Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти
Шрифт:
Джидду Кришнамурти никогда так не делал. Он никогда не говорил, что не может помочь. Напротив, он всегда выступал именно как помощь, организовывая школы, проводя беседы, и, тем не менее, несмотря на все его старания, похоже, никто так и не смог оправдать его ожиданий.
Юджи Кришнамурти вырос в зажиточной религиозной семье, в которой о нем заботились бабушка с дедушкой. Его мать умерла вскоре после его рождения, отец ушел и женился во второй раз. С самого детства он занимался медитацией, йогой и подобными вещами и испытал массу духовных переживаний в возрасте от четырнадцати до двадцати одного года, а потом поочередно отказывался от них, обнаруживая лицемерие каждого из своих духовных учителей – никто не жил в соответствии со своим учением – и находя упоминания о подобных переживаниях в прочитанных им книгах. Бывшие в употреблении переживания были для него недостаточно хороши. Достижения других никуда его не вели, поэтому он никогда не опирался
«Все говорят: „Не злись!“ – а я постоянно зол. Во мне полно жестокости, их слова не соответствуют тому, что есть. То, каким я, по мнению этих людей, должен быть, для меня фальшиво, а поскольку это фальшиво, это сделает фальшивым и меня. Я не хочу жить жизнью фальшивого человека. Я жаден, а они говорят об отсутствии жадности. Тут что-то не так».
Его манера выражаться была необычной. Честность подобного рода редко встречается в бизнесе, где классикой считается предъявление себя в качестве образца «девственной» чистоты с последующим ожиданием толпы клиентов. Этот парень говорил о себе как о человеке, который полон того же, что и все мы: «Я животное, я чудовище, я полон насилия – и это реальность. Я полон желания».
Он описывал мне меня самого, вплоть до последней детали.
Он добрался до описания своей встречи с человеком из Южной Индии по имени Рамана Махарши, который, по его словам, был последним встреченным им «святым человеком». К нему его притащил его друг. Юджи задал вопрос Рамане:
– То, что у вас есть, можете ли вы мне это дать?
– Я могу дать, но сможете ли вы взять? – ответил Рамана.
Этот ответ помог ему сформулировать вопрос, который затем неотступно преследовал его в течение двадцати девяти лет: «Что это за состояние, в котором находятся эти люди?» Он сказал, что никогда больше не ездил к тому человеку, поскольку счел его ответы слишком традиционными. И, тем не менее, в этой встрече было что-то особенное. Юджи сказал, что она помогла ему сформулировать главный вопрос.
Дальше в книге шла информация о его семейной жизни, его карьере общественного лектора в Теософском обществе, и наконец я добрался до части, которая интересовала меня больше всего: его отношения с Джидду Кришнамурти. Еще бы! Если он говорил, что Рамана Махарши был последним святым человеком, которого он встретил, то кем же тогда был для него Джидду Кришнамурти?
В «Ошибке просветления» он дал ответ: «От своего деда я унаследовал Теософское общество, Джидду Кришнамурти и кучу денег».
Итак, он рос в тени человека, который и меня заманил в эту ересь.
Как оказалось, он был способен противостоять человеку, который втянул меня в эту игру поиска, будучи на пике своей энергии. В течение семи лет он участвовал в небольших закрытых дискуссиях и индивидуальных беседах с Джидду Кришнамурти. Его молодая семья, казалось, была обласкана вниманием этого человека. В какой-то момент возникло разочарование, их отношения разладились, и жизнь Юджи начала разваливаться под воздействием его интенсивного исследования учений. Цена, которую он заплатил за свой поиск, говорила красноречивее всяких слов и не шла ни в какое сравнение с комфортными диванными размышлениями и беседами, с которыми многие люди ассоциируют эти вечные вопросы. Ко времени начала «катастрофы» жизнь Юджи была практически полностью разрушена.
Когда Джидду Кришнамурти спрашивали, понимал ли кто-нибудь хоть что-то из того, что он говорил, в ответ всегда звучало громкое «Нет!». И вот передо мной был человек, который, если верить книге, провел рядом с ним годы и теперь поливал его грязью! Такое случилось впервые. Что же произошло? Было ли это просто способом очернить, дистанцироваться от бизнеса известного человека с целью открыть собственную сеть духовных ресторанов?
По поводу Джидду Кришнамурти он сказал: «Он говорил об отсутствии учения, учителей и учеников, а затем отправлялся открывать школы и фонды, призванные сохранить учение в их первозданной чистоте для будущих поколений».
Раньше я никогда так на это не смотрел. По мере продолжения чтения казалось, кто-то «отдергивает завесу» с учения, которое столько лет сбивало меня с толку. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что получал несколько рекомендаций от людей прочитать ту или иную книгу, но одного взгляда на фотографию, изображавшую индийца, сидящего со скрещенными ногами, было достаточно, чтобы тут же отвергнуть любое предложение. Я с большим предубеждением относился ко всему, что напоминало стиль Джидду Кришнамурти. К счастью, на фотографиях Юджи не сидел со скрещенными ногами, и у него было довольно здравого смысла, чтобы соблазниться тем же человеком, что и я. Его комментарий по поводу стремления Джидду Кришнамурти сохранить свое учение в чистоте был таким точным, что с моих глаз будто шоры сняли и показали нечто, что было здесь всегда.
После всех этих лет я начал постепенно освобождаться от одержимости, продолжавшейся на протяжении десятилетий.
Кто такой был этот Юджи?
Глава 5
«Меняется вся химия тела, так, что оно начинает функционировать своим естественным образом. Это значит, что все отравленное (я намеренно употребляю это слово) и загрязненное культурой выбрасывается из системы. Оно удаляется из системы, и тогда это сознание жизни (или назови это как угодно) выражает себя и функционирует совершенно естественным образом. Все это должно быть извергнуто из твоей системы; иначе, если ты не веришь в Бога, ты становишься атеистом и проповедуешь атеизм, учишь ему и обращаешь в него. Но эта индивидуальность не является ни теистом, ни атеистом, ни агностиком – она то, что она есть».
Что по мере продолжения чтения убеждало меня все больше и больше, так это ясность послания и история жизни автора. Он следовал учению Джидду Кришнамурти в течение двадцати лет, а теперь критикует его. Неужели я наткнулся на кого-то, кто в конце концов «разорвал» учение Джидду Кришнамурти, к чему тот всегда призывал своих слушателей? Последующее чтение все больше и больше приоткрывало дверь, и все больше света проникало в ранее абсолютно темную комнату сомнений. Если не брать во внимание похожие слова и выражения, которыми пользовались оба Кришнамурти, говорили они совсем о разном. Юджи рассказывал о своем поиске, чего Джидду Кришнамурти никогда не делал, утверждая, что большую часть воспоминаний о своей прежней жизни он потерял после того, как его захватил «процесс». Процесс Джидду Кришнамурти был тайной за семью печатями, которую он никогда не обсуждал на публике и тем более в беседе, что легко приводило прекрасных женщин в полуобморочное состояние. Но я не хочу углубляться в этот вопрос.
Юджи говорил о своем несогласии с учением Джидду Кришнамурти, и именно это вызывало мой неподдельный интерес.
«Затем (в июле 1967 года) наступила другая фаза. Кришнамурти снова был с беседами в Саанене. Мои друзья потащили меня туда и сказали: „Теперь наконец это бесплатно. Почему бы тебе не пойти и не послушать?“ Я сказал: „Ладно, пойду послушаю“. Когда я его слушал, со мной произошло нечто странное – возникло отчетливое ощущение, что он описывает не свое состояние, а мое. Зачем мне нужно было знать его состояние? Он описывал что-то, какие-то движения, какое-то осознавание, какую-то тишину – „В этой тишине нет ума; есть действие“ – и все такое. Так вот: „Я в этом состоянии. Какого черта я делал эти тридцать или сорок лет, слушая всех этих людей и борясь, пытаясь понять его или чье-то еще состояние, Будды или Иисуса? Я сам в этом состоянии. Сейчас я сам в этом состоянии“. Затем я вышел из-под навеса, чтобы больше уже никогда не вернуться.
Потом – очень странно – этот вопрос „Что это за состояние?“ преобразовался в другой: „Откуда я знаю, что я в этом состоянии, состоянии Будды, состоянии, которого я так хотел и требовал от каждого? Я в этом состоянии, но как я могу знать это?“
На следующий день (сорок девятый день „рождения“ Юджи) я сидел на скамейке под деревом, с видом на одно из самых прекрасных мест, семь холмов и семь долин (в Сааненланде). Я сидел там. Было бы неверно сказать, что меня беспокоил вопрос, нет – все мое существо было одним вопросом: „Откуда я знаю, что я нахожусь в этом состоянии? Внутри меня присутствует какое-то явное разделение: есть кто-то, кто знает, что он находится в этом состоянии. Знание об этом состоянии, представляющее собой все, о чем я читал, что испытал, о чем они говорили, – именно это знание смотрит на это состояние и именно оно спроецировало это состояние“. Я сказал себе: „Послушай, старина, за сорок лет ты не сдвинулся ни на шаг; ты все там же, в клеточке номер один. Это то же самое знание, что спроецировало твой ум туда, когда ты задал этот вопрос. Ты в той же самой ситуации и задаешь тот же самый вопрос: «Откуда я знаю?», потому что это знание, описание этого состояния другими людьми создало для тебя это состояние. Ты дурачишь себя. Ты чертов дурак“. Итак, ничего. Но все же было некое особое чувство, что это то самое состояние.
На второй вопрос: „Каким образом я знаю, что это именно то состояние?“ у меня не было никакого ответа, а вопрос все продолжал вращаться в бесконечном водовороте. Потом вопрос внезапно исчез. Ничего не произошло; вопрос просто исчез. Я не сказал себе: „О боже! Теперь-то я нашел ответ“. Даже состояние исчезло – то состояние, в котором, как я думал, я нахожусь, – состояние, в котором пребывали Будда, Иисус, – даже это исчезло. Вопрос исчез. Для меня все закончилось, вот и все, понимаете. Это не пустота, не отсутствие, не вакуум, это не является ничем подобным; вопрос вдруг исчез, вот и все.
Это не-событие вызвало внезапный „взрыв“ внутри, который словно взорвал каждую клетку, каждый нерв и каждую железу в моем теле. И с этим „взрывом“ исчезла иллюзия, что существует продолжительность мысли, что есть центр, есть „я“, связывающее мысли».