Шрифт:
ГЛАВА 1
Посёлок Пролетарский, затерянный среди невысоких холмов, выглядел опустевшим, словно на него сбросили нейтронную бомбу. Старые кирпичные дома, выцветшие и посеревшие от времени, уныло громоздились вдоль узких улиц с потрескавшимся асфальтом. На крышах из шифера, поросшего мхом, скучали стаи голубей. Изредка по улицам, нарушая устоявшуюся тишину, сонно проезжали немногочисленные автомобили. Высокие тополя и столетние дубы, заботливо высаженные вдоль тротуаров много лет тому назад, играли молодыми зелёными листочками на ярком утреннем солнце. Во дворах кое-где одиноко посиживали на скамейках старушки, и малочисленные дети от полутора до трёх лет с сосредоточенным выражением лица тихо ковырялись в песочницах. Было 9 часов утра. Взрослая часть населения уже работала, а молодёжь ещё не вернулась со школы.
Школа в посёлке была одна. Она представляла собой невысокое здание в 2 этажа, рассчитанное на 600 учеников. В общем, обычная кирпичная поселковая школа, коих сотнями настроили в далёких 1970-х годах силами студенческих стройотрядов. И в школе этой был завершающий учебный день. Для выпускников уже отзвенел последний звонок, и их давно отпустили по домам – готовиться к экзаменам. Прошла школьная линейка, и ученики помладше разбрелись по своим учебным кабинетам на классные часы, чтобы выставить годовые оценки.
Сергей Харламов – ученик 10 класса А, с опухшим лицом сидел за первой партой и внимательно слушал слова своей классной руководительницы – Нины Георгиевны Шпаковой, которую ученики между собой звали «Бомбой» за увесистую нижнюю часть туловища. Нина Георгиевна диктовала годовые оценки, которые Сергей старательно выводил на последней странице своего дневника. Оценки, как всегда, у Сергея были хорошими, и он переживал лишь за алгебру, по которой у него троек и четвёрок было поровну. Поэтому он с замиранием сердца ждал, когда Нина Георгиевна начнёт оглашать оценки по этому предмету. Алгебру Нина Георгиевна почему-то приберегла напоследок. Наверное, потому, что по этому предмету у всего класса были самые плохие оценки, и каждый раз, когда она называла чью-то «тройку», она начинала свою длинную обличительную речь о том, как низко скатился этот ученик. Затем она с нескрываемым удовольствием, сладко причмокнув, дополнила свою проповедь наставлениями, суть которых сводилась к тому, что нужно меньше ходить по дискотекам и заводить романы со сверстниками, а больше времени посвящать чтению умных книг и учёбе. Фамилия Сергея была почти в самом конце классного списка, поэтому он отрешённо слушал нудную речь Нины Георгиевны, глядя в окно, и даже иногда зевал. Когда Нина Георгиевна произнесла его Фамилию, Сергей вздрогнул и повернул голову в сторону учительницы. Внутри у него всё сжалось: от этой оценки зависело всё. Родители обещали ему купить мотоцикл, если по итогам года он снова станет хорошистом, а о мотоцикле Сергей мечтал давно, и не просто мечтал: бредил им во сне и наяву.
– Четвёрка. Молодец Харламов! Ты в этом году у нас снова хорошист. Правда, учительница по алгебре сказала, что поставила тебе эту четвёрку авансом, в надежде на то, что в следующем году ты будешь более старательно относиться к её предмету.
Но окончание монолога Нины Георгиевны Сергей уже не слышал. После слова «Четвёрка» он быстрым небрежным движением руки черканул в дневнике нечто похожее на цифру 4 и звук в его голове отключился. Он уже представлял себя верхом на новеньком мотоцикле «ИЖ» несущимся по главной улице посёлка. Он уже видел завистливые взгляды местных парней и вожделенные лица красивых девчонок. Но его приятные мысли нарушил громкий топот одноклассников, которые вскочили сразу же, как только Шпакова закончила свою длинную напутственную речь, и побежали к учительскому столу с дневниками, чтобы получить роспись «Бомбы».
Сергей неторопливо встал и, взяв свой аккуратно обёрнутый дневник, раскрытый на последней странице, подошёл к столу Нины Георгиевны. Спешить ему было некуда, поэтому он дождался, когда Шпакова всем распишется, и положил ей свой дневник последним. Учительница поставила свою размашистую роспись и напоследок сказала:
– Серёжа. Ты бы мог и лучше учится. Мог бы на медаль потянуть, если бы больше времени уделял подготовке домашних заданий, а не шатался по улицам с этим двоечником Дробилиным из 10 В. Если ты в следующем году подтянешься не много и первое полугодие закончишь на одни «пятёрки», я помогу тебе исправить четвёрки по тем предметам, которые пойдут в аттестат.
– Хорошо, Нина Георгиевна, буду стараться! – весело кивнул Сергей, сгрёб со стола свой дневник и пошёл в школьный двор, где его уже ждал «двоечник Дробилин» по кличке «Бита». Так начались каникулы.
Школьная территория располагалась на окраине посёлка, и была отгорожена от внешнего мира металлическим решётчатым забором, который не красили уже лет десять. В своей прошлой жизни забор этот был синего цвета, но сейчас часть синей краски облетела и местами оголила прежние слои краски жёлтого и красного цветов, а также коричневую ржавчину. Школа располагалась в самом центре двора, перед ней была небольшая асфальтированная площадь с квадратной цветочной клумбой в центре. Клумбу окаймлял невысокий бордюр из красного кирпича, и в ней росли яркие хризантемы красного и белого цвета. Цветы были высажены таким образом, что сливались в незатейливый узор из красных и белых полос, расположенных по диагонали. К площади примыкала асфальтированная дорожка, протянувшаяся от школьных ворот. За школой находилось футбольное поле и баскетбольная площадка, а перед площадью, у забора – небольшая аллея из стройных высоких голубых елей, выстроившихся ровными красивыми рядами. По бокам школы расположился яблоневый сад, вглубь которого вела извилистая асфальтовая пешеходная дорожка, местами взгорбившаяся и усеянная трещинами, из которых пучками росла зелёная трава. Сад был небольшой и прекрасно просматривался со всех окон школы. Старые яблони, усыпанные белыми цветами, благоухали. Солнце освещало янтарным утренним светом молодую сочную зелёную листву. В глубине сада затерялась старая дощатая беседка, исписанная автографами учеников. Задувал тёплый утренний ветерок, и где-то в ветвях сладко щебетали птицы. В беседке сидел Антон Дробилин, угрюмо и напряжённо перечитывая свой дневник. Это был молодой человек невысокого роста. Он не был худым и не был толстым. В общем, был нормального для своего возраста телосложения. Одет он был в новые синие вытертые джинсы, которые, в прочем, успел уже где-то испачкать и красную молодёжную майку с каким-то непонятным абстрактным рисунком. На ногах были обуты чёрные спортивные кроссовки. Он сидел на спинке скамейки, поставив ноги на доску, предназначенную для сидения, и его маленькие карие глазки внимательно смотрели в дневник, раскрытый на коленях. Всё его лицо выражало сильное напряжение. Пухленькие губы бесшумно что-то бормотали, а по щекам стекал пот. Его белокурые волосы были взъерошены и имели такой вид, будто он только что проснулся и не успел расчесаться. Он настолько увлёкся своим занятием, что не заметил, как в беседку вошёл Сергей.
– Что там интересного нашёл? – бодро окликнул его Харламов.
– Ой, блин! – подскочил Дробилин, – «Сапёр», ты что ль? Испугал меня до смерти. Давай сигарету.
«Сапёром» Сергея прозвали уже давно, за его неискоренимую тягу к всякого рода пиротехнике, которую он делал преимущественно сам. Из самых разнообразных подручных средств Сергей умудрялся собирать «бомбочки», от взрыва которых после уроков тряслись окна во всей школе. И не то, что бы ему нравилось их взрывать, он больше любил делать их своими руками, и постоянно придумывать что-нибудь новенькое.
Сергей достал пару сигарет, купленных поштучно за 2 рубля в одном из ларьков на пути в школу, закурил, и протянул одну из них Антону. Антон чиркнул спичкой и, заслонив её от ветра ладонью, прикурил сигарету.
– Да вот… Классуха – овца, двойку по поведению влепила за год. Думаешь, если лезвием затереть чутка и до «тройки» дорисовать, «предки» заметят?
– Предки-то может и не заметят… Но вряд ли они поверят, что ты так хорошо вёл себя в этом году, – ухмыльнувшись ответил Сергей.
– Вот и я тоже думаю… А ты чё такой опухший? Пил что ли вчера?
– Нет. Уснул поздно. Не выспался.
– Вроде по домам рано разошлись. Чего это тебе не спалось-то?
– Куприна читал.
– Я тоже поздно заснул. Волновался, что дура эта очкастая «двойбан» влепит мне по поведению, и точно – влепила, как в воду смотрел! А ты сам-то как закончил? – поинтересовался Антон.
– Без троек. За алгебру только переживал, у меня по ней спорная была, но математичка не подкачала… Надо будет ей конфет купить в следующем году.
– Мне б твои проблемы… А «Бомба» наверное замучила у вас полкласса своими нотациями?
– Есть немного. Ну, в общем, как обычно…
Дробилин в очередной раз затянулся сигаретой и, прищурившись, закрыл дневник. Затем он обхватил голову руками, ещё больше взъерошив пальцами свои белокурые волосы на висках, сжался в комок и страдальческим лицом посмотрел на Сергея. Минуту они молча смотрели друг на друга, после чего Антон убитым голосом произнёс:
– Блин, ну как я с таким дневником домой пойду!?? – а потом вздохнул и добавил, – Эх, раздолбай – я, раздолбай! Армия меня ждёт после школы… Надо было после 9 класса в технарь какой-нибудь поступать.