Прометей, или Жизнь Бальзака
Шрифт:
"Наш герой сочиняет стихи, он необычайно меткий стрелок и на охоте двадцатью выстрелами убивает двадцать шесть штук дичи... Он превосходно играет на бильярде; он вальсирует, он стреляет, он охотится, он правит лошадьми, он... он... он..."
Лоранса без всякой радости соглашалась на это замужество, продиктованное тщеславием отца. Судя по всему. Трубадур ее не любил. В этом не было ничего удивительного. Парижской полиции он был известен как молодой человек, склонный к разгулу, часто посещавший игорные дома и публичных женщин.
Бернар-Франсуа торопился закончить дело, боясь, как бы этот "орел", Монзэгль [фамилия Монзэгль (Montzaigle) образована из двух французских слов: mont (гора) и aigle (орел)] не нашел себе более выгодной партии. Извещения о свадьбе были разосланы в двух вариантах. В одних говорилось, что господин Бальзак, бывший секретарь Королевского совета, бывший директор Интендантской службы, и госпожа Бальзак выдают замуж свою дочь Лорансу; в других - господин де Бальзак и госпожа де Бальзак сообщали о предстоящей свадьбе мадемуазель Лорансы де Бальзак с господином Арманом-Дезире Мишо
Молодой человек смертельно боялся, как бы доктор Наккар, движимый излишней доброжелательностью, не подыскал ему какое-нибудь место. Ведь в этом случае он, Оноре, превратится
"...в писца, в машину, в манежную лошадь, которая покорно ходит по кругу, пьет, ест и спит в положенные часы. Я стану тогда как все. И люди называют жизнью это вращение мельничного колеса, этот постоянный возврат к одному и тому же? Если бы еще кто-нибудь освещал мое унылое существование своей прелестью! Мне пока не довелось срывать цветы жизни, а ведь я сейчас как раз в том неповторимом возрасте, когда они распускаются! Для чего мне богатство и удовольствия в шестьдесят лет? К чему пышные актерские наряды тому, кто больше не живет, а лишь наблюдает чужую жизнь, как зритель, уплативший за место в театре? Всякий старик подобен человеку, который уже отобедал и взирает на тех, кто только принимается за трапезу. Так вот, моя тарелка пуста, на ней нет позолоты, стол покрыт жалкой скатертью, кушанья безвкусны. Я голоден, а насытиться нечем! Чего я хочу?.. Рябчиков! Ведь у меня только две страсти: любовь и слава; пока что я не удовлетворил ни одной из них, неужели так никогда и не удовлетворю?.."
"У меня только две страсти: любовь и слава" - вот его излюбленная фраза. Какой юноша с сильным характером не произносил ее? Но молодой Бальзак чувствует себя ненасытным. Он жаждет обладать миром и боится обмануться в своих надеждах. В октябре он несколько успокаивается. Участь писца ему больше, видимо, не угрожает, ибо сотрудничество с Ле Пуатвеном начинает приносить плоды. Книгопродавец Юбер, чья лавка помещается в деревянных галереях Пале-Рояля, купил у молодых авторов за восемьсот франков роман "Наследница Бирага", который они подписали: "Вьейрглэ и лорд Рооне" ("Рооне" - анаграмма "Оноре"). Книга эта, по признанию Бальзака, "сущее литературное свинство". Злодей стремится завладеть наследством; речь идет о семейной тайне, вмешивается нежданный покровитель. Однако образы двух старых вояк, комических персонажей, навеянных Вальтером Скоттом, нарисованы довольно правдиво. Роман, должно быть, неплохо разошелся, потому что за следующий - "Жан-Луи, или Обретенная дочь" книгоиздатель заплатил уже тысячу двести франков. Публиковать подобные книги было унизительно, но зато как приятно говорить близким: "Я зарабатываю себе на жизнь". Впрочем, все ли так уж плохо в этих опусах? Силач Жан-Луи походил на Пантагрюэля. А ловкость, с которой Бальзак переплетал нити запутанной интриги, напоминала порою Бомарше. Несмотря на множество нелепостей, живость действия и мастерство рассказчика немало обещали. Подражание готовым образцам помогало рождению нового писателя, который, сам того не подозревая, отмечал свои романы печатью дарования. Однако постоянная нужда в деньгах вредила его таланту, заставляла работать слишком торопливо. В мыслях Бальзака уже то и дело возникали цифры: "Если я продам за две тысячи франков роман "Клотильда Лузиньянская, или Красавец еврей", который напишу один, и если я буду публиковать по четыре романа в год, то разбогатею". Действительно, он зарабатывал бы тогда больше денег, чем получал его отец в Интендантском ведомстве. Однако все эти подсчеты были лишь плодом фантазии Оноре.
Он сообщал Лоре грустные новости о чете Монзэгль. Со дня свадьбы Лоранса хворала, у нее были нервные припадки, и она теряла свои чудесные темные волосы. Муж ездил на охоту, оставляя ее одну. Больная, тоскуя вдали от родных, она читала "Дух законов" Монтескье в "большой гостиной, казавшейся особенно мрачной". Сразу же после женитьбы кредиторы начали преследовать Монзэгля, ибо Трубадур был в долгу как в шелку. Лоранса, вся в слезах, приехала в Вильпаризи жаловаться на мужа. Госпожа Саламбье заявила, что супруг ее внучки вовсе не "орел", а просто негодяй и распутник, который "даже самого Великого Могола разорит". Подобно зятю и внуку, бабуля любила исторические сравнения, у нее была склонность ко всему грандиозному и преувеличенному. "Что касается паны, то он только что не молодеет, он подобен египетской пирамиде, недвижимой среди толчков, сотрясающих земную кору". Госпожа Бальзак чувствовала себя превосходно и ездила в Париж в "элегантной коляске своей соседки госпожи де Берни, над которой она всю дорогу посмеивалась". "Делайте после этого добро!" заканчивал Оноре, жалевший милую соседку.
Дело в том, что "дамы с околицы", госпожа де Берни и ее дочери, занимали теперь много места в мыслях семейства Бальзаков. Супругам де Берни принадлежали два дома в Вильпаризи: один - рядом с домом Бальзаков, его сдавали отставному полковнику, другой дом, купленный де Берни в 1815 году у разорившихся Монзэглей, был расположен на краю селения, почему и стали говорить "дамы с околицы". Этот крайний дом отличался от остальных домов Вильпаризи только своими размерами да множеством окон с частым переплетом. Он мало походил на дворянский особняк, но был просторен и удобен; перед домом была песчаная площадка, окаймленная апельсиновыми и гранатовыми деревьями в кадках. Бернар-Франсуа давно знал Габриэля де Берни, советника Королевского суда (а еще раньше - Императорского суда). Оба семейства жили по соседству и в квартале Марэ, но дамы де Берни относились к госпоже Бальзак с некоторой снисходительностью, а дамы Бальзак относились к ним с известной почтительностью. Отправляясь к "дамам с околицы", чтобы пригласить их на какое-либо домашнее торжество "с угощением", Лора и Лоранса надевали нарядные платья. Де Берни имели гораздо больше прав на дворянскую частицу "де", чем Бальзаки, и занимали более высокое положение в обществе.
Во времена якобинской диктатуры, 8 апреля 1793 года, Габриэль де Берни женился на Лоре Иннер, дочери арфиста, выходца из Германии, и Луизы де Лаборд, камеристки Марии-Антуанетты. Крестным отцом маленькой Лоры, родившейся 23 мая 1777 года, был Людовик XVI, а крестной матерью королева. Поэтому девочку нарекли Луиза-Антуанетта-Лора. Это звучало пышно. Ребенком Лора жила среди придворных и на всю жизнь сохранила изящество и благородство манер. После смерти музыканта Иннера его вдова вторично вышла замуж - за шевалье де Жаржэ, одного из приверженцев Марии-Антуанетты, который позднее пытался устроить побег королевы, заключенной в башню Тампля. Жаржэ послужил прототипом героя романа Дюма-отца "Шевалье де Мэзон-Руж". В обстановке надвигавшихся трагических событий Лору Иннер, которой исполнилось всего шестнадцать лет, спешно выдали замуж за графа де Берни. Новобрачные почти тотчас же были арестованы. Падение Робеспьера спасло им жизнь. В 1799 году Габриэль де Берни поступил на службу по ведомству снабжения армии провиантом (тогда-то он и сделался коллегой Бернара-Франсуа). В 1800 году он стал столоначальником в одном из отделений министерства внутренних дел, а в 1811 году сделался советником парижского суда.
У супружеской четы было девять детей, двое из них - сын и дочь умерли. В семье многое не ладилось. Габриэля де Берни мучили недуги, и в пятьдесят лет он казался стариком. Сварливый, желчный, вечно брюзжащий, он постепенно терял зрение и предоставлял жене полновластно распоряжаться поместьем, "которое она кроила и перекраивала по своему усмотрению"; однако муж постоянно попрекал ее, донимал своими сетованиями и срывал на ней гнев. Прошлое супругов было омрачено странной и прискорбной историей. С 1800 по 1805 год граф и его жена жили раздельно. В ту пору Лора де Берни страстно влюбилась в "свирепого корсиканца, которому и отдала свою молодость"; от этой связи у нее родилась дочь Жюли. Потом ужасный Кампи исчез, супруги помирились, и господин де Берни порой терпел в Вильпаризи Жюли Кампи: это была девушка "редкой красоты, дивный цветок Бенгалии".
После возвращения в Вильпаризи Оноре де Бальзак часто встречал госпожу де Берни и ее детей. "Барышни в белых платьях и их родители в черном" присутствовали на деревенском празднике, были они и на крещении ребенка Луизы Бруэт, кухарки Бальзаков. "Дамы с околицы" играли в Вильпаризи роль владетельных особ.
Бальзак - Лоре Сюрвиль, февраль 1822 года:
"Хочу сообщить, что мадемуазель де Берни [Огюстина-Жанна-Антуанетта, вторая дочь госпожи де Берии (прим.авт.)] упала и чуть было не переломала себе все ребра; что мадемуазель Элиза [Луиза-Эмманюэль (в семье ее звали Элиза), третья из оставшихся в живых дочерей госпожи де Берни (прим.авт.)] вовсе не так глупа, как мы воображали, у нее большие способности к живописи, особенно ей удаются карикатуры, кроме того, она музицирует; что госпожа де Берни торгует овсом, отрубями, зерном и сеном для скота, ибо после сорокалетних размышлений она поняла, что деньги - это все. Господин де Берни видит в этом году не лучше, чем в прошлом, в доме у них теперь тише, ибо он отдал двоих сыновей в коллеж (говорят, все дело обстряпал господин Манюэль) [жилец и друг семейства де Берни (прим.авт.)]. Одному из них выхлопотали стипендию... Госпожа Мишлен [Эмилия-Габриэль, старшая дочь госпожи де Берни: родилась 20 января 1794 года, за месяц до ареста матери; 23 ноября 1819 года вышла замуж в Вильпаризи за Антуана-Виктора Мишлена, судью в Шартре (прим.авт.)] родила дочку Мишлину, отцом которой числится господин Мишлен. А вообще-то дети госпожи де Берни одни только и умеют смеяться, танцевать, есть, спать и разговаривать как должно; да и сама она женщина все еще очень любезная и любвеобильная".
За этим шутливым тоном скрывался весьма живой интерес. Оноре, посещавший "дом на околице", где он давал уроки младшим детям Берни, пленился их матерью. Не то чтобы она этого хотела. Она не скрывала, что ей сорок пять лет, что она уже бабушка, и, разумеется, не собиралась соблазнять двадцатидвухлетнего юношу. Очень насмешливая, даже язвительная, госпожа де Берни весело подтрунивала над манерами Оноре, над его хвастливостью и честолюбивыми помыслами. Но при этом она признавала в нем незаурядный ум, редкостный дар импровизации и пылкую натуру, что полностью искупало все недостатки. Юноша рассказывал ей о своем детстве, когда он был совершенно заброшен матерью, и госпожа де Берни внимательно слушала "горячую исповедь молодого человека, чьи раны все еще кровоточили". Со своей стороны он не уставал расспрашивать о ее придворной жизни при старом режиме; Оноре живо ощущал контраст между буржуа из квартала Марэ друзьями его родителей - и этой крестницей королевы. Он упивался звуками ее серебристого голоса. Когда она произносила "ш", это звучало "как поцелуй... Таким образом, сама того не ведая, она расширяла смысл слов, увлекая мою душу в неземные выси" [Бальзак, "Лилия долины"].