Пропала женщина (сборник)
Шрифт:
— У полиции есть какие-нибудь идеи на этот счет?
— Хенрикс не сказал мне, но сомнительно. Это все случилось несколько часов назад. Полагаю, он начнет опрашивать всех, кого знал Нортон.
— Когда Нортон умер?
— Следователь считает — примерно в одиннадцать вечера, чуть раньше, чуть позже, но около того.
Повесив трубку, я налил себе выпить и закурил. Я думал о ней. По-прежнему ли она ждет? Буду ли я таким, как другие? Будет ли мне достаточно смотреть на нее и ждать?
В половине одиннадцатого я раздавил в пепельнице последнюю сигарету и поехал на Брейнард, 231. Выбравшись из машины, я взглянул вверх, откуда, прорезая темноту, шли лучи света, похожие на обрубки пальцев.
Я открыл парадную дверь и почувствовал запах свежей краски.
В тусклом свете вестибюля было трудно точно определить цвета, но мне показалось, что стены были выкрашены в темно-зеленый, а деревянные перила — в красновато-коричневый. Футах в шести выше по лестнице, скрытая тенью от перил, висела табличка «Окрашено».
Я нажал звонок квартиры номер один. Открыл привратник в домашних тапочках, распространяя вокруг себя одуряющий запах пива.
— Что нужно? — спросил он.
— Когда вы покрасили вестибюль?
Он бросил на меня хмурый взгляд.
— Только для этого меня и вызвали?
— Именно.
Увидев мое лицо, он понял, что ответ следует дать.
— Сегодня, — сказал он настороженным тоном.
— Лишь сегодня?
— Да, сэр. — А затем сделал поправку. — Видите ли, начали-то накануне. С верхнего этажа. Мой зять вчера приступил к делу около четырех. Он работает на основной работе, а эта была сверхурочная.
Я двинулся вверх по ступенькам и сзади себя услышал, как запирается замок.
Когда Элен открыла дверь и впустила меня, ее глаза объяли меня целиком. Она мягко улыбнулась.
— Я вас ждала, — сказала она.
— Питер Нортон мертв, — сказал я. — Его отравили.
Она подошла к проигрывателю и слегка убавила звук.
— Да?
— Нортон часто бывал здесь?
— Он приходил смотреть на меня и разговаривать. Иногда я слушала его.
— Вы слышали рассказ о комнате-перевертыше?
— Да.
— Он был здесь вчера вечером, не так ли?
— Хотите что-нибудь выпить?
— Он был здесь вчера вечером. Лестничные пролеты плохо освещены, и он коснулся свежей краски. Вытер руку платком, но его отпечатки, наверное, и сейчас легко найти на одном из перил. Они явятся доказательством, что он был здесь вчера вечером.
Она достала из шкафчика два хрустальных бокала.
— Полиция сюда не приходила, — сказала она.
— Они не знают об этом. Знаю только я.
Она улыбнулась.
— Тогда я могу не волноваться.
— Мне придется сказать им, Элен.
Она взглянула на меня.
— Но зачем?
— Это убийство, Элен.
— И я первая попаду под подозрение? Будет проводиться расследование? Полиция узнает, кто я такая? Где я была?
— Да.
— Я бы этого не хотела.
— Элен, — сказал я, — это вы убили Нортона?
Она посмотрела сквозь один из бокалов на свет и сказала:
— Да.
Мелодия, плывущая из проигрывателя, окончилась. Послышался щелчок, и другая пластинка легла на крутящийся диск. Музыка зазвучала снова, но не наполнила комнату теплотой.
— Вам не стоило признаваться.
— Вы задали вопрос, а я не могу вам лгать. Вы знаете почему, не так ли? И вы ничего не расскажете полиции.
Она поставила бокалы на стол и вдруг подошла к картине, прислоненной к креслу.
— Я даже не помню, что хотела изобразить. Не помню, о чем думала.
— Вы имеете какое-нибудь отношение к смерти Крамера?
— Нортон сказал мне, что строит эту комнату. Я знала, что у Крамера с сердцем очень плохо и что страховка оформлена на мое имя. Я подала Нортону идею, чтобы первым он разыграл Крамера. Конечно, Нортон не знал почему. — Она заглянула мне в глаза. — Вы этим шокированы?
— А если бы Крамер не умер?
— Я придумала бы что-нибудь еще.
— Неужели вопрос жизни или смерти настолько прост для вас?
Она посмотрела на другую картину.
— Я люблю голубой цвет. Больше любого другого. Я никогда никому этого не говорила раньше.
— Почему вы убили Нортона?
— Он собирался рассказать обо мне полиции, если не будет мною обладать. Ему выпал не самый неприятный способ перейти в лучший мир. Через полчаса сон, еще через четверть часа смерть.
— Но что он мог эдакого рассказать? Все это вообще труднодоказуемо. И он бы не избежал неприятностей сам.
— Он не стал бы говорить о Крамере, а просто написал бы в полицию анонимное письмо. И рассказал обо всех остальных. Обо всех он, впрочем, не знал, лишь о том, который был до Крамера. Но он подозревал, что были и другие.
— Сколько же?
— Пятеро. — Она наморщила лоб. — Нет, шестеро. Это несущественно. Но все они расстались с жизнью, и полиция нашла бы, чем мне навредить. Я не всегда была Элен Морланд. — Она посмотрела на меня. — В тюрьме я перестану быть собой…
— Может быть, речь пойдет не о тюрьме?
Ее глаза расширились.
— Если другие считают меня сумасшедшей, мне все равно. Мне важно знать ваше мнение.
— Я должен буду пойти в полицию. Вы это знаете.
— Но мы ведь отличаемся от остальных. Разве мы должны следовать их правилам?
— Да.
Лицо Элен стало белым.
— Я никого не любила раньше. И вот должна потерять все, что приобрела.
Я ничего не сказал. У меня не нашлось ответа.
— Когда вы идете в полицию?