Пропавшая икона
Шрифт:
Королев старался не думать о том, что было бы с ним, если бы выстрел оказался на пару сантиметров точнее. Особенно страшно было об этом думать, находясь рядом с телом Семенова. Он также не хотел вспоминать холостой звук, когда у Грегорина закончились патроны. И уж совсем не хотелось гадать, почему полковник ушел из квартиры, не закончив работу. Господь был милостив к нему — вот все, о чем он думал.
Они встали в очередь, выстроившуюся для прощания с телом. Поскольку это были похороны большевика, никакого отпевания не предполагалось. Попов и соратники Семенова выступят с
— Ты ведь не будешь выступать с речью? — спросил Попов, как будто услышав, о чем думает капитан, и этот вопрос прозвучал скорее как приказ.
— Решили, что здоровье не позволит мне сделать это.
— Ну да, — задумчиво сказал Попов. — Мне тоже велено быть кратким. — Он кивнул в сторону алтаря и гроба. — Следовало бы устроить церемонию прощания в другом месте. А ты знал, что похороны состоятся здесь?
— Нет.
— И я тоже. Были просто указаны улица и номер дома. Интересно, почему, когда нашли труп монахини, он не сказал, что состоит в этой комсомольской ячейке? Правда, он вообще мало говорил о себе. Жаль, что все так произошло, — из него получился бы хороший следователь.
Подошла их очередь прощаться. Королев взглянул на землистое лицо Семенова. Оно было каким-то худым и дряблым, только скулы и нос торчали. Он наклонился и, отодвинув прядь волос, поцеловал лейтенанта в лоб. Без души тело Семенова было ничем — просто пустой сосуд с запахом моря при отливе. Королев почувствовал, как к глазам подступают слезы. Горько и бессмысленно — закончить жизнь в таком возрасте!
Отойдя от гроба, он заметил, что людей в клубе стало больше. Появились военные в форме, с мрачными, непроницаемыми лицами. «Чекисты», — подумал Королев.
— Его наградят медалью. И тебя. Только решат, какой именно, — улыбнулся генерал. — Тебя хотят отметить за разоблачение предателей, но без лишнего шума. Никакой перестрелки на Воронцовом Поле не было, ты в курсе?
— Да, полковник Родинов меня предупредил.
Генерал сел на стул и пригласил Королева устроиться рядом.
— Ты должен обо всем забыть. НКВД подкрутят гайки у себя сами. И на этот раз, Алексей Дмитриевич, ты должен беспрекословно подчиниться.
— Я понимаю, — сказал Королев.
Но оставалась одна гайка, которую он хотел подкрутить лично, что бы ему ни приказывали.
— Ты даже не представляешь, как тебе повезло, Королев. Ежов хотел, чтобы всех, кто был связан с этим делом, расстреляли, — в целях чистки кадров. И если бы я верил в Бога, то сказал бы, что он на твоей стороне. Ты знаешь, что произошло? Сталин гулял в кремлевском саду, когда в воздухе поднялся надувной колхоз. Это его развеселило. Вот и все. Если бы он был в другом настроении, или Грегорин побежал в другую сторону, или солдаты смогли удержать канаты, или если бы произошло еще что-то — или не произошло! — тебя бы уже не было в живых. И меня, скорее всего, тоже.
Королев попытался представить, как смеется Сталин при виде надувной деревни,
— Тебе еще повезло, что ее не отнесло ветром к площади, — продолжил генерал, — иначе он вряд ли бы обрадовался.
Королев кивнул, вспоминая, как во время празднования девятнадцатой годовщины Октябрьской революции над Москвой эскадрон за эскадроном пролетали бомбардировщики, демонстрируя мощь Советского Союза. Какое-то время Попов и капитан сидели молча, раздумывая о превратностях судьбы.
— А что стало с деревней? — спросил Королев.
— Пришлось простреливать фигуры, чтобы вышел воздух. Но один надувной дом все-таки унесло ветром. Говорят, он летит в сторону Финляндии.
— Интересно, долетит или нет, — сказал Королев, вспоминая о планах Грегорина пересечь границу.
У входа в церковь послышался оживленный шум, и они повернулись, чтобы посмотреть, что там происходит. Королев сразу узнал Родинова и сначала решил, что это на него так отреагировала толпа, но потом заметил рядом с ним человека маленького роста. Он шел с важным видом, что несколько контрастировало с его мелкой фигурой. Из-под военной фуражки выглядывало костлявое лицо комиссара государственной безопасности Ежова. Его желтые зубы обнажились в улыбке, однако глаза оставались стеклянными. Все поднялись, но Ежов махнул рукой, давая знак, что можно сидеть. Это был жест Сталина — скромный, но властный.
Родинов наклонился к Ежову и что-то прошептал ему на ухо. Комиссар кивнул и присел на стул рядом с хорошенькой брюнеткой в траурном одеянии. К ним подошел какой-то человек, и у Королева мурашки побежали по коже, когда он узнал Бабеля. Писатель кивнул ему и — капитан готов был поклясться! — подмигнул жене Ежова. Родинов подошел к столу, установленному у гроба усопшего, достал из кармана лист бумаги и принялся его разворачивать. На нем был новый костюм — похоже, он купил его специально для похоронной церемонии.
— Товарищи, — начал полковник, поднимая голову, — спасибо, что вы пришли сюда сегодня, чтобы проводить в последний путь верного комсомольца и советского гражданина Ивана Ивановича Семенова. Я благодарю вас от лица всей его семьи, его товарищей и его друзей комсомольцев.
Кто-то всхлипнул, и Королев обернулся. Это была убитая горем женщина средних лет. У нее было заплаканное лицо, в чертах которого читалось сходство с Семеновым. Не дай Бог ему самому пережить похороны сына!
— Что еще добавить о нашем дорогом товарище? Он был грамотным человеком, прилежным работником в деле строительства Советского Союза, хорошим комсомольцем, который жил настоящей жизнью и искренне верил в победу интернационального социализма.
Послужной список Семенова оказался довольно длинным. Длиннее, чем можно было предположить. Родинов наконец закончил, сложил бумагу и кивнул парням из почетного караула. Те растерянно посмотрели друг на друга, и один из них с нерешительным видом взялся за крышку гроба. Родинов снова кивнул головой, на этот раз с явным раздражением. Дрожащими руками комсомольцы закрыли сосновый гроб, оставляя Семенова в вечном одиночестве.