Пропавшая кузина
Шрифт:
…Ранним утром мы уже были на вокзале, а еще через два часа с небольшим сошли с поезда на станции Ландсхут. В дороге мы с Альбертом пытались обсуждать, что же могло случиться с его кузиной, и неумолимая логика привела нас к неутешительному выводу — баронессу фон Майхоффен похитили. Кто и зачем, у Альберта никаких соображений не имелось, а у меня и подавно, но никаких иных вариантов тут, к сожалению, не просматривалось.
Гостиница «Черный лебедь», куда в итоге доставила нас карета, размещалась в старом, средневековом еще здании. Впрочем, все дома, что я успел увидеть по пути от вокзала до гостиницы, были старинными, но настолько ухоженными, что казались новенькими и какими-то игрушечными. В городе царили
Глава 9
Первые находки
В комнате, куда нас проводили, навстречу нам поднялся из-за стола худой и прямой как палка человек лет, наверное, пятидесяти, в скромном коричневом одеянии.
— Доктор Грубер, поверенный семьи Шлиппенбахов, граф Левской, мой университетский товарищ, — представил нас друг другу Альберт.
— Левской? — сухо поинтересовался доктор Грубер. — Русский?
— Русский, — если что-то господину доктору во мне не нравится, это его проблемы, а не мои. Во всяком случае, именно это я постарался ему показать.
— Можно уточнить, в каком качестве вы здесь присутствуете? — своими блекло-голубоватыми глазами Грубер, похоже, пытался просверлить во мне дырку, и не одну.
— В качестве частного лица, действующего по приглашению графа фон Шлиппенбаха и в его интересах, — свой статус я обозначил максимально точно, не забыв перевести стрелки на Альберта. Как ни странно, доктор Грубер этим вполне удовлетворился. Кратко поклонившись, скорее даже просто обозначив поклон, он перешел к практической части:
— Завтрак я заказал сюда, думаю, не следует обсуждать наши дела при посторонних.
Спорить со столь разумным мнением ни я, ни Альберт не стали, пусть и успели позавтракать еще в Мюнхене.
Говорил за завтраком доктор Грубер, мы больше слушали. Судя по манере изложения, доктором господин Грубер был вовсе не по медицинской, а по юридической части.
— Полицмейстер Ландсхута заверил меня, что к концу сего дня сможет со всей уверенностью выяснить, находится ли баронесса Майхоффен в городе, и в таком случае разыскать ее, либо же установить ее отсутствие в городских пределах. Есть свидетель, утверждающий, что видел баронессу и ее служанку Марту Йеске в обществе четырех неизвестных мужчин, двое из которых, по его словам, были похожи на слуг, один на офицера и еще один — просто на благородного господина. Однако, по словам полицейских, надежность этого свидетеля вызывает определенные сомнения, поскольку он склонен к неумеренному потреблению пива и сам признает, что видел баронессу и ее служанку, будучи в изрядном подпитии. Сейчас он находится в полиции, его задержали, чтобы он проспался и протрезвел перед обстоятельным допросом. Я договорился, что мне и вам, господин граф, можно будет присутствовать при допросе. Думаю, что с вашим присутствием, — последовал поклон-кивок в мою сторону, — трудностей также не возникнет. В полицию мы отправимся после завтрака.
Хм, а этому Груберу палец в рот не клади — и с полицией связь наладил, и какие-никакие сведения раздобыл.
— Обер-бургомистр и начальник железнодорожной станции также весьма обеспокоены случившимся и обещают любую помощь в прояснении обстоятельств происшествия и розыске баронессы фон Майхоффен, — продолжал Грубер. Это как раз понятно, происшествие, как мягко поименовал его доктор, ставит на их репутации большое и грязное пятно. — Но, как я понимаю, взаимодействовать при этом они будут с полицией, так что любые новости, если таковые последуют,
Ну да, тут он прав. Главное, чтобы они как можно сильнее и дольше взаимодействовали в розыске Альбертовой кузины, потому что рано или поздно взаимодействовать они начнут в поисках отмазок и оправданий — предвидение старательно нашептывало, что Катарину фон Майхоффен местные блюстители порядка не найдут. Я, впрочем, это свое мнение держал пока при себе, и после завтрака вместе с Альбертом и доктором Грубером отправился к ландсхутскому полицмейстеру.
…Честно говоря, мир, откуда я сюда попал, я начал потихоньку забывать, но вот одно словечко оттуда сейчас всплыло в моей памяти, потому что идеально подходило к свидетелю, которого сейчас допрашивали в нашем присутствии. Хмырь. Именно хмырь. Низкорослый, сутуловатый, весь какой-то нескладный и жалкий, терзаемый похмельем и потому постоянно просящий воды. Вдобавок говорил он на совершенно ужасном диалекте, и один из полицейских вполголоса переводил для нас с Альбертом и доктором Грубером его слова на нормальный немецкий. Впрочем, и для писаря, ведущего протокол, кажется, тоже.
А полицейские меня порадовали. И даже не на фоне этой пародии на человека, тут любой тупой служака показался бы родным братом, нет. Радовали они тем, что тупыми не были и шаг за шагом, продираясь сквозь непроходимую и дремучую глупость свидетеля, вытаскивали из него описание того, что он видел.
— Руку, говоришь, из-под плаща высунул? А в чем та рука была?
— Н-ну… это… в рукаве, в чем…
— А рукав, какого цвета он был-то?
— Это… белого…
— Весь белый? Или обшлаг другого цвета?
— А обшлах-то, это что?
Полицейский показал на своем мундире.
— Не-е… не белый… красный он был…
— Точно красный?
— Ну-у-у… да… о, вот прям как цветы у господина на чашке! — скрюченным пальцем свидетель показал на чашку с остывшим кофе, стоявшую на столе, за которым работал писарь. Цветы на чашке были розовыми.
Описание головного убора человека, похожего на офицера, полицейский вытаскивал из свидетеля примерно так же. В итоге выяснилось, что на голове этот «офицер» носил черную шляпу с плюмажем из черных же перьев и черно-золотой имперской кокардой. К сожалению, столь несомненный успех в допросе свидетеля так и остался единственным — вытащить из этого хмыря более-менее внятное описание «благородного господина» и «слуг» не удалось, за исключением самых основных примет, да еще того, что все трое, в отличие от «офицера», униформу не носили.
Полицмейстер Ландсхута господин фон Штеккен, невысокий толстяк с красным лицом и маленькими умными глазами, внимательно прочитав протокол допроса, разразился краткой, но весьма эмоциональной речью, из которой, если опустить многократные упоминания жопы (обычной, обезьяньей и совсем уж невообразимой жопы с ушами) и дерьма (простого и свинячьего) следовало, что он крайне недоволен. Пояснив, что белый с темно-розовой отделкой мундир является отличием императорской ордонансной жандармерии, ответственной за курьерскую передачу корреспонденции центральных имперских учреждений, полицмейстер крайне неодобрительно высказался о непонятных действиях имперских структур на территории, где ему поручено надзирать за соблюдением закона и порядка.
Объяснив нам суть проблемы, полицмейстер составил запрос в ордонансную жандармерию и велел отдать его на телеграф, после чего позвонил по телефону какому-то Петеру, по-свойски попросив его разузнать, какого такого рожна понадобилось имперским ордонансникам в Ландсхуте.
— Петер ответит быстрее, но телеграмма будет официальным документом, — хитро улыбнувшись, пояснил он нам. — Вы, господин граф, не волнуйтесь, скоро у нас будет за что зацепиться. Имперцев нам тут еще не хватало, — недовольно проворчал он.