Пропавшая икона

Райан Уильям

«Интересно, что бы сказала на это потерпевшая?» — подумал Королев.

— В-вот, в-возьмите, — сказал Гегинов, доставая из кармана флягу из нержавейки. — В-выпейте. Мой сосед работает на л-ликеро-водочном з-заводе. Это настоящая водка. Я фотографировал его ж-жену. Я был г-готов сделать это бесплатно, но он д-дал мне п-пару бутылок, и я н-не стал отказываться.

Королев отхлебнул из фляги, и водка теплым жаром разлилась по горлу. Рука мертвой девушки от сильной тряски выскользнула из мешка и коснулась ноги Королева. Он попытался положить ее на место, и был удивлен тем, насколько мягкой оказалась ледяная кожа.

Когда они прибыли в институт, Королев

выбрался из машины с дурным предчувствием. Он не любил вскрытия, считая эту процедуру слишком грубой и грязной. Вместо того чтобы после перенесенных страданий наконец оставить жертву в покое, с трупом что-то делали — резали, кромсали, брали пробы. В некотором смысле вскрытие похуже работы мясника. Мертвый человек, при жизни являвшийся советским гражданином, после смерти становился куском мяса для врачей и милиции. Конечно, мир был обязан этим несчастным за то, что они перенесли. Но еще больше Королева расстраивал тот факт, что даже после четырнадцати лет работы в милиции и семи лет на войне его до сих пор одолевали приступы рвоты.

Во рту пересохло, когда он поднимался потертыми ступеньками института, в очередной раз поражаясь царившей здесь меланхолии. До революции это был особняк какого-то дворянина. Дом, предназначенный для получения удовольствия. На потолках красовались изображения херувимов, нежившихся на горах облаков и с довольным видом вкушавших сладкий виноград на фоне лазурного неба. Эти картины резко контрастировали с поблекшей побелкой стен и простым крашеным дощатым полом. Королев удивился, что херувимов не закрасили — наверное, не было лестницы под рукой. Божественные создания были единственным, что хоть как-то оживляло обстановку дома, превратившегося в рабочее место для медицинских работников. В отделении патологии царила мрачная атмосфера. Отливающие глянцем белые стены, резкий свет электроламп, скользкий бетонный пол каким-то странным образом действовали на любого, кто сюда входил, — здесь человек терял ощущение времени и места. Как только Королев попадал в это отделение, ему сразу же хотелось сжаться и закрыть голову руками, чтобы избавиться от тяжелого запаха чужих мечтаний и разрушенных надежд. Он споткнулся и почувствовал, как комок подкатил к горлу. Он попытался найти стул, но доктор неумолимо двигалась по коридору к моргу, отгороженному двумя соединенными под прямым углом металлическими перегородками. Там на одинаковых длинных полках лежали холодные трупы. Резкий запах формальдегида, дезинфицирующего средства и сладковатый привкус мертвой плоти неприятно раздражали обоняние, а слух напрягало надоедливо-непрерывное капанье воды из крана.

— Вот, складываем их друг на друга, — сказала Честнова, кивая на металлические ящики. — Мы даже ставим их в прозекторской.

И она указала на окно в соседнюю комнату. Там на полу лежали сложенные один на другой трупы, закутанные в простыни. У каждого трупа с большого пальца ноги свисала бирка с порядковым номером. Тела были обложены ящиками со льдом.

— Слишком много тел, да еще нехватка патологоанатомов. А сейчас нам даже не хватает прозекторских. Если кто-то захочет наложить на себя руки — лучше пусть едет в другой город. В Ленинграде с этим полегче. Думаю, партии стоит организовывать туда специальные поездки.

Честнова тяжело вздохнула и вошла во вторую, меньшую по размерам комнату — прозекторскую номер 2. Там она села за полированный стол, положила голову на руки и закрыла глаза. Королев хотел бы сделать то же самое, но боялся, что тут же отключится. Он чувствовал, как сон окутывает его уютным одеялом, а тяжелые веки вот-вот закроются,

поэтому сжал руку в кулак и ударил в стену, надеясь, что боль заставит его проснуться. Удар о металлическую перегородку прозвучал как пистолетный выстрел. Честнова открыла глаза и с ужасом уставилась на него. Как раз прибыли санитары с трупом на каталке, и Королев заговорил, пытаясь нарушить неловкую тишину.

— Я понятия не имел, что у нас так много самоубийств. Может, это из-за холодной зимы. Я прав?

— Причины разные, — ответила Честнова, оживившись. — Я знаю одно: это не по-советски — лишать себя жизни, когда дело нации под угрозой. Если ты несчастлив, ищи утешение в работе на благо государства. А эти люди, — продолжила она, указывая на трупы в морге и прозекторской, — были эгоистами. Индивидуалистами, если хотите. Они поставили личное счастье превыше государства.

— Вы правы, товарищ доктор, — сказал один из санитаров. — Они подбрасывают нам лишнюю работу, вместо того чтобы помогать. А ведь большинство из них состояли в партии, и им должно быть стыдно.

Санитары даже не смотрели на тело, с которым возились, их движения были отточены до автоматизма. Они не замечали, что труп девушки измазан кровью и экскрементами, и не проявляли ни капли брезгливости.

— Может, попросить товарища Есимова ассистировать вам, доктор? — спросил один из санитаров.

— Не надо. Пусть отсыпается. Капитан поможет мне с записями. Вы не возражаете, товарищ капитан?

— Конечно, нет, — ответил Королев, думая о том, что ему хотя бы не придется потом разбирать чужой почерк.

— Давайте приступим. Предварительный осмотр неопознанного женского тела, умершего насильственной смертью в результате убийства. Начато в три часа сорок пять минут вечера второго ноября тысяча девятьсот тридцать шестого года. Я говорю не слишком быстро?

Королев покачал головой. С помощью шланга и кисточки доктор начала очищать тело от крови и прочих засохших продуктов жизнедеятельности. По мере освобождения участков тела она громко описывала обнаруженные на них повреждения, а когда весь труп был омыт, взялась за скальпель. Она бросила извиняющийся взгляд в сторону присутствующих и точными движениями сделала глубокий надрез в форме буквы Y. Затем с профессиональным мастерством отвернула кожу, обнажив грудную клетку и внутренние органы. Королев бросил быстрый взгляд на фотографа. Они встретились глазами и одновременно отвернулись. Обоим казалось кощунственным смотреть на торчащие из-под мертвенно-бледной кожи ребра — такое скорее увидишь на мясном прилавке.

Как обычно, вскрытие проходило медленно. Несмотря на усталость, Честнова делала свое дело тщательно и скрупулезно. Через полчаса Гегинов предложил сделать перерыв и выпить пару глотков водки, чтобы подготовиться к основной части осмотра.

— У вас есть с-стаканы? — спросил он, ставя флягу со спиртным возле головы трупа.

— Есть пробирки для образцов. Они сойдут за стаканы, — ответила Честнова. — Возьмите вон там, в ящике, — указала она локтем, намыливая руки.

— Н-ну и славненько, — сказал Гегинов, наливая жидкость из фляги.

Честнова вытерла руки полотенцем, повесила его на крючок у раковины и повернулась, чтобы еще раз посмотреть на девушку. Королев удивился, увидев на ее глазах слезы.

— Бедняжка, — прошептала доктор. — Она была девственницей. Лет двадцати, максимум двадцати двух. Наверное, берегла себя, а тут такое… Бедняжка. — Она запнулась и, обратившись к Королеву и фотографу, добавила: — Простите меня, товарищи. Последнее время я не высыпаюсь. Простите меня.