Прокурор
Шрифт:
– Ты в нарды играть умеешь? – спросил Лелик.
– Нет, – ответил Владимир.
– Ну, садись вот тут, будем учить. Ой, забыл: ты ж у нас еще без погоняла 1 ходишь…
Так Владимир стал Банзаем.
Глава 3
В течение трех дней, прошедших после этапирования мужа в СИЗО, Катя узнала, что его дело расследует окружная прокуратура, а расследование взял под свой личный контроль прокурор ЮВАО Олег Дмитриевич Самохин. К нему-то на прием и записалась сегодня Катя Назарова.
1
Прозвище (жарг).
На приеме она была первой.
– Здравствуйте, – сказала Катя в дверях. – Мне можно войти?
И услышала в ответ:
– А-а, это вы подходили ко мне в милиции и спрашивали про мужа! Я вас помню, как и всякого, кого вижу впервые. Ну, проходите.
Катя вошла. Самохин сразу отметил, что женщина она красивая: среднего роста, крашеная в бордо, с ласковыми круглыми глазами, с румяным, припудренным личиком и маленьким, аккуратным носиком. Синие глаза как-то по-особенному выдавались из-под естественно черных ресниц. Катя волновалась, и румянец на ее щеках алел все больше, придавая лицу совсем уж кукольный вид. По годам ей было не более тридцати.
Разглядев Катю внимательней, Самохин предложил ей снять верхнюю одежду, а когда Катя стала раздеваться, он счел нужным помочь ей. И повесил ее пальто на вешалку рядом со своим, заметив про себя, что более красивой и милой женщины он уже давно не встречал.
– Присаживайтесь, – сказал Самохин. – Как ваше имя-отчество, простите?
– Катерина Александровна.
– Катерина Александровна Назарова, верно?
– Да.
– Что ж, отлично, вот и познакомились. Теперь я вас слушаю. Что за дело у вас ко мне имеется?
– Олег Дмитриевич, я хочу знать, почему мне не разрешают видеться с моим мужем?
– Он у вас в СИЗО?
– Да.
– Тогда все просто, уважаемая…можно просто Катерина?
– Александровна, – резко повторила Катя.
– Ладно, будь по-вашему, Александровна так Александровна. Вернемся к проблеме. Во-первых, закон не позволяет лицам, находящимся в предварительном заключении, видеться с близкими и получать от них письма, только передачи; во-вторых, я лично контролирую расследование по делу вашего мужа, и следователь, который расследует убийство, совершенное вашим мужем, доложил мне на неделе, что Владимир Назаров отрицательно ведет себя в заключении, в связи с чем администрация изолятора вправе наказать его в виде тех же запретов на свидания.
– Но в тюрьме же свидания с родственниками разрешены.
– Тюрьма – это совсем другое. Вы знаете, чем тюрьма отличается от изолятора?
– Чем?
– В тюрьме содержатся лица осужденные, вина которых доказана, а СИЗО – мера скорее профилактическая. Вот я усмотрел в вашем муже опасного преступника и потому счел нужным взять его под стражу, чтобы он еще кого-нибудь не убил. На суде ему срок, проведенный под стражей, зачтется в срок отбытия наказания.
– Володя никого не убивал, черт возьми! – крикнула Катя, вскочив со своего места.
Самохин и бровью не повел, смотрел на Катю чуть прищуренным правым глазом.
– Да? А кто это докажет? За время двухнедельного следствия так и не было найдено ни одного свидетеля оправдания.
– А обвинения? – Катя опять села.
– На этот ваш вопрос, дорогая Катерина Сановна, я ответить не могу. На него нет ответа, потому что он из области тайны следствия, а она, да будем вам известно, разглашению не подлежит.
– Неужели я так и не увижу Володю, пока он в неволе?
– Боюсь, что нет.
– Но Васянович – начальник изолятора – сказал мне, что прокурор, под чьим надзором находится дело обвиняемого, в исключительных случаях может похлопотать о свидании.
– Я не начальник изолятора и не отвечаю за это учреждение, – возразил Самохин. – И какой у вас исключительный случай?
Катя не знала, что ответить, поэтому не смогла ничего придумать.
– Молчите, – произнес Самохин, – чрезвычайных причин нет. В таком случае нам пора закругляться – у меня ведь вы сегодня не одна. – Он нажал кнопку селектора. – Анастасия Викторовна, ко мне ещё есть кто-нибудь?
– Пока два человека, Олег Дмитриевич, – ответила секретарь.
– Я не перестану обивать ваш порог, пока не добьюсь своего.
Катя поднялась со стула и пошла к вешалке прямой походкой. Спинка, как струна, округлые, пышные формы и ножки – ровные, форменные, будто выточенные… Самохин раздевал ее взглядом, не отводя глаз, следил за каждым Катиным шагом и движением, медленно измеряя ее глазами с ног до головы. Катя, напротив, не обращала на него внимания.
Глава 4
– Ну-с, Владимир Сергеевич, так как же: будете вы что-нибудь говорить или нет?
– Лучше я промолчу. Зачем что-то говорить и оправдываться, если вы мне все равно не верите? – Владимир Назаров сидел напротив следователя в комнате для свиданий, но совсем не смотрел на него. Взгляд его выражал полную апатию к допросу, взор был туманным, глаза пусты. За третью неделю своего пребывания в СИЗО он уже от всего устал.
– Основание не верить подследственному, уважаемый Владимир Сергеевич, право следователя… Хочу – верю, хочу – нет, тем более что у меня есть причины не верить вам.
– А можно узнать, какие?
– Улики, главным образом. И прямая улика вашей виновности очевидна: вас взяли на месте, как говорят, тепленьким.
– А почему вы исключаете ту возможность, что я труп просто случайно нашел?
– Кто может подтвердить, что так оно и есть на самом деле? Есть у вас хоть один свидетель этому?
– Не знаю.
– Вот видите: вы не знаете, чего и следовало ожидать! А если бы…
– Искать свидетелей – не моя работа, – перебил Назаров горячность следователя. – Послушайте, Игорь Андреевич, если вы пришили целую статью, если я в ваших глазах обвиняемый, то почему мне до сих пор не дали адвоката? Я, между прочим, здесь уже третью неделю нахожусь.