Пролетая над гнездом кукушки
Шрифт:
— Мальчики, я долго думала над тем, что собираюсь сказать. Я обсуждала это с доктором и с остальным персоналом, и, как ни жаль, мы все пришли к общему выводу: должно быть определено какое-то наказание за безобразное отношение к обязанностям по уборке помещения три недели назад. — Она подняла голову и огляделась. — Мы долго ждали в надежде, что вы без посторонней помощи догадаетесь принести извинения за ту недисциплинированность. Но ни один из вас не выказал ни малейших признаков раскаяния. — Ее рука поднялась, чтобы предупредить любые возражения, которые могли быть высказаны, — движение гадалки по картам Таро. — Пожалуйста, поймите: мы никогда не навязываем определенных правил или ограничений без предварительных и весьма
Было мертвенно тихо, только у меня в голове стоял горячечный, исступленный звон.
— В подобных условиях поддерживать дисциплину довольно трудно. Вы должны это понимать. Что мы можем с вами сделать? Вас нельзя арестовать. Вас нельзя посадить на хлеб и воду. Вы прекрасно видите, что персоналу нелегко. Что мы, можемсделать?
У Ракли была кое-какая идея, что можно сделать, но она не обратила на него внимания. Раздалось тиканье, лицо ее задвигалось, приняло совершенно другое выражение. Наконец она ответила на свой собственный вопрос:
— Нам придется лишить вас какой-нибудь привилегии. Внимательно изучив обстоятельства имевшего место возмущения, мы решили, что будет совершенно справедливо лишить вас привилегии пользоваться ванной комнатой, которую вы используете для игры в карты. Разве это несправедливо?
Ее голова не двинулась. Она ни на кого не смотрела. Но — один за другим — все взгляды обратились к нему, сидящему в своем углу на стуле. Даже старые Хроники, не могущие взять в толк, с чего это все уставились в одном направлении, вытянули тощие шеи, словно птицы, и повернулись, чтобы видеть Макмерфи, — все лица были обращены к нему, полные неприкрытой, испуганной надежды.
В моей голове звучала единственная высокая нота, словно шины мчались по асфальту на страшной скорости.
Он сидел на стуле очень прямо, лениво почесывая на носу большим красным пальцем шрамы от швов. Он улыбнулся всем, кто смотрел на него, взял кепку за козырек и вежливо приподнял ее, а потом посмотрел на Большую Сестру.
— Итак, если мы не собираемся дискутировать по поводу нового правила, я полагаю, что час уже прошел… — Она замолчала и теперь уже сама посмотрела на него.
Он пожал плечами, шлепнул руками по коленям и рывком поднялся со стула. Потянулся, зевнул, снова почесал нос и двинулся через дневную комнату в сторону сестринского поста, где она сидела, подтягивая на ходу большими пальцами штаны пижамы. Я увидел это слишком поздно, чтобы удержать его от глупостей, что бы там ни было у него на уме, и потому только смотрел, как и все остальные. Макмерфи шел широким шагом, чересчур широким, большие пальцы он снова сунул в карманы куртки. Железные набойки на каблуках выбивали молнии, звеня о кафель. Он снова был лесорубом, хвастливым шулером, здоровенным рыжеволосым скандальным ирландцем, ковбоем из телика, выходящим на середину улицы, чтобы принять вызов.
Макмерфи подходил все ближе, и глаза Большой Сестры вылезли из орбит и побелели. Она не рассчитывала на ответный ход. Полагала, что это будет ее полная и окончательная победа над ним, думала, что
Она попыталась было что-то выдавить из своего кукольного ротика и обернулась в поисках черных ребят, но Макмерфи остановился, не доходя до нее. Он остановился напротив ее окна и сказал медленным, низким голосом, что ему хотелось бы получить одну пачку сигарет, которые он купил сегодня утром, после чего его кулак врезался в стекло.
Стекло разлетелось на мелкие части, словно это были водяные брызги, а Большая Сестра закрыла уши руками. Он дотянулся до блока сигарет со своим именем, вытащил из него пачку, затем положил обратно и повернулся к Большой Сестре, похожей на меловую статую, и очень нежно принялся стряхивать серебряные осколки стекла с ее шапочки и плеч.
— Мне очень жаль,мадам, — сказал он. — Какой я неловкий. Стекло в окне прямо-таки безупречно чистое, так что я совсемпро него забыл.
Это заняло всего пару секунд. Он повернулся и оставил ее сидеть с дергающимся и расползающимся лицом, прошел через дневную комнату к своему стулу, на ходу зажигая сигарету.
Звон в моей голове прекратился.
Часть третья
После этого Макмерфи довольно долго вел себя как ему заблагорассудится. Большая Сестра собиралась с силами и выжидала, пока ее не осенит какая-нибудь новая идея, которая позволит ей снова взять верх. Она знала, что проиграла один раунд и проигрывает второй, но нисколько не торопилась. Во всяком случае, она не собиралась рекомендовать данного пациента к выписке; и игра могла продолжаться так долго, как она того захочет. До тех пор, пока соперник не сделает ошибку, или просто не сдастся, или пока она не сумеет выработать и применить новую тактику, которая снова поднимет ее в глазах окружающих на недосягаемую высоту.
Много чего случилось, как она пустила в ход новую тактику. После того как Макмерфи вернулся к жизни, как бы это выразиться, после непродолжительной отставки, и продемонстрировал, что готов драться дальше, выбив ее личное окно, жизнь в отделении, определенно, стала намного интереснее. Он принимал деятельное участие в каждом собрании, каждом обсуждении — растягивая слова, подмигивая, выдавая свои лучшие шутки, заставляя отзываться на них жидким смехом даже тех немногих Острых, которые боялись улыбаться с тех самых пор, как им исполнилось двенадцать. Он собрал достаточно ребят, чтобы составить баскетбольную команду, и даже каким-то образом уговорил доктора разрешить им принести в отделение мяч из гимнастического зала, чтобы команда научилась с ним обращаться. Большая Сестра возражала, заявив, что дело кончится тем, что они начнут играть в футбол в дневной комнате и в поло — в коридоре, но доктор впервые проявил твердость и настоял, чтобы разрешение было дано.
— Большинство игроков, мисс Рэтчед, демонстрируют несомненный прогресс с тех самых пор, как была организована баскетбольная команда; я думаю, что ее терапевтическая ценность уже доказана.
Она некоторое время в изумлении смотрела на него. Судя по всему, он тоже в какой-то мере вышел из-под контроля. Она отметила на будущее, каким тоном он с ней разговаривает, чтобы припомнить ему это, когда снова придет ее время, а сейчас только кивнула в ответ и снова уселась на свое место на сестринском посту и принялась колдовать над тумблерами своего оборудования. Рабочие вставили в раму над ее столом картонку — до тех пор, пока не вырежут подходящее по размеру стекло, и она сидела за этой картонкой целый день — так, словно ее и не было, так, будто она до сих пор может видеть все, что происходит в дневной комнате. За этой квадратной картонкой она выглядела словно картина, повернутая лицом к стене.