Пролетье
Шрифт:
Люди сновали туда-сюда, спеша по своим делам. Все они выглядели злыми, недовольными и даже больными. За время своей прогулки Малиновский не заметил ни одного открытого и милого лица. От этого настроение его испортилось ещё пуще.
То и дело сверяясь с помятым листом карты, Данила добрался до остановки и смог с трудом втиснуться в третий трамвай. Поездка оказалась просто невыносимо ужасной. Его зажали со всех сторон, да и это было неудивительно, ведь салон заполнили люди, подобно шпротам в банке: ни вздохнуть, ни выдохнуть.
Во время одной из остановок его выбросило на улицу вместе с несколькими
Пешком он добрался до нужного дома за двадцать минут. К тому времени стало душно, обещался пойти дождь.
Остановившись посреди запустелого разрушенного дворика, брюнет попытался взглядом найти окна своей квартиры. Точнее, квартиры своего ныне покойного деда. Второй этаж. Но окна могли выходить в другую сторону. Потому, поняв бездумность своего поступка, Даниил прошёл в холодный подъезд, температура воздуха в котором была намного ниже уличной.
Поднявшись на второй этаж, он достал из внутреннего кармана коричневого пиджака связку ключей, вставил самый старый и ржавый в замок, три раза повернул.
Стоило брюнету войти в квартиру, как деревянные половицы жалобно заскулили, застонали, подобно запертым душам умерших.
Малиновский осторожно захлопнул дверь и поставил чемодан на пол. В квартире стоял странный туман, который бывает в библиотеках от изобилия пыли и отсутствия свежего воздуха. Повернув голову направо, Данила увидел трюмо с большим почерневшим в некоторым местах зеркалом. Рядом стоял большой старый гардероб, покрытый царапинами.
Парень двинулся вглубь квартиры и стон половиц стал ещё громче. Прямо перед ним была дверь, ведущая, должно быть, в комнату. Коридор сворачивал налево, где располагалась кухня без двери. Из окна лился белёсый свет пасмурного дня, освещая всё пространство дома.
Туда-то Данила и направился. Слева располагались туалет с ванной, минуя их, он оказался на небольшой кухоньке. На столе лежала приоткрытая пачка сигарет, из которой выпала пара штук. Миски были составлены чистой стопкой возле мойки. На плите одиноко дремал старый чайник. Вся остальная утварь была попрятана в шкафчики. Бледно-сиреневые обои кое-где потёрлись, кое-где обрывались и выглядели откровенно убого.
Малиновский приблизился к окну, скользя взглядом по разрушенному дворику, в котором только недавно стоял. Даже качель не сохранилась, надо же.
Неожиданный громкий звук заставил его резко обернуться. Казалось, где-то упал увесистый предмет. Не теряя времени, парень бойко прошёл к двери комнаты, что находилась напротив входной, и распахнул её.
Тёмные шторы практически не позволяли свету проникнуть в помещение. Большая комната с несколькими шкафами и разбросанными вещами выглядела небрежно. Запах лекарств и ещё чего-то отвратительного вызывал тошноту.
Пройдя внутрь, Даниил огляделся в поисках источника звука, и практически сразу увидел его. Портрет в чёрной рамке упал на пол, стекло разбилось и сама рама накренилась. Пройдя к нему, парень
Это был его дед в относительной молодости. Рядом с ним стоял неизвестный человек, едва дотягивающийся ему до плеча. Лицо его скрывала странная уродливая маска, перепачканная чем-то тёмным. Два больших отверстия для глаз придавали незнакомцу жутковатый вид.
– Ну и ну, – усмехнулся Малиновский, собирая с пола осколки, а после откладывая на бежевую клеёнку стола их вместе с рамкой и фотографией.
Пройдя к окну, он раздёрнул шторы и откупорил шпингалет, пропуская в мрачное помещение свет и воздух. На улице было тихо и душно. Природа замерла в ожидании грозы, небо серело прямо на глазах.
Стянув пиджак, парень отбросил его в кресло, а после вытащил рубашку из ремня брюк, расстегнул несколько пуговиц, и стянул вещь через голову. Смял в ладонях и швырнул поверх пиджака. Ему становилось слишком жарко.
Нужно было вернуться в коридор, забрать чемодан и покурить.
Спустя несколько минут, глубоко затягиваясь, брюнет стоял у окна, раскрывая пожелтевший лист, свёрнутый втрое.
«Мне очень жаль, что я не был с тобой, когда был тебе необходим. И знаю, что ты винишь своего глупого деда. Я не могу просить у тебя прощения, ведь уже ничего не исправишь, тем более, словом. Лишь хочу, чтобы ты переехал в мою квартиру, когда меня не станет. Хватит тебе ютиться по коммуналкам. Я смертельно болен, моя скорая кончина неизбежна. Прошу тебя, уважь старика, не отказывай мне в моей просьбе. Боюсь, что когда это письмо дойдёт до тебя, я буду уже на том свете. Даня, приезжай. Живи здесь и пользуйся всем, что пригодится, а любое барахло смело выбрасывай на помойку. Когда приедешь, загляни к Антонине Багровой из второго подъезда. Она живёт в 14 квартире. Отдаст тебе кое-что, что я попросил сберечь до твоего появления. Желаю тебе всегда оставаться человеком, внучок. Приезжай…».
На это письмо заканчивалось. Даниил читал его уже много раз, словно надеялся увидеть нечто новое в уже знакомы строках.
Он многое слышал о своём своенравном деде, но никогда с ним лично не встречался. Мать говорила, что Пётр Степанович видел его в раннем детстве, но вскоре уехал и не пытался наладить связь с роднёй.
Странным было вот так заезжать в квартиру практически чужого и незнакомого человека. Но если ему предоставилась возможность улучшить свои жилищные условия, разве ж он должен отказываться от неё?
Первый раскат грома заставил голубей роем сорваться с крыши дома напротив. Наблюдая за ними, Данила сделал последнюю затяжку, и выбросил окурок в окно.
Голод давал о себе знать, парень осознал это только сейчас. Оттого оставил письмо на столе рядом с фотографией и осколками стекла, и прошёл на кухню. К его большому разочарованию, еды не было никакой от слова «совсем». Надеясь успеть до дождя сбегать туда-обратно, Данила натянул смятую недавно рубашку, кое-как заправил её в брюки, и выбежал из квартиры, не забыв ключи.