Прокурор идет ва-банк. Кофе на крови. Любовник войны
Шрифт:
Он подождал, пока схлынет толпа нагруженных, подобно вьючным животным, местных жителей, и вновь огляделся.
Но ни у первого, ни у последнего вагона Ярыгина не было.
Чертыхаясь, Оболенцев направился к автобусной остановке, но стоило ему сойти с перрона, как он сразу заметил стоящего возле мотоцикла Ярыгина.
Тот тоже увидел Оболенцева и энергично замахал ему ярко-красным шлемом. Второй такой же, предназначавшийся для Оболенцева, висел на руле мотоцикла.
Этот крепыш в кожаной куртке, похожий на революционного комиссара, всегда вызывал в Оболенцеве только светлые чувства – от друга шел поток положительной энергии.
Ярыгин, оборачиваясь и поглядывая на мотоцикл, рискнул пойти навстречу Оболенцеву.
Друзья крепко обнялись и троекратно расцеловались.
– Вроде не похудел! – ревниво оглядывая Оболенцева, заметил приятель. – Всю валюту небось на еду потратил?
– На наши суточные там не разгуляешься! – усмехнулся Оболенцев. – Один раз поесть в кафе, даже не в ресторане. Пришлось брать с собой обычный паек командированного плюс кипятильник.
– Где наша не пропадала – садись, прокачу! – Ярыгин кивнул на заднее сиденье мотоцикла.
Оболенцев надел шлем и поудобнее уселся на заднем сиденье.
– Ты почему не встретил меня на платформе? – поинтересовался он, вспомнив о своих мытарствах.
– Попробуй оставь мотоцикл без присмотра! – грустно заметил Ярыгин. – Мигом упрут!
Оболенцев расхохотался.
– И это у лучшего опера? – удивился он.
Ярыгин так рванул с места, что дальнейший разговор стал невозможен. К тому же у мотоцикла не было глушителя и он трещал, как крупнокалиберный пулемет. Да и неровности дороги не располагали к беседе, особенно когда несешься во весь дух.
Оболенцев уже знал манеру езды друга. Тот в свое время занимался гонками и уверенно перескакивал рытвины, лихо брал повороты, почти не снижая скорости, так что Оболенцеву приходилось крепко к нему прижиматься, чтобы ненароком не вылететь из «седла».
Компания «трудных» подростков с сигаретами в зубах замерла как вкопанная, всматриваясь сквозь клубы пыли в быстро удаляющийся мотоцикл.
А Ярыгин уже совершил последний вираж и резко затормозил возле подъезда одной из хрущоб.
Когда смолк треск мотоцикла, Оболенцев почувствовал себя, как солдат после тяжелого боя с превосходящими силами противника. Он с таким блаженством внимал тишине, что Ярыгин не выдержал и рассмеялся.
– Балдеешь? – спросил он, улыбаясь.
– Это наслаждение! – громче обычного проговорил Оболенцев. – Особенно после твоего крупнокалиберного пулемета, почему-то называемого мотоциклом.
– Ты же читал в романах: «Протарахтел мотоцикл…» Точно так же пишут о пулемете! Подожди меня, я сейчас спрячу машину в гараж…
– Гараж купил?
– Гараж соседа, разве я тебе не говорил?
– Нет, Маши дома нет?
– На работе, но придет пораньше, я ее просил.
– Зачем? – поморщился Оболенцев.
– Кормить тебя будет. Я мигом! «Жди меня, и я вернусь, только очень жди».
Действительно, Ярыгин не задержался. Минут пять-семь прошло, не больше, как он присоединился к Оболенцеву.
– Все в порядке! Пошли пить коньяк.
– Здоровье в порядке, спасибо зарядке! Можно и выпить.
– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет! – подхватил Ярыгин.
Они поднялись на второй этаж, где в двухкомнатной «распашонке» жил Иван Ярыгин с молодой женой. Впрочем, и Ярыгина назвать старым было никак нельзя – около сорока.
Оболенцев сразу заметил, что одна из двух смежных комнат квартиры приготовлена для ремонта: мебель из нее была вытащена в гостиную. Оболенцеву очень нравился громадный платяной шкаф красного дерева.
– Ты зачем наследство далеких предков вытащил в гостиную? Никак к ремонту готовишься?
Ярыгин почему-то обиделся:
– Это «наследство далеких предков» – предмет восхищения антикваров. А ты говоришь…
– Ничего я не говорю! Я сам им восхищаюсь!
– Да ну! В следующий раз приглашу подвигать его из этой комнаты обратно, на место.
– Можем это сделать прямо сейчас.
– На что это ты намекаешь? – нахмурился Ярыгин.
– Тонкий намек на толстые обстоятельства! – засмеялся Оболенцев.
– Садись в кресло, – приказал Ярыгин, усаживая друга у журнального столика, на котором томились перевязанная шпагатом коробка с тортом и бутылка обещанного коньяка «Белый аист».
Оболенцев удобно устроился в кресле.
– Что это ты ремонт затеял? – притворно удивился Оболенцев, оглядывая давно требовавшую ремонта комнату. – Вполне еще пару лет можно было пожить.
– Некоторые и под мостом живут, – заметил Ярыгин, – вообще никакого ремонта не требуется. Кому что нравится!.. Не томи, рассказывай, как они там, за бугром, справляются с кризисом перепроизводства?..
Ярыгин хлопотал без устали, накрывая на стол с проворством, которое сделало бы честь любой хозяйке. Он вытащил из холодильника заранее нарезанные закуски, уже разложенные по тарелочкам, и завершал приготовления к трапезе, тщательно протирая полотенцем бокалы.
– Кризиса перепроизводства я, каюсь, не заметил, – зевнул, услышав газетный штамп, Оболенцев, – но, думаю, Ванюша, не так успешно, как мы…
– Если ты даже кризиса перепроизводства не заметил, – многозначительно протянул Иван, – значит, наверняка ездил по заданию Комитета Глубокого Бурения.
– Если в этой конторе раньше времени узнают об одной моей встрече, – честно предупредил друга Оболенцев, – мне от моего начальства точно не поздоровится.
– Да ну! – протянул насмешливо Ярыгин. – Не знал, что мой друг – тайный «досидент».
– Не проговорись самому себе во сне, – засмеялся Оболенцев. – А то узнаешь и «послесидента».