Прокурор

Василевская Соня

– Да, я согласна. Я принимаю ваше предложение: уж очень много и красиво вы мне наобещали. Но цена моей услуги должна вложиться в такую сумму, чтобы мне хватило улететь куда-нибудь далеко.

– Я вам заплачу, сколько скажете, – заверил Самохин.

– Тогда примите и вы мое условие, товарищ прокурор. – Дарья полюбовалась своими наманикюренными пальчиками.

– Какое?

– Деньги за эту ночь вы мне заплатите вперед. Иначе я не согласна.

– Завтра, я вам обещаю, вы выйдете на свободу и придете ко мне на прием. В любое время.

– Это все? – хмуро спросила Дарья.

– Пока – да.

– В таком случае я пошла. – И напоследок удостоила Самохина неласковым взглядом.

Глава 6

После полудня следующего дня Дарья Киселёва была освобождена из-под стражи. На воле ее встретила холодная осень и серые дожди. Только начался ноябрь. У ворот изолятора Дарья почему-то ожидала увидеть Самохина, но, не увидев, вздохнула свободно.

Автобус уносил ее на Волгоградский проспект, где дома ждет ее мама, а муж на работе. В личных вещах Дарьи, которые ей вернули по выходе на свободу, были ключи от квартиры. Дарья открыла дверь, тихонько разделась и неслышно прошла в спальню к маме.

Мама спала. Дарья присела возле ее кровати на корточки и несколько раз погладила по голове, поцеловала. Мать зашевелилась и быстро проснулась.

– Кто здесь? – сонным голосом спросила она.

– Здравствуй, мама, – широко улыбалась Дарья.

– Кто это?

– Я, мама, я.

– Даша, ты, что ли? Не может быть! Ты ж в тюрьме была…

– Была, мама, да выпустили. Самохин выпустил меня, мама. Он мне меру пресечения изменил.

– Не может быть! Господи! – заплакала мама и крепко обняла дочку. – А мне с тобой даже видеться не разрешали.

– Это нельзя, правда. Можно только письма и передачи.

Так сидели они, молча и обнявшись, минут пять. Потом Дарья сказала:

– Мамочка, мне надо позвонить, ты погоди немного, хорошо?

Звонила она на сотовый.

– Добрый день, Павел Егорович, это Киселева беспокоит. Откуда я звоню? Из дома, с квартиры на Волгоградском проспекте. Что я тут делаю? Маму обнимаю. Паша, ты можешь сейчас ко мне приехать? Да, именно сейчас. Слушай адрес…

Адвокат Становенко прибыл по просьбе своей клиентки очень скоро. С собой он привез легкий букетик осенних цветов.

– Это тебе, Даша. Прими, пожалуйста, мой скромный подарок. С возвращением на свободу.

– Спасибо, – ответила она, однако, равнодушно принимая букет. – Я мигом, а ты проходи в зал, не стесняйся.

Поставив цветы в воду, Дарья вернулась и рассказала адвокату и маме об истории своего освобождения.

–…так что у нас с Самохиным как бы сделка. Он принял мои условия, я – его. Но я не собираюсь спать с ним, у меня нет такого желания, понимаете? Я хочу его обмануть: получить деньги и уехать куда-нибудь.

– Куда ты поедешь? – остановил ее Становенко. – Это ж виза ж нужна, тебе ж не дадут.

– Лишь бы Самохин в розыск не подал, а я согласна, – недолго колебалась Дарья.

– Хорошенькие дела, черт возьми: постель с прокурором в обмен на свободу, – хмыкнул Становенко.

– Да, Паша, именно так. Знаешь, он ведь и в первый раз предлагал мне то же, и если б я тогда согласилась, в изолятор вообще бы не попала.

– Даша, ты хоть меня в курсе держи, – настаивал Становенко. – А я, в свою очередь, буду информировать тебя и скажу, какие меры принял Самохин в связи с твоим побегом от него.

– И если можно будет, – сказала Даша матери, – Паша сообщит мне, можно ли мне будет позвонить вам с Сережей.

– А писать ты будешь? – опять заплакала мать.

Дарья и Становенко переглянулись, адвокат подал Киселёвой какие-то лишь ей одной понятные жесты. Даша обняла мать.

– Понимаешь, мамочка, ради собственной безопасности вы с Сережей не должны знать, где я буду. Так, на всякий случай, если вдруг возьмутся допрашивать.

–…чтоб вы не проговорились, – подсказал Становенко. – Даже я не буду знать, где находится Даша. Я только могу вам сообщать, что мне она звонила и докладывала о себе. Поверьте, я очень хочу помочь вашей дочери. Помочь во всем и, главное, не допустить, чтоб она снова оказалась в тюрьме.

– Мамочка, а теперь нам пора. Самохин ждет меня сегодня.

Крепко обнявшись на прощание, мать благословила дочь на дальнюю дорогу и села у окна смотреть, как Даша покидает ее.

Дарья и Павел Егорович вышли на крыльцо. Становенко подвел ее к своей машине. Садясь в салон, Киселева инстинктивно обернулась на свое окно. Мать махала ей рукой. Даша помахала в ответ, и машина тронулась со двора.

В ближайшем же киоске радиодеталей Павел Егорович купил маленький карманный диктофон и кассету и вернулся к Дарье.

– Скажи, Даша, а ты веришь, что Самохин заплатит тебе, как обещал?

– Теперь верю. Вчера он обещал мне, что сегодня я выйду на свободу, – и вот, я вышла.

– Дашутка, предложение, которое тебе сделал Олег Дмитриевич, вполне в его духе, а ты сочла возможным – даже полезным – не отказаться от него. Правильно сделала. А обещание свое сдерживать не хочешь. Тоже справедливо. Держи это, – Становенко протянул ей диктофон.

– Зачем?

– Объясняю: ты идешь к Самохину, берешь у него деньги и договариваешься об этом самом. А вот это, – Павел Егорович ткнул в диктофон, – осторожно включишь во время вашего разговора: придет время, и информация, записанная на этой пленке, станет важным компроматом и вещдоком.

– Неужели такой день когда-нибудь наступит?

– Будем надеяться, Дашутка. Но, сказать по правде, я давно подозреваю, что Самохин Олег Дмитриевич… как бы это сказать? Словом, что есть факты, на основании которых его самого можно было бы привлечь к уголовной ответственности. И, возможно, на солидный срок.

Наконец, машина притормозила у здания прокуратуры ЮВАО.

– Диктофон положи в карман и иди, – проинструктировал адвокат Киселеву в последний раз, – а я буду ждать тебя здесь.