Проклятый муж
Шрифт:
Сара слушала графа с недоумением. Неужели он только для этого позвал её в библиотеку и обозначил этот час в договоре? Так ведь она и сама бы на это согласилась. Неужели это всё?
– То есть вы хотите обучить меня? И ради этого в договоре прописали этот час?
– Спросила она удивлённо.
– А что вас удивляет?
– Граф устало откинулся на спинку кресла.
– Я же не знал, что за характер будет у тали Бален, будущей моей жены. Может быть, она упала бы в обморок при виде меня. А так, приписка в договоре обезопасило моё имущество от расточения хотя бы в ближайшее время после моей смерти.
Сара внимательно посмотрела на графа. Но за маской ничего не было видно. Спросить или не спросить?
– Зачем вы женились на мне, граф Даррен?
– Рискнула она, ожидая чего угодно - вспышки гнева, молчания, злости, но никак не того, что последовало за этим вопросом.
– Боюсь, графиня, вы мне не поверите. Видите ли, Проклятых не принято считать меценатами, людьми, способными на что-то из чистого альтруизма. Так что, чтобы я не сказал, вы всё равно будете считать только так, как вам удобнее, - Саре послышался грустный смешок под маской. Мысли её мешались. Граф сказал «из чистого альтруизма». Что это такое? Она сидела напротив него молча, пытаясь осознать только что услышанное.
– Ну так что, приступим к обучению?
Сара молча кивнула. Как жалко, что она не видит лица графа, да и ему ведь, наверное, неудобно в маске.
– Граф Даррен, вы можете снять маску, если вам неудобно. Я не боюсь вас, а Язен теперь в пансионе и его вы не сможете напугать, - сказала она и сама испугалась своих слов.
– Вы удивляете меня, графиня, всё больше и больше, - в голосе её мужа действительно чувствовалось изумление. Но он подчинился её просьбе и снял маску. Сара даже не вздрогнула. Наоборот, живое, хотя и изуродованное лицо, по сравнению с маской, показалось ей приятнее.
– Ну теперь вы довольны? Можете принести мне бумаги? Они лежат вон в том шкафу, на третьей полке.
Сара вздохнула, потом встала и принесла бумаги. Неужели граф будет действительно учить её? Но он, видимо, и не имел в виду ничего другого. Почти целый час он объяснял ей состав его состояния, и каких ещё возможных наследников, претендующих на его имение, следует иметь в виду. Сара слушала с удивлением и запомнила мало, хотя и старалась честно. Видимо, граф увидел, что она уже мало что понимает, поэтому сказал:
– Я вижу вы устали, графиня. Можете идти. На сегодня вы свободны. Завтра, если вам не трудно, в то же время.
Сара развернулась и хотела уже уйти, как её внимание привлекло выражение лица графа. Он скривился, как от боли. Почти не сознавая, что делает, она вернулась и спросила:
– Граф Даррен, если вам не трудно, посоветуйте мне что почитать. А то здесь немного скучно одной.
– С удовольствием, - если он и удивился, то вида не подал. Он встал, опираясь на трость, и направился между книжных рядов.
– Вы что любите? Любовные романы - вот здесь, история и политика - здесь, стихи
– на тех шкафах. Вот там свежие газеты и журналы. Генрих забирает их с почты раз в неделю.
Сара выбрала себе томик стихов и любовный роман. Этого хватит на пару дней. А потом она возьмёт что-нибудь ещё.
– Благодарю вас, граф, - она улыбнулась ему и направилась к себе.
Глава 7
Следующие дни прошли спокойно, если не сказать беззаботно. Сара уже не так боялась этого часа в библиотеке, да и граф с каждым разговором казался ей всё менее и менее суровым. Он действительно обучал её бумажным премудростям и деловым тонкостям. Но всё чаще она задавалась таким вопросом – рано или поздно он ведь объяснит ей всё необходимое, и что тогда они будут делать этот час в библиотеке? Не то чтобы ей не нравилось так проводить это время, но ответ на вопрос её очень интересовал. Сара начала догадываться, что графу просто одиноко, и он будет приходить только чтобы поговорить с ней. Мысль эта была смутной и не оформившейся до конца, но она тем не менее всё же была.
А ещё… Ещё графа было чисто по человечески жалко. Сара смотрела каждый раз на его шрамы, на то, как он с трудом, опираясь на трость, садился в кресло, как кривилось при этом от боли его лицо и невольная жалость пробиралась в сердце. Может быть, он совершил в прошлом какое-то страшное преступление, но уже, должно быть, много и много раз искупил его. Раньше она всегда думала, что клеймо – самый правильный способ для таких Проклятых преступников, но вот сейчас сомнения закрадывались в сердце. И почему нет такого обычая – если преступник искренне раскаялся и изменился, снимать с него клеймо? Сара вздохнула. Надо обязательно что-нибудь прочитать на эту тему, чтобы разобраться...
Она шла по едва освящённому коридору к библиотеке – взять какой-нибудь роман вместо того, прочитанного. Помнится, она набралась смелости и спросила у мужа, почему в доме всегда темно и услышала в ответ, что ему больно смотреть на свет. Интересно, есть ли вещи, делать которые ему не больно? А ведь ему всего сорок три, в полном расцвете сил… Сара вдохнула ещё раз и остановилась у знакомой двери. В библиотеке было внезапно темно. Если бы не свеча, которую она принесла с собой, было бы вообще ничего не разглядеть. Она направилась к шкафам с книгами и едва не вскрикнула, услышав тихий вздох. Сжав зубы, Сара повернулась, заставив себя не попятиться, и разглядела в темноте графа. Он сидел в своём кресле, за столом.
– Я, верно, напугал вас, графиня, простите. Я размышлял, - на его лице не было маски. Огонь свечи выхватил и резко очертил упрямый лоб, печально опущенные уголки губ и тёмные, почти сливающиеся с окружающим мраком глаза.
– Ничего страшного. Я пришла за книгами, - почти прошептала Сара, словно заворожённая, глядя на него.
– Вы уже прочли то, что брали в прошлый раз?
– Роман. Стихи я не прочла. Их не проглатывают, как романы, а смакуют маленькими глотками, чтобы почувствовать вкус.
– Или только лишний раз ощутить одиночество, - угрюмо ответил граф. А потом внезапно продиктовал на распев.
В пыль обратится камень,
Пеплом покроется лёд,
В прошлом огонь и пламень,
Сердце удара ждёт.
Звонкие птичьи трели
Белого зимнего дня,
Вьюжные сны метели.
Всё это - не для меня.
Горстка земли на могилу,
Да лунный полночный свет.
Сны только зря манили.
Был я, и вот меня нет.