Шрифт:
Геннадий ЕРОФЕЕВ
ПРОКОЛ
Фантастический детектив
Душа человека была создана для того, чтобы бродить по небу. Эдвард Янг
Когда я размышляю о краткости моей жизни, погруженной в предшествующую мне и последующую вечность, о ничтожности занимаемого мной и даже видимого мной пространства, заброшенного в безмерной бесконечности пространств, неведомых мне и не ведающих обо мне - мне становится страшно, и я удивляюсь, видя себя здесь, а не там, ибо нет никакой причины мне быть здесь, а не там, сейчас, а не тогда... Блез Паскаль
1
Я открыл дверь в кабинет Шефа и вошёл. - Шилды-шивалды, Шеф!
– сказал я. - Шилды-шивалды, дружок!
– Шеф полуобернулся к окну.
– Я полагаю, видок тебе нравится? За огромным, во всю стену, окном, на чёрном домино Вселенной, не мигая, безмолвно горели звёзды. Пространство, грандиозное и щемяще прекрасное, в то же время ужасало своим вечным молчанием. - Нет ничего прекраснее картины звездного неба - с деланным пафосом процитировал я. Шеф восседал за столом спиной к окну. Я так сидеть не любил. Говорят, человек инстинктивно старается сесть в помещении таким образом, чтобы видеть входную дверь. А если у вас с одной стороны дверь, а с другой Вселенная? Ну, а Шеф спокойно показывал спину Вселенной. - Нет ничего прекраснее нашей работы, мой мальчик, - желчно усмехнулся он. Это Шеф в самую точку попал. В общем-то, он всегда сразу берёт быка за рога, но сейчас, видел я, что-то он медлил. - Разрешите присесть, Шеф?
– сказал я, валяя дурака. Такие пункты политеса в общении с нашим Шефом были совершенно излишни. При всех своих недостатках ворчливый старик на выносил приёмов, церемоний, мишурного блеска и всех протокольных тонкостей этикета. При этом, однако же, странным образом умел, когда это было необходимо, держать каждого из нашей стаи метагалактических волков на дистанции. - Да садись ты, фигляр!
– Обезоруженный моей улыбкой Шеф протянул руку к сигаретнице, выбрал сигарету и наклонился к зажигалке, прикуривая. Я не без удовольствия опустился в кресло движением, невольно выдававшим замечательную тренированность моего атлетического тела, доставив озабоченному Шефу ещё пару весёлых секунд. - Хорош Фэгот, хорош, - распрямляясь на кресле и выпуская дым, неторопливо произнёс он и оценивающе посмотрел на меня.
– Застоялся жеребчик. Кресла у него в кабинете были поразительно удобными. Почти как в "понтиаке". Я никогда не курил и, разогнав дым, просительно сказал: - Не томите, Шеф. Не дайте помереть дурой.
– Мы тебе помереть не дадим, окутываясь медвяным дымком, хитровато прищурился Шеф.
– Теперь наскачешься. Вчера меня вызывали к высоколобым. Интересные, сказал бы тебе, ребята. Я-то ожидал, что этот их Институт Метагалактики вроде как дом Для престарелых, а там почти одна молодёжь. Серьёзные парни.
– Он насмешливо глянул мне в глаза. Знал я кое-кого из этих действительно серьёзных и хороших парней. Но посмеяться и подурачиться они любили и могли. Только общаться-то мне по долгу службы доводилось всё больше с плохими парнями, и круг своего общения не приходилось выбирать. Шеф продолжал: - Так вот, ты знаешь, конечно, что лет тридцать назад светлые головы установили совершенно точно, что мы живём в пространственно-замкнутой Вселенной. - Притом голубушка наша далеко не первой молодости, - усмехнулся я. Известно сейчас любому школьнику. - Ну да, ну да.
– Шеф любил, когда его понимали с полуслова. А в применении к данной ситуации он прекрасно знал, что когда-то я года полтора проучился в Университете. Это он и подобрал несостоявшегося физика, когда меня выперли оттуда за то, что я совершил на ректорской тачке "джой-райд" - тайную увеселительную прогулку с сокурсницей на чужой, естественно, для нас машине. "Крайслер" ректора был, как сейчас помню, канареечного цвета. - Мир наш на стадии сжатия, сейчас он меньше своего максимального размера, который когда-то имел, раза в три-четыре, - открыл Америку Шеф. - В пять, - уточнил я. - Ну вот, знаешь всё лучше меня.
– Он загасил сигарету. Слава Богу.
– Я нарочно сказал в три-четыре. Да, тебе палец в рот не клади. Он пригодится мне, чтобы сосать его, сидя на краю своей домашней лагуны, как у разбитого корыта. -Ну-у, зачем так мрачно, Шеф? Времени впереди ещё чёртова пропасть. Даже с учетом того, что жизнь исчезнет задолго до полного схлопывания Вселенной, - нарочито беззаботно сказал я, чтобы немножко его позлить.
– После нас хоть коллапс... Но Шеф лишь хохотнул. - Был у меня дядя, - поведал он, - такой любил повторять: "Надо всегда быть тактичным и хорошо кушать". Теперь засмеялся я: - Кушайте хорошо, иначе хана. Кажется, я чувствую, куда вы гнёте. Вот старушка спускается по лестнице, и её доброжелатель какой-нибудь спихивает вниз головой в лестничную клетку. Чтобы, значит, быстрее добралась. До кладбища. Угадал, что ли? - Угадал, в общих чертах. Тебя не проведёшь.
– Шеф выбрался из-за стола, прошелся.
– Поскольку естественными процессами мы не занимаемся, будем полагать, что имеем дело с "доброжелателем" ("доброжелателями"), или с самим Господом Богом... - А так как взять Господа Бога за одно место мы все равно никогда не сможем, - подхватил я, - то нужно искать "доброжелателя". - Все верно.
– Шеф помолчал. Поморщился.
– Теперь не обижайся, что буду говорить известные тебе банальности. Повторю их скорее для себя. Степень важности - самая высшая, дружок.
– Слушай дальше. Ты посетишь Институт Метагалактики и встретишься там с профессором Хабблом. Он посвящен. Профессор тебе несколько подробнее обо всём расскажет и поделится своими соображениями. Насчёт "доброжелателя". Я кивнул. Он, неторопливо прохаживаясь, вёл неторопливую же речь: - Потом ты отправишься в наш Технический Отдел. Машину свою сдашь им на диагностику и подготовку, а сам пойдёшь к медикам, к Лоренсу. Он тебе "откинет мозги на дуршлаг". Не протестуй, не протестуй, - видя, как у меня поехала вниз челюсть, сочувственно сказал Шеф, - сам знаешь, так надо. "Откинуть мозги на дуршлаг" на нашем жаргоне означало переписать с мозга всю информацию, снять все виды брэйнграмм и ещё Бог знает каких-то - грамм и сдать всё это на хранение в специальный архив нашего Медицинского Отдела. Та еще процедура. Я поднялся с кресла. Мы с Шефом, не сговариваясь, подошли вплотную к окну, начинавшемуся почти от уровня пола и встали рядом. Вселенная равнодушно взирала на нас. Сейчас Шеф должен сказать ещё кое-что. - Айвэн, дружок, - после некоторого молчания вкрадчиво начал он. Может быть, это дело окажется пустышкой. Но знай: если почувствуешь настоящую игру, то, - помялся Шеф, - мне очень неприятно говорить это именно тебе: не рискуй понапрасну и, если возникнет такая необходимость, не стесняйся приводить своих будущих противников к полному финишу. - Приведу их всех к полному финишу, - невесело сказал я.
– Чтобы не смели обижать старушку. А игра будет, я чувствую, и игра крупная.
– И через несколько секунд понял, что Шеф подводил меня к тому, чтобы я произнёс эти последние два слова. Теперь с моей же подачи он нанёс мне мощный завершающий удар: - "В этой великой игре мы одновременно игроки, карта и ставка, - с деланной напыщенностью, явно передразнивая меня, произнёс Шеф, с наслаждением наблюдая за моей реакцией.
– Никто не продолжит её, если мы уйдём из-за стола". Это был нокаут.
2
Выйдя из Департамента на прикрытую огромным прозрачным колпаком площадь, я направился на стоянку, к своему "понтиаку", модель "Жар-птица". На боку моей почти новой тачки нагло сияла длинная свежая царапина. Негр-уборщик на площадке, в белоснежном, без пятнышка, комбинезоне, изображал на пару с пылесосом кипучую деятельность. Увидев меня и подняв голову, он сочувственно улыбнулся мне: - Как полагаете, монет на пятьдесят царапина, а? Я не ответил. Всё было ясно. Кто-то хотел разозлить меня, чтобы отвлечь от чего-то другого. Жалкая попытка. Мой персональный страж уже несколько секунд верещал у меня в ухе: "На борту посторонний предмет! НЬ борту посторонний предмет!.." А когда я переступил границу частной зоны "понтиака", то же самое подтвердил и страж бортовой. Но непосредственной опасности не было. Я сел в машину. Несколько минут целенаправленного поиска - и я извлек на свет божий "суперклопа", ту из его разновидностей, которая использует для передачи сигнала корабельную же антенну. Ни Господь Бог, ни, тем более, "естественные процессы" не могли занести его сюда. - Ну, мудрецы, - пробормотал я себе под нос, испортил "клопа" и выбросил его в утилизатор. Ключ - в замок, ногу - на стартёр. Я не стал переключать топливную систему на тахионный газолин, я не стал надевать скаф: здесь было недалеко. Прошёл шлюзование. "Вперед и выше", - сказал я самому себе. Безынерционный "понтиак" и с царапиной на боку ходил изумительно. Через несколько минут я запарковал звездолёт на Земле.
От стоянки до Института Метагалактики было минут пятнадцать ходьбы. Я с удовольствием прошёлся пешком. Перейдя небольшой и узкий пешеходный мост, я направился прямо к Институту. По дороге я размышлял о том, зачем Шефу понадобилось оговорить именно такой порядок посещения мною "инстанций": Институт Метагалактики, Технический Отдел, Медицинский Отдел? Последние два относились к нашему Департаменту. Тривиальным выглядело то, что Технический Отдел шёл перед Медицинским. Так сберегалось время. Пока технари будут возиться с моим "понтиаком", Эдди со своими палачами прочистит мне мозги. Но почему первым стоял Институт? Постепенно я пришёл к выводу, что Шефу нужно было, чтобы я явился на "дуршлаг" к Лоренсу именно после разговора с Хабблом. Старик цеплялся за любой шанс, полагая, что моё подсознание, переваривая информацию Хаббла, сможет перекинуть нужные мостики от факта к факту, сможет достроить какие-то логические цепочки и так далее. Немаловажное значение имела в этом случае и моя сравнительная молодость. Поэтому брэйнграммы, снятые после важнейшего разговора, имели бы более высокую информативность и ценность. Как при успешном развитии операции, так и при моём провале и тьфу, тьфу, тьфу, - моём и Хаббла полном финише. Подходя к Институту, я был уже твёрдо уверен в том, что Шеф рассчитал всё совершенно правильно. Институт Метагалактики занимал небольшое здание на углу. Четыре этажа. Грязно-жёлтого цвета стены. Никакой доски с названием. К входным дверям вели высокие ступени со сплошными бетонными перилами. Я вошёл внутрь. В прямоугольном вестибюле, располагавшемся длинной стороной перпендикулярно входу, почти всё пространство напротив дверей занимали какие-то высокие стойки и щиты с непонятными диаграммами, графиками и таблицами. Обойдя их слева или справа, можно было попасть на лестницу и пройти на верхние этажи. Под лестничными пролётами находилось, как я уже знал, несколько дверей с шифр-замками. Странно, но запах здесь стоял, как в слесарной мастерской, где притирают детали, используя специальную пасту. Запах керосина и металла. Странный институт. Слева я увидел стол, за которым скучал сотрудник нашего Департамента. Позади него, в торцовой стене вестибюля, светилось окошко, за которым маячила расфуфыренная блондинка, ведавшая пропусками. Быстро получив пропуск, я обошёл унылые диаграммы и, предъявив документ вахтеру, спросил, как пройти к доктору Хабблу. - Доктор Эдвин Хаббл, третий этаж, комната 319, - вежливо объяснил вахтёр - плотный молодой человек в сером комбинезоне и мягких туфлях. Обоняя плотный запах, я поднялся по пустынной лестнице на третий этаж и пошел по коридору, устланному дешёвой дорожкой. Двери почти всех комнат держались почему-то открытыми. В незатейливых интерьерах маялись немногочисленные сотрудники. Дверь в комнату 319 тоже была распахнута. Стоявший у книжных стеллажей высокий худощавый человек в простом костюме, увидев меня, пригласил: - Входите. - Айвэн Фул - увы, - сотрудник, так сказать, Департамента, - представился я. - Эдвин Хаббл, - понимающе улыбаясь, назвал он себя. Открытое лицо, ясный взгляд светлых глаз. Он сразу понравился мне. - Пойдёмте-ка лучше в конференц-зал, - без церемоний предложил Хаббл. Меня всегда сковывают в разговоре и свои, и чужие кабинеты. Создадим хоть какое-то подобие нейтральной территории. Не возражаете? Не часто встретишь человека со схожей привычкой. Я с радостью согласился. В небольшом конференц-зале, которым оканчивался коридор, мы сели в дальнем от входа ряду, у окон, и я приготовился слушать. - Расскажу вам историю. Но очень коротко не выйдет.
– Он помолчал несколько секунд.
– Пространственная замкнутость нашего Мира установлена работниками нашего Института три десятилетия назад. Наша пространственно-замкнутая Вселенная, подобно большой "чёрной дыре", пребывает под своим гравитационным радиусом, за пределы которого не может вырваться ни луч света, ни какая-нибудь материальная частица, ничто. Вселенная - суть Метагалактика - давно уже перевалила середину жизни. Идёт сжатие, Вселенная проходит первые, пока ещё не столь губительные для жизни, стадии гравитационного коллапса. Сжатие происходит за счёт своеобразного "выпота", "испарения" элементарных частиц в окружающую вакуумную "пену", "первичный бульон". Это не противоречит тому, что я сказал о замкнутости Вселенной несколько секунд назад. В причудливом квантовом мире возможен туннельный эффект, благодаря которому элементарные частицы способны преодолевать непроходимый, казалось бы, барьер, перед которым пасует даже луч света. Поэтому какая-то часть вещества всё время "утекает" из-под гравитационного радиуса. Непрерывный и плавный процесс постепенно нарастает. Чем меньше становится радиус Вселенной, тем быстрее происходит "выпот" частиц. - Похоже на то, что происходит с исправным и хорошо накачанным футбольным мячом, - вставил я.
– Вроде бы ни дырочки, и ниппель исправен. Но если полежит несколько месяцев, то всё равно воздух выйдет, и мяч обмякнет. Аналогия, понимаю, не очень... - Ну почему же, - тактично сказал Хаббл, - вполне подходящая в первом приближении. Суть схвачена. Только вот ниппеля, будем считать, никакого пока нет. Но сейчас увидите, что он упомянут как нельзя кстати. Интересно, что в электрически нейтральной замкнутой Вселенной при внесении в неё минимального количества электричества, в виде одиночного электрона, например, - образуется сферическая горловина радиусом 10-33 см, связывающая её с Ужасным Великим Нечто - так назовем пока то, куда она может "открыться".
– Хаббл улыбнулся.
– Вот вам и ниппель. - Да-а... Теперь не хватает только "футболиста", который бы "стравливал" Пространство через "ниппель". - Не спешите. Дойдёт черёд и до "футболиста", - уверенно произнёс Хаббл. Хотя тут для нас ещё "темна вода в облацех". Мой интерес к разговору всё время возрастал. Слушать доктора Хаббла было легко и приятно. - Через такой "ниппель" всё равно ничто и никто не проскочит, - продолжал он.
– Мы отвлекаемся, вы понимаете, от ультрамикроскопических размеров. "Червоточина", "кротовая нора", "тоннель" - чрезвычайно образно, легко, и понятно для меня оперировал жаргоном космологов Хаббл, - закроется, схлопнется в неимоверно короткий промежуток времени при такой попытке "турникет" раздавит вас. И "стравить" Пространство не удастся. - И как же избежать схлопывания?
– со сдерживаемым нетерпением спросил я. Но здесь Хаббл развёл руками, несколько охладив мой нарастающий энтузиазм: - Пока не видно способа стабилизации "норы". Даже на теоретическом уровне. Однако вам, я думаю, хочется ближе к делу?
– Он словно угадал мои мысли. - А то у нас получается пока лишь лекция по космологии. - Для меня крайне важно всё, что вы говорите, - искренне уверил я. Нужно было впитывать информацию, чтобы заполнить ею до краев "дуршлаг" Эдди Лоренса.
– И, вдобавок, чертовски интересно. - Тогда слушайте дальше. Мы не сидели бы вчера здесь с вашим Шефом и сегодня с вами, если бы я не имел сказать более того, что уже сказал. Вот мои соображения.
– Хаббл посмотрел в окно и начал говорить так, будто лишний раз хотел убедить самого себя: - Наши наблюдения показывают, что уже три с лишним года происходят периодические ускорения процесса сжатия. Причем скорость сжатия возрастает на несколько порядков. Чтобы это представить, нужно знать, что естественное сжатие нашей Вселенной должно, по расчётам, продлиться 20...25 млрд. лет, а при постоянно открытом "ниппеле" - всего 100...150 тысяч лет. То есть фактически это катастрофа. Как-то я прочитал в научно-популярном журнале о старинной истории с пульсарами и потому усомнился: - А может быть, Разум тут ни при чём? Вспомните пульсары. - Я тоже сначала думал так. Процесс сначала носил случайный, хаотический характер. Но за полгода установился, систематизировался. Я связываю это с тем, что там, - Хаббл поднял палец вверх, - отработали, отрегулировали процесс, и теперь периодически "травят ниппель". Так сказать, рабочие будни. Не знаю, каким образом удалось стабилизировать "тоннель" и преодолеть другие, не менее грандиозные трудности. Одно несомненно: прежде всего нужно было внести лишний электрон во Вселенную. - И где же его в таком случае взяли?
– весь подобравшись, спросил я. - Сделали, - коротко и веско ответил Хаббл. - ?
– Вы что, серьёзно?
– я совершенно был сбит с толку. - Куда серьёзней!
– Хаббл не выдержал, вскочил с места.
– У нас всё было рассчитано, всё было подготовлено. Мы могли сделать электрон, мы должны были его сделать!
– вскричал он. Мы не смогли, не можем и не сможем сделать это. И я знаю, почему. - Почему же?
– осаживая себя, спокойно осведомился я. - Потому, что он уже есть. И второго создать невозможно: действует принцип запрета Нопфлера. И он не "собирается" - распадается, не успев родиться. Вот вам один из самых весомых доводов. Я тоже поднялся с неудобного дешёвого стула скромного конференц-зала, и мы с Хабблом уставились в окно. Всего часа полтора назад мы с Шефом вот так же стояли у окна его лунного кабинета. Но теперь за мутноватым стеклом вместо звёздного шатра виднелась вымощенная брусчаткой мостовая, серые унылые дома, железнодорожный виадук и плавно ныряющая под него улица, по которой я пришёл в Институт. Сыпал мелкий дождь. Немногочисленные прохожие уже раскрывали зонты. Хаббл нарушил молчание: - Уверяю вас: "ниппель" работает, - то, чего мы опасались, уже сделано. И сделано это людьми. Я подчёркиваю - людьми. Чуть позднее вы поймёте это. Хаббл был поразительно серьёзен.
– Но вы ведь ждете фактов, и фактов отнюдь не научных, вы ждете также, что я назову хоть какое-то имя.
– Щёки его порозовели, он волновался.
– Я могу ошибиться. Но я обязан назвать это имя. Я называю это имя - профессор Джестер Дёрти. Семь лет назад он ушёл из нашего института на вольные хлеба. Четыре года назад обнаружены первые нерегулярные ускорения сжатия. Три с лишним года назад они стали повторяться периодически. Три года назад мы предприняли попытки создать электрон. Они до сих пор не удались... - А всего час назад я обезвредил "клопа" в своём служебном звездолёте, - в тон Хабблу подытожил я.
– Да, доктор, я уже почти согласен с вами. Хаббл покивал головой. - Раз уж имя названо, то сначала буквально пару слов о профессоре Дёрти. Если можно.
– Произнося последние слова, я не юродствовал, как недавно перед Шефом, спрашивая у него разрешения сесть. Нам обязаны были говорить и показывать всё. Но Хаббла я именно просил. Он невольно вызывал уважение - этот человек, голова которого, в отличие от моей, не была набита преимущественно мускулами.
– А потом, хотя бы для очистки совести нам надо пофантазировать и ещё кое о чём, - добавил я. - Дёрти, - сразу сказал Хаббл, - типичный честолюбец и генератор идей. Великий эксцентрик, шутник и мистификатор. И голова у него удивительная. Но главное - он мизантроп. Так что при таком букете...
– Хаббл пощурился.
– Помните фильм, где старик, лежащий на смертном одре, поджигает сиделке газету?.. Короче, я его знаю. Он не остановится ни перед чем и способен на всё. Когда он покинул нас, ему было далеко за шестьдесят и он уже тяжело болел.
– Хаббл остановил на мне свой проницательный взгляд и, упреждая меня, спросил: - Я думаю, о земных связях вам сейчас не надо? - Не моя забота, - отозвался я.
– Здесь, на "огороде", подсуетится Земной Отдел. Информацию передадут, если надо. А мои сферы, как вы и сами понимаете, - в Большом Космосе. - Ох, об этих сферах в нужном вам аспекте мне судить, как ни странно, труднее.
– Он надолго задумался. Прошумел по виадуку поезд, потом ещё один, и ещё. Тускло блестела намокшая брусчатка; дождь лил, не переставая. - Ну вот, получайте, - наконец повернулся ко мне Хаббл.
– Если правда, что всё в детективных романах закручивается сначала в отеле, клубе или баре, то вот вам сразу и отели, и клубы и бары. Я говорю о комплексе "Платинум сити". Дёрти изредка наведывался туда. Приходилось бывать? - Нет. Но теперь побываю обязательно. А сейчас вернёмся немного назад и, как я вам говорил, пофантазируем. У меня несколько вопросов. - Валяйте, - махнул рукой Хаббл. - Вот вы говорили, что как только во Вселенной появится лишний электрон, сразу возникнет сферическая горловина. Но где, в каком месте, в каком уголке Мира? То ли у вас под рукой, то ли за миллионы парсек отсюда? И как её потом найти? - Мощный вопрос, - с удовольствием произнес Хаббл.
– Вы ведь хотели быть физиком?
– вдруг спросил он. - Хотел, но не очень, наверное. А потом прокатился с подружкой на чужом звездолёте... - Ну, ещё не всё потеряно. Только хотеть надо сильней. Вам сколько лет? - Тридцать два. - Мне сорок два. А вопрос действительно трудный, - вздохнул Хаббл.
– Я сам об этом всё время думаю. Но порадовать мне вас нечем. Искать горловину, просто прочёсывая Метагалактику - никакой жизни не хватит. Да и чем искать? Приборы... Мы, когда собрались делать электрон, намеревались сначала сразу же его заэкранировать. На время решения этой проблемы. Что-то мелькнуло в его глазах.
– Неужели Дёрти решил её? - А почему Дёрти, а не другие, инопланетные существа нашей Вселенной? продолжал я закидывать его вопросами. - Э, да вы же сами прекрасно понимаете. Они все не так давно слезли с деревьев. Звездолёты-то делать толком не научились. А Т-газолин, Т-двигатели, демпферы для звездолётов и почти всю другую сложную технику и технологию покупают у нас, у людей. В качестве же помощников или преемников Дёрти, согласен, они могут подойти. Вот фаллоусы, например. Кстати, внешне совсем не отличаются от людей. - Сам так думаю, - сказал я.
– Хотел узнать вашу точку зрения.
– А как тогда насчёт, как вы изволили выразиться, Ужасного Великого Нечто? - О, здесь у нас есть спец - Джон Вилер. Он разрабатывает гипотезу о системе всевозможных альтернативных квантовых вселенных. Они, по его мнению, существуют в параллельных "слоях" пространства - времени. Причём эти гипотетические вселенные находятся на различных стадиях эволюции и вот здесь Вилер расходится с нами - связаны между собой "кротовыми норами". То есть он полагает, что "кротовая нора" есть всегда, да при том и не одна. Таким образом, сверхвселенная Вилера предстает в образе чрезвычайно разветвленного дерева. Но пусть даже и так - "норы" эти всё равно не "развальцованы". - Ясно одно - усмехнулся я, - теперь популярная у нас в Департаменте поговорка "Вселенная пространственно замкнута - никуда они не денутся" теряет смысл. А что, хоть приблизительно, можно сказать о Мире, с которым мы, возможно, уже связаны, благодаря профессору Дёрти, "развальцованной трубкой"? - Здесь опять нужно сослаться на Вилера. Он полагает, что ближайшие к нам Миры, то есть те, с которыми мы непосредственно связаны "тоннелями", должны отличаться от нашего не намного. Не забудем, конечно, о различных стадиях эволюции. Например, говорит Вилер, та предполагаемая расширяющаяся Вселенная, в которую, может быть, прорубил окно профессор Дёрти, повторит историю нашего Мира с различием в деталях. А вот те Миры, куда можно попасть только через ближайшие к нам Вселенные - назовем эти Вселенные "проходными комнатами" - уже более отличны от нашего. И так далее. Но повторяю: это пока всё гипотезы Вилера. У меня захватило дух, честное слово. Гипотеза Вилера могла очаровать кого угодно. "Да, серьёзные ребята", - подумал я, вспомнив Шефа. Эдвин Хаббл наблюдал за мной с улыбкой: - Думаю, чисто случайно "прободение" произошло в расширяющуюся Вселенную, вот наше Пространство и перетекает туда. Расчёты говорят об этом. - Уф-ф, тогда ещё вопрос. Но ведь "тоннель" могли создать чудаки из той, расширяющейся Вселенной? - Вряд ли. Расширяющаяся Вселенная - молодая по самому своему определению. Полагаю, аборигены ещё не достигли такого уровня, как мы в нашей старой, сжимающейся. Хотя фаллоусов тамошние обитатели, может быть, и превосходят в развитии. Я продолжал засыпать Хаббла вопросами. Я заходил справа и бил его по корпусу, я заходил слева и наносил ему свинги в голову, я стремился достать его подбородок апперкотом, я потрясал его своими мощными прямыми в грудь и подлыми и коварными - поддых. Но он, хоть и по очкам, но выигрывал бой. С распухшей головой, повисая на канатах, сплетённых из его предупредительности и доброжелательности, я смиренно произнёс наконец: - Убедили. Но если в принципе есть действующий "тоннель", то выходит, что как мы сможем проникнуть к ним, так и они смогут проникнуть к нам. И что тогда - звёздные войны? - А вот это уж, извините, хлебушек вашего Департамента, - парировал Хаббл.
– Скажу лишь в утешение, что "тоннель" этот не надо ассоциировать с Ла-Маншским. Его эксплуатация должна быть не столь проста, а пропускная, так сказать, способность, энергетические траты... Но всё равно его существование создаёт нам массу проблем и прямую угрозу. Вы и сами понимаете, что игра идёт крупная. Как любят говорить космологи: "В этой великой игре мы одновременно игроки, карта и ставка". "Ну, Шеф, ну, плагиатор!" - весело подумал я и с важным видом закончил цитату: - "Никто не продолжит её, если мы уйдем из-за стола". Мы с Хабблом посмотрели друг другу в глаза и расхохотались. - Эдвин, - сказал я, впервые называя его по имени, - благодарю вас. - Не стоит, - просто ответил он.
– Зайдемте всё-таки на минутку ко мне в кабинет, я отмечу ваш пропуск. Мы зашли в комнату 319, где на столе лежало несколько листов писчей бумаги, хорошо отточенные простые карандаши и ластик. - Неужели с таким вот "реквизитом" вы решаете сложнейшие задачи? удивился я. - Да, реквизит предельно прост. Бумага, карандаш и ластик.
– Хаббл протянул мне пропуск.
– Вот, пожалуйста. - Проще некуда, - заметил я.
– Проще только у философов. Говорят, им даже ластики не нужны. Хаббл хохотнул: - Вообще смешно. И всё же философия имеет для нас исключительно большое значение. Мы тепло расстались с ним, и я покинул Институт Метагалактики.
3
Дойдя под мелким дождем до стоянки звездолётов и убедившись, что всё в порядке, я на аккуратном городском режиме перегнал "понтиак" на платформу нашего Технического Отдела. Дождь понемногу иссякал. На платформе под навесом ангара сидели и покуривали механик Скрю Драйвер и электронщик Плуг Каррент. - Шилды-шивалды, папуасы!
– приветствовал их я, выбравшись из звездолёта. - С кем поцапался?
– насмешливо осведомился Скрю Драйвер, жгучий полный брюнет в синем, на лямках, комбинезоне, указывая на царапину. - Не скажу, - в тон ему ответил я. - Тогда дай на пиво, - вступил в разговор подошедший Плуг Каррент, такой же жгучий брюнет, но худой и изящный, в белом лабораторном халате. - Держите, черти, - я протянул им бумажку. - Ты с нами не пойдёшь?
– спросил Скрю, хотя отлично знал, что я не пойду. - В другой раз, ребята. Тачку заберу через двое суток. Главное - демпфер. - Всё будет в порядке, - заверил меня Скрю, потирая жесткую чёрную щетину. Каррент меланхолично жевал резинку. Я попрощался с инженерами и, пройдя по крытой галерее, очутился на территории Медицинского Отдела. Я вошёл внутрь корпуса и на нужном мне лифте спустился метров на тридцать под землю в хозяйство Эдди Лоренса. Набрав шифр-комбинацию на двери и нажав кнопку оповещения, я выждал, пока сработает замок, открыл дверь и попал в приёмную-раздевалку, куда уже выходил навстречу мне Эдди. - Шилды-шивалды! - Шилды-шивалды, Айвэн! Куртку и обувь снимай здесь, надевай наши тапочки и пошли. - Помню, Эдди, ваши порядки. Я здесь всё-таки уже второй раз. Я снял куртку, ботинки, вбил ноги в тапочки и, пройдя несколько тамбуров, вступил вслед за полноватым и важным на вид Лоренсом в просторное помещение, куда выходили несколько дверей. Пол здесь был нескользский. Минимум мебели, если можно назвать мебелью пару мягких кресел и профессиональный массажный центр, стоявший у дальней стены. Тонко пела вентиляция, лился ровный успокаивающий свет. Было очень тепло. - Ну, старина, мозги у меня раскручены после визита к Хабблу. Как бы твой "дуршлаг" не коротнул, - пошутил я. - Не бойся, бродяга, не коротнёт, - сверкнул очками Лоренс.
– Давай сразу в ванную, - он указал на одну из дверей. - А цирюльник где?
– как можно более равнодушно спросил я. - Ха-ха! Дрожишь? Не так мандражируешь перед "дуршлагом", как боишься, чтобы тебе не обрили твой волосатый череп, Фэгот несчастный?
– Эдди потешался.
– Ты когда был здесь в первый раз? - Года три назад, - ответил я, не понимая, куда он клонит. Эдди самодовольно ухмыльнулся.
– Обходимся теперь без парикмахера. Аппаратура усовершенствована. Да я тебя и сам могу обрить, если что. - Садист! - Ну ладно. Клизму сделаешь сам или лаборантку звать? - Сделаю сам. А вот спину мне потереть пришли лаборантку. - Перебьёшься. Купи себе электроспинотёр. Я видел вчера в магазине. Цена без мочалки - шестьсот монет. Эдди ушел в "операционную", а я закрылся в большой ванной комнате, где имелся также унитаз. Здесь были приготовлены нижнее бельё моего размера, бритвенные принадлежности, куча полотенец и прочая туалетная дребедень. Я сделал клизму, опорожнил мочевой пузырь и кишечник, потом принял душ и, надев чистые плавки и чистые сандалии, прошёл в "операционную" к Лоренсу. В большой комнате, разделённой надвое стеклянной перегородкой, за которой хлопотали техники в белых халатах, было полутемно. Эдди предложил мне лечь на огромное ковшеобразное ложе, стоявшее боком к перегородке. Напротив меня, на стене, висели хитрые часы в белом корпусе с фосфоресцирующим циферблатом, разделённым на 48 часов. Я устроился на ложе, и действо началось. Смазливая лаборантка подала тяжёлый, весь в дырочках и пупырышках, шлем. Это и был "дуршлаг". Эдди занялся шлемом, подключая многочисленные провода и кабели, затем напялил его мне на голову. Пока Лоренс возился с "дуршлагом", девица обклеила все мои остальные, не закрытые шлемом части тела, целой кучей датчиков с длинными вермишелинами проводов. К моему облечению, к пенису ничего не приклеили. Сам я уже умиротворился и, как и полагается, настроился заснуть и был близок к этому, когда Эдди одобрительно сказал: - Хорошо расслабляешься. Молодец. Они с лаборанткой перешли ближе к перегородке, подключая разъёмы к ответным частям на панелях, вдававшихся из аппаратной в комнату. Эдди подошёл но мне. - Спи, моя радость, усни, - серьёзно начал он, а потом повторил то же самое ещё несколько раз. И я отключился.
4
Я проснулся, как просыпаются утром, правда, чувствуя себя несколько ошарашенным. Однако быстро взял себя в руки. Тело моё, несмотря на удобное ложе, затекло и устало. Приятная полутьма в "операционной" сменилась ровным, не раздражающим светом. Хитрые часы показывали 46 часов 31 минуту. Таким образом, я провёл на ложе почти двое суток. Примерно за такое, довольно приличное время, и происходит процесс "откидывания мозгов на дуршлаг". Подошёл Лоренс с лаборанткой, но уже с другой. Они вдвоём, привычно проделывая необходимые манипуляции, освободили меня от липучек и присосок, а в завершение Лоренс снял с моей головы шлем. - А ну-ка, вставай, бродяга!
– услышал я за спиной голос Лоренса.
– Не спеши и не убегай - сейчас лично сам тебя отмассирую. Скоро должен брякнуть Шеф. Он уже звонил. Хочет сказать пару слов перед твоим отлётом. Я выбрался из "корыта" и с наслаждением потянулся. - Всё нормально, Эдди? - С тобой-то всё нормально, - озабоченно сказал Лоренс. - А с кем тогда не нормально, старик? Ничего не отвечая, Лоренс провел меня в ту самую комнату с массажным центром и предложил мне лечь на топчан. - Снова ложиться, - изображая недовольство, пробурчал я. Эдди принялся осторожно массировать меня, постепенно наращивая интенсивность движений. Он в основном пыхтел и помалкивал - в общем, работал. Минут через пятнадцать я перевернулся на живот, и Эдди продолжил массаж спины. В это время прозвучал сигнал спецтелефона. Эдди рукавом халата вытер пот со лба, взял трубку и сунул мне. Звонил, конечно, Шеф. - Шилды-шивалды, дружок! Ну, как ты? - Процедура пройдена. Лоренс уже массирует меня. Сейчас закончим, побреюсь, перекушу - и в Техотдел за тачкой. Часа в четыре уйду с Земли. - "Платинум сити", конечно? - Да, Шеф! Он помолчал, как будто на что-то решаясь. Потом нехотя сказал: - Ты знаешь, Айвэн, Хаббл неожиданно заболел. - А эти недоноски из 9-го Управления научатся когда-нибудь ловить мышей? не сдержался я. - Не горячись, мой мальчик. - А что с ним? - У него что-то с животом, с желудком. Ты что, думаешь, его заболели? - Не сомневаюсь. Эти мешки из 9-го спят на ходу. Хаббл находится в нашем Медотделе? - Нет. Но я уже распорядился. - Когда он почувствовал себя плохо? - После разговора с тобой он пошёл перекусить в кафе, знаешь, за пешеходным мостом, у звездолётной стоянки. - Ну, я проходил по нему. Так что, подсунули что-нибудь в кафе? - Да нет, всё уже проверено. А вот на мосту он столкнулся с каким-то человеком со сложенным зонтиком в одной руке и с портфелем в другой. Был как раз обеденный перерыв, много народа на улице. Он извинился перед Хабблом раза два или три. - Его надо было взять. А эти ублюдки из 9-го вели съёмку? - Нет. Мы предпринимаем интенсивные розыскные мероприятия.
– Шеф вздохнул.
– Слушай, ты, наверное, прав. Всё это в одном ряду событий. Но как бы то ни было - ты на задании. Не отвлекайся. Кстати, тебе выдан Абсолютный Сертификат. Ты понял? У меня всё. - Привет Хабблу!
– сказал я. - Хорошо. Ни пуха тебе, ни пера. - К чёрту! Эдди, всё это время тихо сидевший в кресле, подошёл ко мне и отобрал трубку. - Ты знаешь?
– спросил я его. - Знаю, бродяга.
5
Закончив с Лоренсом и приведя себя в порядок, я выбрался на поверхность, перекусил в столовой Медицинского Отдела и перешёл на платформу к припаркованному "понтиаку". Вновь, как и позавчера, собирался дождь. Вновь хмурилось небо, которое через несколько минут мне предстояло пронизать насквозь и которое я теперь очень долго, или, как знать, вообще никогда не увижу. Рядом со звездолётом сшивался неприкаянный Скрю. - Принимай свою "Жар-птицу". Тачка в полном порядке. Нам и возиться-то с ней почти не пришлось. Царапина не в счет. Я поблагодарил Скрю, который напоследок спросил с хитрой улыбкой: - Куда летишь? - Здесь, недалеко, - сделав неопределённый жест рукой, небрежно ответил я. - Ну, пока, - понимающе подмигнул он. - Увидимся, аллигатор! Я влез в звездолет. Хотя предстоявший мне "хадж" не шёл ни в какое сравнение с лунной прогулкой, скаф надевать не хотелось. Но я всё-таки его натянул. Его всё равно пришлось бы надевать: я собирался полюбоваться Галактикой со своей излюбленной точки. Отказаться от этого было выше моих сил. Заняв анатомическое пилотское кресло своего "понтиака", я включил экраны и, произнеся заклинание "Вперёд - и выше", медленно, в городском режиме, оторвался от земли и от Земли. Привычно захолодало под ложечкой, и чувство лёгкой тревоги овладело мной. Старая-престарая песенка, незатейливая и наивная, которую я тихонько напевал, заменяла прощальную симфонию.
Солнце- к закату, Барометр - к дождю. В сердце тревога: Куда я иду?
Предстоящий прыжок в межгалактическое пространство выглядел до того обыденным, что эта крайняя обыденность просто потрясала. Выйдя за пределы атмосферы, погасив ненужные теперь экраны и .перейдя на Т-газолин, всё прибавляя и прибавляя скорость, я покидал ненавистную Систему. Я знал, что это было больше, чем просто улетать. Где-то позади остался подлый старый город, в котором никто никому не был нужен. Где-то позади остался абсурдный земной мир, веками создававшийся человеком и, тем не менее, оказавшийся чуждым ему самому. Где-то позади остался жёлтый карлик - догорающее свой последний миллиард лет наше Солнце. Скорость всё возрастала. Вот произошёл и первый сброс отбираемой у тахионов энергии. Сначала с большими интервалами, а потом всё чаще и чаще потекли с режектора огромной мощности молнии. Со стороны звездолёт наблюдался сейчас как гигантская трассирующая пуля. Я выходил из плоскости Галактического диска, чтобы обеспечить звездолёту оперативный простор, где он мог бы полнее реализовать свои возможности. Там звёзды гало - Галактической короны, куда я стремился выскочить из диска - не представят серьёзной помехи движению. Ведь плотность звёзд на кубический килопарсек в короне довольно мала. Выйдя из диска, я произвёл торможение. Мне предстоял первый маневр. Безукоризненно работающий демпфер звездолёта, отлаженный и настроенный большим любителем баночного пива Скрю Драйвером, сводил на нет инерционные силы. Тахионный безвибрационный двигатель "Буря-420Е" имел сам по себе беспредельные возможности (поскольку для тахионов не существует верхнего предела скорости), которые ограничивались лишь способностью демпфера нейтрализовать положительные и отрицательные ускорения. После проведённого на нулевой скорости маневра я пошел курсом, который должен был вывести звездолёт примерно в ту точку, в которой ось Галактики пересекается с описанной вокруг нашей звёздной системы сферой. Этот отрезок пути был уже значительно длиннее предыдущего и, доверившись автомату, я позволил себе вздремнуть. Сигнал, оповещающий о предстоявшем втором маневре, разбудил меня. Но до начала его я должен был выполнить свой традиционный ритуал. Я сориентировал корабль таким образом, чтобы он своим условным теперь в состоянии свободного парения "днищем" был обращен перпендикулярно плоскости Галактики. Передав заботы по стабилизации автомату, я опустил забрало скафа и, миновав двойной тамбур, выбрался на боковой мостик. И задохнулся. Вселенная захлестнула меня. Не замечая скафандра, она сразу проникла в мои глаза, в мой мозг, в каждую пору моего ничтожного бренного тела, в самые тёмные уголки моей изрядно подзапылившейся души. Моё сердце замирало от счастья единения с Мирозданием и в то же время тосковало от невозможности проникнуть в его Великую Тайну. Я наблюдал свою Галактику, повёрнутую ко мне плоскостью галактического диска. Огромное колесо со спирально закрученными спицами четырёх рукавов и ступицей ядерного утолщения - балджа - висело на чёрном ковре Пространства, расшитом редкими звёздами. Поразительная картина спиральных ветвей Галактики уже в который раз очаровывала меня. Где-то там, во всегалактическом спиральном узоре, в одном из спиральных рукавов, в его отрезке Орион - Лебедь располагалось частичкой этого узора и наше Солнце. Когда-нибудь, возможно, очень скоро, душа моя покинет меня и будет скитаться в безграничных холодных просторах Вселенной. Сможет ли кто-нибудь согреть её в той второй, огромной жизни? И суждено ли душе умереть когда-нибудь? Столкнётся ли она с лучшей долей, или же, так и не обретя телесного пристанища, будет мучиться миллиарды лет сомнениями, желаниями и надеждами в равнодушном окружении Вселенной? Безразличное ко всему Время неизменно будет струить миг за мигом, и наступит день, когда Вселенная снизойдёт в ад Коллапса, чтобы потом начать новый путь. Какой? И какой путь будет отмерен нашим душам? Я не знал. Но был уверен лишь в одном: кто был Ничем - не станет Всем никогда. С растревоженным сердцем вернулся я в корабль и сбросил скаф. Надо было переходить к обыденным, рутинным заботам. Звездолёт ложился на курс, ведший к комплексу "Платинум сити". Теперь он шёл точно по прямой, соединяющей центр нашей Галактики - Млечного Пути - с центром гигантской спиральной системы M31, известной также как Туманность Андромеды. И Галактика, и M31- самые массивные и яркие члены скромного скопления галактик, относящегося к нашей, Местной группе. Если на прямую, соединяющую центры этих двух звёздных миров, опустить перпендикуляр из системы Вольфа-Лундмарка (WLM), то точка его пересечения с прямой покажет местонахождение комплекса "Платинум сити". Система Вольфа-Лундмарка также принадлежит Местной группе, и от неё до IC342 протягивается почти прямолинейная цепочка галактик, одним из "звеньев" которой является M31 со своими спутниками. Таким образом, комплекс висит в межгалактическом пространстве и находится в полтора раза дальше от Галактики, чем от M31, но содержится и управляется нашими галактическими, более того - земными предпринимателями. Все эти данные выдал мне для справки навигационный блок корабельного Мозга. Эти и другие общие сведения о Местной группе были мне в основном известны, хотя на "Платинум сити", о котором говорил мне Хаббл, я не бывал. Конечно, подобных комплексов было предостаточно в окрестностях нашей Галактики и далее везде. Однако, как правило, их старались располагать на землеподобных планетах. Имеется достаточное количество звёзд классов более поздних, чем F2 - от F2, включая целиком класс G (Солнце имеет класс G2)-до K5, у которых есть планетные системы. Учитывая квантованность планетных орбит, в планетных системах звёзд этих классов почти всегда можно найти планету, обращающуюся вокруг местного солнца в так называемой "зоне обитания", то есть практически землеподобную. Комплекс же "Платинум сити" не являлся планетным сооружением, что в общем, было не очень удобно. Точнее, совсем неудобно. Но тем, кто "подвесил" его в межгалактическом пространстве, видимо и нужна была такая автономия, позволявшая им спокойно вершить свои, возможно, тёмные, делишки. Какие - и предстояло в первую очередь выяснить мне. А пока я прошёл в слиппер - анабиозно-спальный отсек, снял скаф в забрался в "спальник", намереваясь скоротать неблизкий путь в близком к анабиозу состоянии...
Поднявшись часа за полтора до прибытия, я не спеша и с удовольствием побрился, размышляя о том, что дата следующей подобной процедуры пока сокрыта мраком неизвестности. Затем рассовал по карманам своей цивильной и ничем не примечательной одежды лэнгвидж, целую пачку фольгированных облаток с таблетками, таковые же с настоящей медициной и массу прочих мелочей, не считая, конечно, мелочью деньги. Я сказал "ничем не примечательной одежды". Но всё это был специально разработанный, сконструированный и пошитый прикид, из которого мне очень нравилась довольно свободная в плечах и груди куртка, удачно скрывавшая автоматический пистолет под левой мышкой и флэйминг - он же брэйкер, он же дифитер - под правой. Так повелось, что крутые разговоры с выяснением отношений между разумными (о-хо-хо) существами велись в открытом Космосе в буквальном смысле слова на языке пуль. Именно пуль. Это стало как бы неписанным законом, традицией. Своего рода негласный кодекс привился совсем не из-за наличия у лихих людишек высоких нравственных и морально-этических качеств, а в силу большей безопасности огнестрельных "пукалок" в смысле сохранения герметизации космических объектов при стрельбе. Стенки станций, комплексов, звездолётов, маяков, буёв, жёсткие части скафандров держали удары пуль, тогда как лучи флэймингов прошивали их насквозь. Поэтому между субъектами (я не употребляю по вполне понятным причинам слово люди) всё шло по-честному. Однако по безлюдным объектам - зданиям, сооружениям, тем же звездолётам без людей, и так далее, пальба велась из всех возможных подручных средств, включая и вышеназванные флэйминги. Я поймал себя на том, что весь этот хлам - от отлаженного звездолёта до хорошо смазанного пистолета под мышкой - имеет лишь чисто психологическое значение. Всё это, знал я по опыту, годилось только до первой заварушки. А дальше... Как не раз уже бывало, все эти звездолёты, пистоли и прочее мне придётся сбрасывать, как сбрасывает свой хвост юркая ящерица в минуту опасности, и оставлять где попало отлаженное барахло - и хорошо, если только по своей воле. Правда, Шеф придавал экипировке именно на первом этапе заданий большое значение, что было, конечно, правильно, потому что с самого начала вселяло в нас уверенность. Но в конце концов вся наша жизнь есть не что иное, как сплошные пустые хлопоты. Размышляя так, я с лёгким вздохом отцепил свой персональный страж и спрятал его в тайничок. Проку от него было не так уж много, а вот светиться с серьгой в ухе мне не хотелось, как не хотелось и лишних вопросов. Напоследок я запросил из спецблока информацию о словесном портрете человека с зонтиком, фотографии профессора Дёрти, запись беседы с Хабблом и кое-какие данные о "Платинум сити". Всё это по просьбе заботливого Шефа впихнули в спецблок Мозга моего "понтиака" безденежные инженеры Технического Отдела. Просмотрев и прослушав данные, я стёр их и всё остальное, имевшееся в спецблоке. Надев скаф, уселся в пилотское кресло и немного настроился. Вскоре предстояло помимо скафа надеть и личину. Предстояло, может быть, дурачить людей, запугивать их, хамить им, блефовать перед ними и держать при этом ушки на макушке. Предстояло, вероятно, пить виски, да ещё двойными порциями и, не дай Бог, курить. "Ну нет, - твёрдо решил я, только не курить". Минут через десять автомат произвёл торможение и перевёл звездолёт в городской режим. Я включил экраны. Ощущение было такое, будто я прибывал на Центральный Вокзал. За несколько миль впереди сверкал огнями настоящий рукотворный звёздный остров. Это и был комплекс "Платинум сити".
6
Решив доставить себе удовольствие и провести швартовку, находясь снаружи, я, опустив забрало скафа, вышел на верхний мостик. Отдраив люк и освободив колонку, несущую штурвал и пульт, стоял я на мостике, глядя на медленно вырастающую махину комплекса. Он был изумительно красив, этот комплекс, межгалактический "платиновый город". Его основанием служила платформа, выполненная в виде огромного толстого диска, тускло-серебряно, словно настоящая платиновая монета, блестевшего среди бездонной, подсвеченной лишь редкими светляками звёзд, черноты пространства. Громадный полусферический прозрачный купол, закрывавший сооружения, здания и постройки комплекса, начинался в нескольких сотнях футов от края и казался почти неощутимым и невидимым. На всей кромке диска, на этом открытом космосу пространстве, словно разноцветные жуки на полях шляпы, прилепились припаркованные десятки и сотни звездолётов всех марок и мастей. Судя по разметке этой огромной кольцевой, окаймляющей купол площадки, тут имелись и подземные ангары, из которых на поверхность диска звездолёты выносились авианосными колоссальными лифтами. Под прозрачным куполом разросся настоящий город. Матово-голубые и серебристые параллелепипеды, гранёные цилиндры, призмы, конусы и башни, все чуть суживающиеся кверху, уютно светились янтарным светом редких щелевидных горизонтальных и вертикальных окон и выпуклых полусферических пуговиц фонарей. С моей стороны хорошо было видно ближайшее к прозрачной стене низкое цилиндрическое основание башни с далеко выступающей над стенками толстой таблеткой круглого промежуточного карниза. Вырастая из неё, возвышалась слабо сужающаяся башня в виде усечённого конуса с плотно напяленным на ^макушку канотье крыши. Несколько левее торчал высокий, также сужающийся кверху параллелепипед, связанный с башней высокой и узкой вертикальной перемычкой, не имеющий окон и примечательный лишь откинутым под прямым углом к фронтальной стене смотровым консольным мостиком, находящимся в верхней части. И слева, и справа, и в глубине от них теснилось ещё множество зданий, некоторые из которых венчались полусферическими янтарно-желтыми прозрачными крышами-колпаками, а другие плоскими нашлёпками или слепыми луковичными маковками сплошного голубовато-серебристого металла. От площадки, расположенной чуть впереди и левее цилиндрического основания башни, начиналась плоская лента подвешенной в воздухе дороги, которая, прихотливо петляя и забирая вверх и влево, исчезала в темноте квадратного проёма, вырезанного в толстой ножке грибовидного здания. Другая дорога, словно сатурнианское кольцо, опоясывала почти всю группу подкупольных сооружений и располагалась от поверхности диска на расстоянии, равном примерно половине высоты самых высоких башен. Над куполом, слева и справа, прицепилась пара гирлянд из гигантских шаров - гирлянд, казалось, бесконечных, постепенно теряющихся и исчезающих в перспективе. Шары радужно переливались яркими - оранжевыми, жёлтыми и зелёными - цветами. Словно нарезка по ребру колоссальной платиновой монеты, по всему периметру диска-платформы шла повторяющаяся надпись огромными светлыми буквами: "Платинум сити". На самом малом ходу я удачно ошвартовался справа от "форда" модели "Галакси-скайлайнер", название которой, старинное и использовавшееся ранее для дорожной машины, так хорошо подошло теперь звездолёту. Почти одновременно со мной, лишь несколькими секундами позже, запарковал свою грузовую цистерну "харвестер" с надписью "Сахар" на борту стоявший так же, как и я, на верхнем мостике, рослый малый в служебном рабочем скафандре. Свой звездолёт он поставил рядом с грузовиком той же марки "харвестер", отличавшимся от его корабля лишь формой грузового отсека, на котором белели буквы "Металлы". Убрав колонку и задраив люк, я ступил на твёрдую почву "Платинум сити". Бросил в счётчик монетку и потопал, ощущая несколько меньшую, чем земная, искусственную тяжесть, к ближайшему шлюзу или тамбуру. Выйдя из шлюза и оказавшись под колпаком - хотелось думать, что только в прямом смысле (пока?!) - я встретил предупредительного служащего, предложившего мне сдать скафандр в гардероб. Я не колеблясь воспользовался этой возможностью: ходить в скафандре было не слишком удобно. Получив жетон, поинтересовался у швейцара: - Скафандры снимать нужно обязательно на входе в колпак или нет? - Нет, что вы, - ответил он.
– В "Платинум сити" можно ходить в них и под колпаком и даже находиться во всех общественных местах, но только со снятым шлемом или, на худой конец, - он улыбнулся невольному каламбуру, с открытым забралом. К тому же везде есть гардеробы для скафандров. - Понятно. Тогда пойду сейчас вот в это общественное место, - я указал на низкое цилиндрическое основание башни, которую приметил ещё при швартовке. На промежуточной крыше горели буквы: "Бар отеля "Космополитэн". Служащий улыбнулся: - Отель "Космополитэн" - наш лучший и самый дорогой отель. - Он оценивающе посмотрел на меня.
– Но есть и подешевле. Правда, некоторые ночуют прямо в звездолётах. Я подошёл к дверям бара, на которых висела небольшая табличка с шутливой надписью "Добро пожаловать или сапогом под копчик", толкнул вертушку и вошёл внутрь. Заливался соловьем джук-бокс. Прокуренная полутьма колыхалась под большими потолочными вентиляторами. Довольно многочисленные посетители - в основном, как я понимал, из нашей Галактики, то есть "млечники", - и в скафандрах и без - облепили стойку или сидели за столиками в уютных, высотой фута в три, кабинках с мягкими стенками. Понятия я не имел, с чего нужно было начинать поиски "травильщиков пространства" и профессора Джестера Дёрти. Хаббл говорил, что Дёрти бывал на "Платинум сити". Вряд ли он сиживал в этом баре, хотя, почему бы и нет? Тут, чувствовал я, свободно покуривали "травку". Но потолкаться здесь, послушать для начала местные разговоры, наверное, стоило. Вслед за мной в бар прямо в скафандре ввалился рослый пилот "харвестера" сахаровоза и, шлёпая мощными рифлёными скафандровыми ботинками, направился к стойке. "Для таких и написано: "сапогом под копчик", - подумал я и, поколебавшись ещё секунду-другую, направился к настенному телефону. Взял телефонную книгу, нашёл страничку "Отели", бросил монету в щель аппарата и набрал номер первого в списке отеля. Делать мне было нечего, вот что. Имелся лишь один шанс из миллиона, что Дёрти находится сейчас на "Платинум сити". Чисто рефлекторно набирал я номера, попадал в очередной отель и через минуту-другую получал однотипный ответ: "Профессор Джестер Дёрти не зарегистрирован". В пятом или шестом по счёту отеле с чудным названием "Сэвой траффл" после затянувшейся неловкой паузы дежурный клерк вкрадчивым голосом осведомился: - Профессор Дерти? А кто его спрашивает? - Это его старый приятель доктор Хаббл, - наобум ляпнул я.
– Потом трубку на другом конце, видима, отстранили ото рта или заслонили рукой. Однако я успел расслышать удовлетворённо-презрительное хмыканье. И буквально через несколько секунд улыбающийся голос ответил: - Нет, не останавливался.
– Трубку положили. Что-то нехорошее почудилось мне в этом ответе. Смутная догадка витала в голове, вот-вот должен я был ухватить суть и смысл короткого диалога с дежурным клерком. И никак не мог. Чтобы не отсвечивать, я прошёл к стойке. В нескольких ярдах от меня на неё уже облокотился пилот "харвестера", тянувший виски и беседовавший с каким-то типом без скафа. Из-за включенного музыкального автомата почти ничего не было слышно, но я уловил слово "металл". Возле этих двух стоял бармен, противный толстопузый детина с поросячьими глазками, который, ну конечно же, протирал полотенцем ставший притчей во языцех во всех барах Вселенной идеально чистый стакан. Время от времени он с серьезным видом вставлял пару слов в разговор. Все трое, видимо, знали друг друга. Увидев меня, бармен прервал разговор и перешёл ко мне. - Что будете пить, приятель? - Вбейте колышек, если вам не трудно, - попросил я. Бармен одобрительно фыркнул и, нацедив мне двойную порцию виски и плеснув содовой, сказал: - Я вижу, вы не новичок в Космосе. Эту штуку на Земле называют "пег", не так ли? - Это уж точно, - охотно согласился я.
– Виски у вас хороший. - Вы курите, если хотите, - приветливо предложил он.
– У нас и "травку" можно и кое-что ещё - это вам не на Земле. Сюда многие летят, чтобы покурить. - Да я не курю с некоторых пор, - сказал я.
– Был у меня приятель, заядлый курильщик и хороший человек. Его приговорили к смертной казни через повешение. Палач уже напялил ему на голову капюшон, набросил на шею петлю - но тут вспомнили о последнем желании. Приятель мой, естественно, попросил сигарету. Сделал две-три затяжки и вдруг отбросил копыта инфаркт! С тех пор я точно знаю: курение - это преждевременная смерть. - Неплохо, - хохотнул бармен.
– Ну, я пойду: меня люди ждут, - сказал он, встречая подходящих к стойке новых посетителей, - а вы тут пейте. И вообще, не стесняйтесь. Я стоял, медленно тянул отличный висит и так же медленно оглядывал помещение. Пилот "харвестера" уже отвалил от стойки и, простившись с приятелем, топал к выходу. Но тут моё внимание привлекла, мягко говоря, странноватая сценка, имевшая место за одним из столиков. Я был шокирован, но через секунду сообразил, что наблюдаю фаллоусов обитателей планеты Фаллоу из спиральной галактики Туманность Андромеды, которые своим внешним видом совершенно не отличаются от людей. Я видывал их и раньше, но в таких обстоятельствах - впервые. Так вот, они просто пили из бокалов свой виски. И в этом не было бы ничего удивительного, если бы... Мда-а... Я, конечно, знал о земных животных погонофорах, обитателях океанских глубин, открытие которых явилось в свое время одним из самых неожиданных событий в зоологи. Как известно, погонофоры в передней части тела имеют щупальца, служащие для переваривания пищи и всасывания продуктов пищеварения. Ну а фаллоусы, внешне походя на людей, но имея совершенно иную физиологию, переваривали и всасывали переваренную пищу подобным образом, но только не щупальцами, которых у них не было, и не такими же, как у нас, пятипалыми ладонями, а... В общем, чудненький я наблюдал натюрмортик, когда трое фаллоусов, стоя у стола за бутылкой виски, засунули свои... в бокалы с "Королевой Анной". Никто не обращал на них никакого внимания - здесь видывали и не такое. В межгалактических комплексах уважались привычки и вкусы представителей всех галактических миров, и в отношениях в основном преобладала терпимость. Я тактично отвел взгляд от фаллоусов и встретился глазами со вновь подошедшим ко мне барменом, который, поняв, за чем я только что наблюдал, заговорщически подмигнул мне: - Это ещё что. Посмотрели бы вы на тех нелепых уродцев с планеты Ашар из системы SU917. Говорят, они работают задарма. Смешно, правда?
– заржал он, довольный своей немудрёной шуткой.
– Налить ещё? Но тут рядом со мной протиснулся к стойке разбитной парень, только что вошедший в бар и, обращаясь к нам с барменом, сказал: - Между прочим, там на парковке какой-то малый свихнулся: закачивает в бак своего "понтиака" сахарный песок. Я вдруг увидел, как злорадные огоньки загорелись в глазах у бармена, но лишь успел подумать про себя: "С этим ещё успею", - и выскочил из бара. Всучив жетон швейцару, молниеносно облачившись в скаф и щёлкнув фиксатором забрала, я прошёл томительное шлюзование и побежал к парковке, на ходу думая о том, как удалось вывести из строя корабельный бортовой страж. "Харвестер" медленно поднимался над платформой. Я бросился к своей "Жар-птице", мгновенно вскарабкался на верхний мостик, экономя время на шлюзовании: внутрь я успею перейти после, а сейчас самое главное - быстро выполнить стартовый маневр и лечь на параллельный "харвестеру" курс. Сорвал люк, вытянул колонку - ключ в замок, стартёр! Вперёд- и выше! Но это был лишь жест отчаяния. "Понтиак" с напичканными сахарным песком топливными баками, вяло чихнув несколько раз двигателем, не завёлся. Теперь, благодаря моей глупой попытке запустить двигатель, загрязнились, конечно, и все артерии топливной системы. Я был вне себя. Попасться на старый, всеми забытый, банальный трюк! Полиции, как и всегда в подобных случаях, поблизости не наблюдалось. Да я и не стал бы с ней связываться. Лихорадочно соображая, что делать, глядел я, как сахаровоз, тяжело и неуклюже поворачиваясь, совершает стартовый маневр. Внезапно распахнулся боковой люк "Галакси-скайлайнера", и его владелец, высунувшись по пояс из шлюза, что-то сказал мне. Преобразователь скафандра донёс земную речь, не модулированную лэнгвиджем, лежащим в кармане куртки, что подбодрило меня - всё-таки свой! Я быстро крикнул владельцу "форда": - Догоним "харвестер"?!
– и только тут до меня дошло: голос был женский. За забралом скафа я разглядел молодое и приятное женское лицо. - Садитесь!
– женщина призывно махнула рукой.
– Но давайте быстренько прошлюзуемся - я не хочу вымораживать свой "Галакси". Мы шлюзовались меньше минуты, которая, казалось, растянулась на целую жизнь. Женщина села в пилотское кресло и, включив экраны, стала поднимать звездолёт. Я уселся справа от неё. "Харвестер" уходил, медленно набирая скорость, как я понял, по направлению к NGC147. Так сказать, вперёд - и выше. Женщина подняла забрало, то же сделал и я. Терпкий запах прекрасных духов заполнил салон. Приёмистый "Галакси-скайлайнер" разгонялся легко. Мы настигали тяжёлый грузовой звездолёт. - Как вас зовут?
– обратился я к женщине. Она повернулась ко мне и оказалась яркой блондинкой с пухлыми губами и огромными чудными зелёными глазами. - Рита Холдмитайт, - пристально глядя мне в глаза, ответила она. И вдруг, с расстановкой, жестко и зло произнесла: - Ишь ты, красавчик! Что-то плотное и чёрное накрыло шлем моего скафа, и на какой-то миг я ощутил нестерпимо сладкий запах, будто спеленавший меня. И вырубился.