Пропавшая экспедиция
Шрифт:
Пока Дмитриев, спрессовав ладони рук коленями, таращился на сына проводника-учителя, тот достал из морозилки холодильника оленину, настрогал её тонкими ломтиками. На столе к тому часу уже возвышалась бутылка водки, вокруг которой стояли стопки, старые, гранёные, а в глубоких тарелках разместилась разная снедь в виде варёной картошечки, копчёной колбаски, свежесорванных с огорода овощей.
— Как говорят в таких случаях, что Бог послал. — Учитель обвёл стол глазами. — Гости у меня бывают редко. А потому любая встреча — праздник. Особенно
Щетинин почесал себя за ухом, тяжело перевёл дух, после чего извлёк из нагрудного кармана рубашки распакованную пластинку «фестала»:
— Эх, мать моя, родина… Дожили, такую закусь химией заедать! А иначе никак…
Хозяин дома разлил водку по стопкам:
— Давайте, — умный, пронзительный взгляд эвенка устремился к Михаилу. — За встречу.
Дмитриев всё пить не стал, чуть пригубил: организм не желал принимать спиртное. И снова бросил косой взгляд в сторону обрусевшего сына охотника.
СЧХ, заметив пристальный взгляд Дмитриева, понял: застолье застольем, но разговор начинать пора.
— Иван Иванович, отцу имя «Иван» дали в детском доме? — для порядка поинтересовался следователь.
— Там, — утвердительно кивнул головой сын проводника. — Он родителей не помнил и говорил плохо, даже имени произнести не мог. Вот в шутку не помнящего родства кто-то Иваном и назвал.
Учитель рассмеялся. Михаил увидел редкие, жёлтые, прокуренные, но достаточно крепкие зубы.
— Ну, ладно. — Рука СЧХ потянулась за рыбой. — Не за тем приехали. Отец вам рассказывал о том, как он проводил экспедицию в конце шестидесятых?
Хозяин дома вгрызся локтями в стол.
— О пропавших-то? Конечно, рассказывал. — Учитель, после секундной паузы потянулся к бутылке со спиртным.
Мишка отметил, как отозвался эвенк: не «убитые», а «пропавшие».
— И о чём поведал?
— Немного. — Эвенк разлил водку по стопкам. — И то в общих чертах. — И первым, ни с кем не чокаясь, осушил сосуд. — Его тогда следователи так прессанули, всю оставшуюся жизнь оглядывался, — взгляд хозяина перекинулся на Щетинина. — Ведь его ваши чуть было не посадили. Даже дело возбудили…
— Знаю. — СЧХ поднял стопку. — Как открыли, так и закрыли. — Водка перетекла в глотку следователя. — Может, после второй перейдём на «ты»? Мы приехали не на допрос.
— Валяй, — согласился учитель.
— Молодец! По-нашему, без выкрутасов. — СЧХ заел спиртное огурцом. — О чём конкретно отец вспоминал? К примеру, рассказывал, почему группа решила идти к Гилюю?
— Нет, — речь хозяина текла уверенно, не оставляя сомнениям никакой лазейки. — Но он, помнится, предлагал начальнику экспедиции идти к Арге. Там по прямой оставалось бы километров семьдесят. Тот отказался. Двое суток просидели на Норе, после отец, по приказу начальника, повёл их к Гилюю.
— А почему твой батя предложил идти к Арге? — тут же перебил СЧХ.
— Так ведь начальник, когда нашёл золото, тут же проговорился, мол, вот уже есть что предоставить для отчёта. Отец и решил, будто они искали именно золото. Потому об Арге и вспомнил. Решил подсказать: там, по слухам, кто-то даже на жилу наткнулся.
— Отца
— Нет, не удивило, — спокойно отозвался учитель. — Отец уже на Норе понял: экспедиция ищет вовсе не бесовский металл.
— Какой-какой? — СЧХ чуть не поперхнулся.
— Бесовский, — пояснил сын проводника. — А как иначе назвать? Вон и отец из-за него чуть было за решётку не угодил.
— Поподробнее!.. — Михаил еле себя сдерживал.
— О чём? О золоте?
— Нет, о подозрениях.
Хозяин, ни на кого не глядя, принялся разливать спиртное в третий раз:
— На Норе никто и никогда самородков не находил. Места известные, истоптанные. И тем не менее группа сделала привал на двое суток. И не просто привал. Они что-то искали. Посменно. Первая группа уходила утром, вторая — после обеда. Как на Граматухе. Только вот ваш отец, — эвенк бросил взгляд на Михаила, — работал и с первыми, и со вторыми. С утра до ночи. Брали с собой лопаты, кирку, какие-то приборы. Вроде измерительные. Незнакомые. Приходили, как говорил батя, уставшие. Но незлые. Нераздражённые. Значит, что-то нашли. Но с собой ничего и никогда не приносили. Как с лопатами уходили, так с ними и возвращались. А после бац — сорвались с места и на Гилюй. И снова порожняком.
— По дороге привалов не было?
— Только на ночёвку.
— А на Гилюе? Что произошло там? — Михаил отказался пить. Водка не шла в горло.
— Вы дело полностью читали? — после небольшой паузы поинтересовался хозяин, глядя на Михаила.
— Я читал, — отозвался СЧХ.
— Это понятно. А вы?
Мишка утвердительно мотнул головой. Язык во рту словно свинцом налился: стал тяжёлым, неподъёмным.
— Так вот, — продолжил мысль учитель. — То, что записано со слов отца в том протоколе — враньё. — Вилка нервно звякнула о тарелку. — Его заставили дать показания, будто он сразу покинул группу, как только они вышли к Гилюю. На самом деле он был с ними ещё два дня.
— Кто заставил соврать? — моментально отреагировал подполковник.
— Следователь. Сначала отец принялся излагать версию того, что было на самом деле. А через день на него надавили, чтобы изменил показания. Мол, ничего не видел, ничего не знаю. Потому дело против отца и закрыли. А заартачился бы — загремел по полной.
— К следователю вернёмся. — СЧХ теперь напоминал пса на охоте: старого и опытного. — Что было на Гилюе?
Четвёртая стопка приподнялась и со стуком опустилась нетронутой на столешницу.
— Ещё когда стояли на Норе, отца не покидало чувство, будто они на реке не одни. — Слова тяжело падали в стол. По крайней мере, так казалось Михаилу. — Нет, никаких явных признаков он не заметил. Но батя — таёжник, тайгой жил, тайгой дышал. Ему и замечать ничего не нужно было. Порами тела чувствовал присутствие постороннего. И не зверя. Это его сильно напугало. Незнакомец был опасен, потому что, как и отец, чувствовал себя в лесу как дома. Правда, когда шли к Гилюю, он вроде пропал…
— Слежки не было, — уточнил СЧХ, на свой лад. — Дальше.