Пропавшая кузина
Шрифт:
— Следовательно, нам с ним придется драться в ином месте, по иным правилам и до иного исхода, — тут я снова примолк, чтобы каждый присутствующий мог, в меру своей испорченности, представить себе те самые иные правила и тот самый иной исход. — Поэтому я прошу дать нам возможность провести повторный мензур. Здесь и сейчас.
— А ты сможешь драться второй раз подряд? — поинтересовался сеньор.
— Как только медики со мной закончат, — с легким поклоном ответил я.
Думал фон Дальберг быстро. Кивнув собственным размышлениям, он обратился к венгру:
— Готов ли ты, Эдмунд Орманди, воспользоваться великодушным предложением графа Левского?
— Да! Готов! Если ему мало, я добавлю! —
Шлегеры на этот раз были проверены с особым тщанием, в чем поучаствовали почти все собравшиеся. Мне старательно заклеили щеку, нас с Орманди снова обрядили в защитное снаряжение и поставили друг против друга. Ну что ж, продолжим…
Мой противник и так уже пребывал в сильном расстройстве. У него не получилось меня убить, его поймали на применении запрещенного оружия, перед ним замаячила перспектива с треском вылететь из братства, и, возможно, даже из университета, а тут еще и приходится драться снова, да еще и в условиях, когда все присутствующие желают победы вовсе не ему. Что ж, мне оставалось не дать венгру выйти из этого состояния. Чем более нервным и взвинченным он будет, тем больше шансов на удачный исход моего плана мести, родившегося буквально пару минут назад.
Теперь с самого начала поединка атаковал я, быстро загнав Орманди в глухую оборону. Защищался он грамотно, но и я не скажу, чтобы очень усердствовал — все-таки мне было нужно не поразить его как можно скорее, а довести почти что до отчаяния. Зачем? А затем, чтобы потом дать ему надежду на победу и тем самым заставить имперского рыцаря сделать нужную мне глупость.
Решив, что хватит уже Орманди сидеть в обороне, я преднамеренно сделал несколько ошибок. Не грубых, просто надо было показать противнику, что я выдыхаюсь. Убедительно так показать, чтобы поверил…
Поверил! Поверил, мать его!!! Длинный выпад, в который враг вложил всю неожиданно затеплившуюся в его душе надежду на победу, я парировал довольно легко, отведя оружие противника как можно дальше в сторону и тут же изо всей силы хлестнув его шлегером по правой щеке.
Отлично! Как я и старался, острый конец шлегера с мордой лица моего противника не встретился, кожа на щеке от удара тоже не лопнула, так что я имел полное право продолжать. И продолжил — снова хлестнул оторопевшего от такого неожиданного оборота Орманди, на этот раз по уже по левой щеке. А потом завершил расправу, с размаху прочертив острием шлегера полосу на лбу венгра, рассекая кожу. Вот вам и первая кровь, можно заканчивать.
Команду к прекращению поединка Орманди попытался проигнорировать, но не вышло — его схватили за руки и оттащили от меня подальше. А я даже отсалютовал венгру шлегером — а что, дело сделано, можно и благородство показать, народ оценит. И пусть этот урод вместо почетного шрама на щеке носит теперь полосы на лбу и щеках. Ну ладно, на щеках-то они со временем исчезнут, а вот на лбу… А не надо было насылать на меня уголовников! Не надо было пытаться подстроить несчастный случай! Бесчестно действовал — бесчестное наказание и получи, скотина!
— Строго ты с ним, — с некоторым сомнением в голосе прокомментировал Мюлленберг. — Не слишком ли?
— Не строже, чем он хотел со мной, — ответил я.
— Боюсь, он теперь станет твоим врагом, — покачал барон головой.
— Хочешь сказать, что при каких-то других обстоятельствах он стал бы моим другом? — усмехнулся я.
— Пожалуй, что нет, — признал барон и позволил себе понимающую улыбку.
Успокоить Орманди удалось на удивление скоро, однако же, пока шло экстренное собрание братства, несколько человек стояли между венгром и оружейной стойкой, всем своим видом демонстрируя недоверие к
…Альберт, похоже, хотел использовать произошедшее как повод для очередного распития рейнского, ему как раз на днях отец денег прислал, но ничего не вышло. Потому как мой повод уклониться от попойки, сославшись на боль, причиняемую свежей раной, оказался сильнее. Да и универсальнее тоже — Аньке пришлось ложиться одной и не в мою постель, а в свою. Чего ради я их отшил? Хотелось хорошенько обдумать случившееся, а такое возможно только в одиночестве. Да и умотался я по-настоящему, не без того.
Итак, что мы имеем? А имеем мы полную, можно сказать, тотальную неясность. Орманди, конечно, гигантом мысли не назовешь, но и идиотом считать его тоже нельзя. И вот какой тогда смысл во всех его действиях? Ну хорошо, с теми придурками, что он нанял, вроде бы все понятно. Для человека моего положения битье кнутом — это такое унижение, что мордой в дерьмо и то лучше. Не исключаю, кстати, что сам Орманди спрятался бы поблизости, подглядывал и наслаждался. Хотя вряд ли, по уму если, ему надо было бы на это время обеспечить себе железное алиби, устроив так, чтобы куча надежных, с точки зрения полиции, свидетелей видела его совсем в другом месте. Нормальный заказчик, конечно, озаботился бы смертью уголовников после исполнения ими своих обязательств по найму, угостив их какой-нибудь отравой, а то и выдав «премию» свинцом или железом. Как вопрос с молчанием своих наемников планировал решить Орманди, я, видимо, так и не узнаю.
А вот устраивать, да еще публично, несчастный случай на мензуре, это как обозвать?! Должен же был венгр сообразить, что именно на него в первую очередь подумают? И не только братья, но и полицейские? Хотя не могу исключить, что в конечном итоге нашелся бы какой-то совершенно не имеющий отношения к имперскому рыцарю человек, черт его знает зачем наточивший шлегер и поставивший его в стойку, а Орманди, вот незадача, взял именно это оружие чисто случайно. Я-то уже лежал бы мертвенький и никаким предвидением указать на венгра не мог. Впрочем, от изгнания из братства Орманди это бы не спасло, но вот полиция вполне бы могла от него и отстать, пусть и далеко не сразу.
Нет. Все равно что-то тут не то и не так. Что именно, до меня дошло не сразу, а уж когда, наконец, дошло, мне стало не по себе. Не так тут было то, что истинную причину такой ненависти Орманди ко мне я не знаю. Ну не может обмен насмешками заставить человека хладнокровно продумать план убийства. То есть, может, конечно, но тут нужен другой уровень гонора и другой темперамент, нежели те, что я наблюдал у Орманди. А не по себе мне стало по той простой причине, что такое со мной уже было. Меня несколько раз чуть не убили, а я так и не мог догадаться, какие мотивы двигают злоумышленниками. Правда, когда догадался, то и укоротить убийцам руки получилось… А тут теперь и не догадаешься — если Орманди не клинический дегенерат, а он точно не такой, то пожелание убраться прочь из Мюнхена он выполнит, пусть и без удовольствия.