Пропасть
Шрифт:
Идти ему предстояло не больше пятнадцати минут, поэтому моросящий дождь его не сильно расстраивал, хотя и был неприятен. По дороге он планировал зайти куда-нибудь поужинать, чтобы не коротать вечер в квартире в полном одиночестве.
Он прошел пару темных кварталов и вышел на шумный, сверкающий огнями Каменноостровский проспект, наполненный нескончаемыми потоками пешеходов и машин, запертыми, будто водный поток в ущелье, между двумя рядами непропорционально высоких для такой узкой улицы зданий. В этот вечерний час проспект был полон пешеходов, спешащих с работы к станциям метро, и автомобилей, которые в своем стремлении утром добраться из северных районов города в его центр и вечером – обратно, казалось, простаивали в пробке на Каменноостровском большую часть дня, лишь к ночи приходя в движение, сопровождаемое громким гулом. Влившись
Странно, как в толпе случается почувствовать свое одиночество куда сильнее, чем, скажем, на безлюдной улице или дома. Наверное, виной тому множество людей, спешащих по своим делам, каждого из которых воображение одинокого человека в первую очередь наделяет какими-то положительными качествами, а после этого дорисовывает ему еще и желанную, избавляющую от одиночества цель. Вот, скажем, идет миловидная девушка. Конечно, подумает одинокий человек, такая привлекательная девушка не может жить одна, а идет она, наверное, домой, в уютную квартиру к своему мужу, ну или на веселое свидание с подругами, на худой конец. Или вот идет седовласый мужчина слегка за пятьдесят. Он аккуратно одет, идет бодро, размашисто, излучая уверенность. Про такого одинокий человек сразу подумает, что спешит он со своей работы, на которой наверняка добился немалых успехов, домой к своей любящей жене, детям, а может, и внукам. В общем, воображение склонно в таких случаях рисовать идиллические картины на фоне собственной тоски и окружающего уныния. Поэтому Андрей с некоторым облегчением вынырнул из толпы и, повернув за угол, поскорее продолжил свой путь в направлении дома.
Чем дальше он уходил вглубь темных кварталов от шумного и блестящего проспекта, тем меньше людей попадалось ему на улицах. Большинство приезжающих сюда днем на работу уже покинули район. Последние из них, идущие торопливой походкой, еще попадались ему навстречу. Кое-кто, конечно, задержался здесь, чтобы поужинать или выпить чего-нибудь, встретившись после работы с друзьями, но в вечер буднего дня таких было немного. Поэтому большинство заведений, столь полных и шумных в выходные дни, сейчас огорчали глаз неуютной пустотой, а то и вовсе были закрыты.
Проходя мимо пивной, в которой частенько проводил время, он заглянул внутрь через окна, быстро оценил, что посетителей мало, а за баром сегодня работает незнакомый ему персонал, и, не замедляя шага, прошел мимо, решив, что тут ему будет не более уютно, чем одному в квартире.
Тем временем заезжие прохожие перестали попадаться ему совсем. Местных же на улицах было немного, но сомнений в том, что это именно они, у Андрея не было. Он уже научился разбираться в типажах местных обитателей, а кое-кого даже начал узнавать в лицо.
Вот пошла женщина неопределенного возраста и повела на поводке собаку. Одета женщина была невзрачно, лицо её отекшее, землистого цвета хранило на себе последствия длительного и неумеренного употребления алкоголя. Старый, перекормленный пёс, который припадал на одну ногу, лишь дополнял образ этой типичной жительницы коммуналок. А вот показался другой представитель местного населения, который вполне мог бы оказаться ее соседом по квартире. Мужчина лет сорока или пятидесяти с красным лицом и в линялой одежде. Его распахнутая, несмотря на холод и моросящий дождь, куртка открывала внушительных размеров пузо и волосы на груди, выбивавшиеся из-под наполовину застегнутой рубахи. Похоже было, что это довольно редкий уже представитель местного пролетариата. Таких оставалось немного, он, судя по всему, продолжал жить в своей комнате здесь, а на работу ездил в одну из промзон на окраине, совершая свою «маятниковую миграцию» в противофазе с остальной массой работающих, и сейчас как раз направлялся от метро домой после трудовой смены. Обгоняя его, Андрей почувствовал резкий запах застарелого пота, будто подтверждавший догадки о роде его занятий. В руке у мужчины он разглядел открытую бутылку пива, которую тот нес по старинке открыто, не пряча ее в бумажный пакет, как это делают теперь молодые люди.
А вот дворник-узбек покатил перед собой детскую коляску без люльки, на которую навалены сложенные картонные коробки. Андрею казалось, что он часто встречает его здесь, но, если задуматься, он вряд ли отличил бы этих дворников одного от другого. Возле местных мусорных баков он часто видел
А вот показалась у Андрея на пути и представительница последних. Старуха эта часто сидела на ступенях круглосуточного магазина или стояла, прислонившись спиной к ограде рынка, и продавала товар, найденный, судя по виду, на помойке или подобранный у рыночных торговцев, в тех ящиках возле прилавков, куда они бросают подпорченный товар, предлагая бесплатно забрать его нуждающимся, если те пожелают. Товар у нее попадался самый разный: от подавленных томатов до истоптанных босоножек, и, продавая его, она, видимо, рассчитывала не столько на его привлекательность, сколько на жалость покупателей, вызванную совсем уж страшным своим нарядом и плачущим голосом, которым предлагала этот товар купить.
Справедливости ради заметим, что попадались Андрею по пути и люди совсем другого достатка и положения, правда, значительно реже. Вот, например, привлекательная женщина средних лет, из той особенной категории людей, у которых во внешнем виде все кажется идеальным: от белоснежной подошвы полуспортивных туфель до кончиков будто бы небрежно уложенных золотисто-рыжих волос. Она припарковала свой «Порше», стоимостью как раз с квартиру, что снимал Андрей, возле небольшого, всего на несколько квартир, нового дома, яркого и словно нарядного, втиснутого между двумя большими, мрачными, видавшими виды доходными домами. И, накинув на руку сумку из крокодиловой кожи, стоимости которой хватило бы, пожалуй, только на комнату в коммуналке в одной из соседних громадин, слегка вальяжной походкой очень уверенного в себе человека направилась ко входу. Андрей не раз замечал здесь ее машину (да и трудно было ее не заметить), но не понимал, почему она оставляет ее на улице, ведь в доме на цокольном этаже был виден паркинг. То ли приезжала она всегда ненадолго, то ли мест в гараже было меньше, чем автомобилей у владельцев квартир, и те счастливые обладатели, что завладели ими сразу после постройки дома, теперь не отдали бы их ни за какие деньги. Так уж повелось, что борьба за квадратные метры в этом славном районе Петербурга ожесточенно велась на всех уровнях социальной пирамиды.
Что примечательно, среди прохожих, что встречались Андрею, практически не было никого из той средней прослойки общества, что обычно заполняет собой пропасть, которая раскинулась между жителями коммунальных квартир и обладателями личных отапливаемых автопарковок. Немногочисленные представители этого класса, если и жили где-то поблизости, то, видимо, совсем не показывались в это время на улице. Отсутствие их довольно часто бросалось Андрею в глаза, порой заставляя чувствовать себя здесь неуютно.
Возле самого его дома располагалось еще одно небольшое кафе, которое он также критически, но уже с большей надеждой осмотрел через окно. Взгляд его встретился со знакомой официанткой, которая приветливо ему улыбнулась, и он с чувством облегчения вошел внутрь. Он едва успел тепло поприветствовать официантку и выбрать столик, к которому и направился, как его кто-то окликнул:
– Андрей, ты? Привет!
Андрей обернулся и увидел за столиком возле окна пару человек, на которых он не обратил внимания, когда разглядывал кафе с улицы. Один из них обращался к нему, и он его почти сразу же узнал.