Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти
Шрифт:
В тот день он говорил о своем заклятом враге Джидду Кришнамурти. До сих пор не знаю, кто оказался в этой долине первым: Юджи или Джидду…
– Я никогда не видел этого грязного ублюдка после нашей последней встречи в Уимблдоне в 1960 году! Он сам пригласил меня, этот грязный ублюдок. У него хватило наглости спросить: «Почему вы отошли от вашей семьи, сэр?» – Подражая старику, Юджи произнес слова с преувеличенным британским акцентом. – Я даже не хотел его видеть! Это он меня позвал. Он сидел там и гладил кошку. Вы ведь знаете, он любил кошек. Он спросил меня: «Вы любите домашних животных, сэр?» И я ответил ему:
Все засмеялись.
– Ничего себе! – откинувшись на спинку дивана, произнес преподобный Рэй. Не отрываясь, он смотрел в глаза Юджи, точно собираясь найти в них золото, а нога его от радости дергалась.
Обращаясь к нему, Юджи продолжал:
– Я сказал: «Я не хочу больше никогда вас видеть!» – и вышел. Знаете, что он сделал? Он попытался обнять меня! Я не спросил его тогда, но если бы это случилось сейчас, я бы сказал: «Кришнаджи, у вас что, гомосексуальные наклонности?» Представляете? Тот еще ублюдок!
– Ну дает!
Этот театр о Джидду Кришнамурти был мне особенно интересен. Тот факт, что я оказался в долине, о которой читал так давно, удивлял меня невероятно. Когда-то я об этом и не мечтал, а теперь вот находился рядом с человеком, который не только знал Джидду Кришнамурти, но, казалось, смог проглотить существенное, а ненужный остаток выплюнуть. Я знал все истории, про которые он говорил. Я сидел рядом с молодым индийцем по имени Нарендра из нью-йоркского отеля. Нарендре понадобилось поехать в город, чтобы отправить электронную почту. Заметив его отсутствие, Юджи спросил меня со своего места:
– Где твой друг?
Было приятно, что он обратился ко мне.
– Он поехал в город отправить почту.
– А, понятно.
Пока Нарендра отсутствовал, я поговорил с сидевшей неподалеку французской парой. Они, казалось, были немного встревожены тем, что происходит, или… не происходит. От них первых я узнал о том, что Юджи больше «не говорит». Судя по их словам, он перестал вести серьезные разговоры, заменив их бесконечной болтовней о деньгах с любым, кто был готов его слушать. Я читал его книги и знал, что он был способен на «серьезные» беседы, и не мог представить, что такой человек мог когда-либо потерять «это», чем бы оно ни было.
Сейчас его манера разговора создавала ощущение, что он даже не подозревал о вашем существовании. Казалось, большую часть времени он был погружен в свои истории, но при этом в его голосе слышалась некая отрешенность. Вскоре я понял, что он четко отслеживает приходы и уходы всех посетителей. Если вдруг меня не было в комнате, а потом при входе я сталкивался с Нарендрой, он обычно говорил мне: «Юджи искал тебя».
Это льстило. Как будто твое отсутствие что-то для него значило.
В какой-то момент возникло обсуждение термина «духовная кома», придуманного молодой женщиной, пришедшей, видимо, вместе с американской парой, которая сидела перед Юджи. Дело в том, что одни люди в присутствии Юджи, казалось, впадали в сонное состояние, а другие неотрывно смотрели на него глазами, полными экстатического огня.
– Не называйте это энергией! Духовная кома! – говорил он, указывая на кого-нибудь, кто клевал носом. Он всегда говорил о духовной коме только в шутку, но я заметил, что в его присутствии что-то заставляло людей выглядеть моложе и спокойней. Я обратил на это внимание, когда мы оказались за пределами комнаты: умиротворенные и безмятежные, почти парящие в его присутствии люди вдруг оказывались плотно заземленными. Он же упорно твердил, что ничего необычного не происходит.
– Нет такого понятия, как дух. «Дух» – это латинское слово, означающее дыхание. Вот и все. Никакого отношения к вашей духовной чепухе он не имеет! Никто не был настоящим! Они все были преступниками, они обманывали себя и обманули всех вас. Не говорите мне о медитации! Я всем этим занимался. И ничего. Гоните их взашей, убейте этих ублюдков!
За этим комментарием обычно следовало предупреждение:
– Любой, кто занимается этим всерьез, в конечном итоге будет распевать веселые песенки Луни Тюнз в дурдоме или покончит жизнь самоубийством. Что и произошло со многими из ваших святых!
Мне нравилась его ссылка на мультфильмы. В памяти сразу всплывало описание одного его ощущения, которое он заметил после катастрофы: когда он лежал в кровати, его тело казалось ему мультяшным персонажем из «Тома и Джерри», по которому проехался паровой каток.
Что касается многих его комментариев, было бы заблуждением считать, что вы правильно понимаете его мысль. В этом отношении всегда приходилось быть начеку. Например, он мог заявить о своем желании отослать вас прочь из дома или нежелании разговаривать, но если вы выходили из комнаты, он хотел знать, куда вы пошли, что делаете и зачем. А по возвращении приветствовал вас взмахом руки и дружелюбным: «Где вы были? Что видели?»
Я обнаружил, что незамеченным можно было выйти из комнаты лишь тогда, когда его внимание было занято чем-то еще. Юджи был настолько поглощен предметом своего наблюдения – независимо от его содержания, что если человек в другом конце комнаты вставал, то он, полностью поглощенный своим объектом, мог не заметить движения. А потом он вскидывался, как потерявший игрушку ребенок:
– Где этот парень?
Каким-то образом кто-нибудь всегда знал, о ком идет речь.
– О, я думаю, он ушел.
– А куда он пошел?
В то лето Юджи впервые позволил столь большому количеству людей принимать пищу вместе с ним. Он неоднократно повторял, что ему ненавистна идея ашрама, видимо, предполагающая необходимость есть в присутствии большой компании людей. В прежние годы встречи с людьми проходили у него с десяти утра до полудня и затем с четырех до шести в послеобеденное время. Теперь он был доступен в течение всего дня – с шести утра до восьми – девяти вечера. Во второй половине дня, около трех часов, устраивали перерыв на кофе – он называл его полдником.
Помимо некоторого количества «вдов Джидду Кришнамурти» среди посетителей было немало тех, кого Юджи называл «вдовами Раджниша». И если Джидду Кришнамурти он считал «величайшим мошенником XX века», то бывшего гуру по имени Раджниш он называл «величайшим сутенером XX века», поскольку «он брал деньги у мальчиков и девочек и все-е-е их оставлял себе!»
Практически о каждом участнике духовного шоу-бизнеса он мог сказать что-нибудь гадкое. Вдохновленный Раджнишем, известным также как Ошо, он в те дни часто говорил о традиции святых людей брать другие имена: «Только преступники и святые меняют имена. Я бы предпочел быть аферистом, нежели богочеловеком».