул лекарю, и тот направился в дом.
— Господа, поединок закончился! — громко проговорил хозяин дома. — Прошу обратно. Здесь делать больше нечего.
Я ожидал, что он подойдёт ко мне, но Мезенцев не стал. В принципе, правильно: доказательств моей вины у него не было, да и зачем ему? Но про некроличинку он Голицыну наверняка сообщит. Когда тот очнётся. Если очнётся. Нужно найти способ проникнуть к нему и закончить дело. Интересно, куда его поместили. Наверняка в одну из гостевых комнат.
Войдя в дом, я заметил слугу, который привёл врача. Он торопливо шёл к лестнице с саквояжем в руках. Сак был явно не его, а лекаря. Значит, Глинского отнесли наверх.
— Кто-нибудь знает, из-за чего у них произошла ссора? — донеслось справа.
Повернув голову, я увидел нескольких гостей, собравшихся обсудить увиденное.
— Нужно спросить Рюмину. Кажется, это было при ней.
— А второй не выжил? Бедняжка! Сколько ему было?
— Наверное, за телом скоро приедут.
— Неужели всего девятнадцать?!
— Глинский серьёзно ранен? Думаете, выкарабкается?
— Кажется, в него впервые попали. Нет? Второй раз? Не знала.
Все эти фразы и их обрывки слышались со всех сторон, пока я шёл сквозь толпу по направлению к лестнице. Рябушинская шагала рядом, крепко вцепившись в мою руку, как в спасательный круг.
Я заметил возле окна Суворову с женихом. Они пили шампанское и болтали с другими гостями. Вообще, в доме царило волнение и оживление: всё-таки, только что состоялась дуэль, да ещё и со смертельным исходом. Большинство уже прикидывало, как будет рассказывать об этом дома, друзьям и знакомым.
— Мне нужно в уборную, — проговорил я, отцепляя от локтя пальчики Василисы. — Подожди меня здесь. Или вон с Наташей пообщайся. Я скоро вернусь.
— Хорошо, — нехотя кивнула девушка. — Наверное, гости скоро начнут расходиться, так что не задерживайся.
— Конечно.
Кивнув, я направился на второй этаж. Там в конце коридора царила суета. Сразу стало ясно, где находится Глинский.
— Прошу прощения, — обратился вдруг ко мне подошедший слуга. — Господин Распутин?
— Он самый, — ответил я, насторожившись. — Что случилось?
— Софья Павловна велела напомнить, что ждёт вас в кабинете.
Чёрт!
— И где кабинет? — спросил я после паузы.
— Я провожу.
— Ну, давай. Только мне сначала в уборную нужно. Какая ближе всего?
— Вот здесь, — лакей указал на дверь в нескольких шагах дальше по коридору.
— Жди здесь, я быстро.
Скрывшись в туалете, я первым делом заперся. Так… Комната, куда положили раненого Глинского, находилась через три двери от меня. Далековато. Но не критично. Хуже, если с ним постоянно находятся люди. А, скорее всего, так и есть. Это следовало выяснить. Мне требовались глаза в комнате, где он лежал.