Пропавшие без вести (Кодекс бесчестия)
Шрифт:
— Голубчик, вы разучились считать, — укорил профессор. — Лежат три.
— А водила джипа? Его не считаешь? Не видел, так не треплись!
— А ты видел? — спросил Боцман.
— Я? Ничего я не видел! — немедленно отрекся бомж и начал бочком-бочком выбираться из толпы.
Я перехватил его и сунул под нос сторублевку.
— Это видишь?
— Ну? — проявил он настороженный интерес.
Я добавил еще сотню.
— Кое-что видел, — вынужден был признать бомж.
— Кое-что нас не колышет, — сказал я и убрал деньги.
— Видел! Все видел! Я с самого начала был! Только в свидетели не пойду, учтите!
— Не пойдешь, не пойдешь. Как свидетель ты нас не интересуешь. Ты нас интересуешь как очевидец. — Я вручил ему двести рублей, а еще сотню показал. — Это премия. За точность и достоверность. Но ее нужно заработать.
— Мужики, вам повезло, — вдохновленный неожиданно открывшимися финансовыми перспективами, заявил бомж. — Вы попали в точку. На кого надо.
Он отвел нас в сторонку и бережно сгрузил на асфальт рюкзак.
— Вообще-то я калибровщик шестого разряда, — начал он. Заметив неудовольствие на наших лицах, принял его за недоверие и быстро поправился: — Ну, пятого, пятого! Но работал по шестому! А сейчас работаю здесь. Временные трудности, переходный период. Этих я приметил еще днем. Не наши. Не москвичи. И номер на тачке не московский. Крутились, присматривались. Эдуард, сказал я себе, тут дело нечисто. Место здесь, сами видите, какое, универсам дорогой, солидные люди бывают. Я так и понял, что они кого-то ждут. А пацаны серьезные, серьезные пацаны. Эдуард, сказал я себе, а не пора ли тебе отдохнуть от греха подальше? Но дело к вечеру, самое время, люди пиво пьют, бутылки бросают, нехорошо. В общем, продолжал я работать. А сам все на них посматриваю...
— Сколько их было? — спросил Боцман.
— Я сначала насчитал: трое. Водила в джипе сидел, двое гуляли. А потом оказалось, что четверо. Четвертый не светился. Только когда до дела дошло, нарисовался.
— До какого дела?
— Мужик, не сбивай! Время, значит, к вечеру, а они все покуривают, пивком балуются. И вдруг, вижу, бутылки побросали, а в них еще было. Эдуард, сказал я себе, сейчас начнется. И никак не врублюсь, на кого они глаз положили. Все вроде нормально, народ с работы идет, Сомов приехал на своем «запоре», дочку из сада привез. Здешний мужик, нормальный, на протезе. С ним парень, вроде как сын ему, но на личность не похожи. Сомов ростом с меня, а парнишка длинный, худой. Сомов, значит, повел дочку домой, а парень отогнал «запор» к гаражу. Стоит, ждет. Ключей от гаража, видно, не было. Смотрю, эти двое начали к нему подгребать. Эдуард, сказал я себе, что за дела? Тут Сомов вышел, гараж открыл, вытащил пару канистр. Одну залил, другую поставил в багажник. А багажник у «запора» впереди, заметьте себе. Потом полез в движок что-то подрегулировать, а парня отпустил. Тот подошел к приятелям, стоят, курят, болтают. Эти двое подваливают к нему и что-то говорят. Показывают на свою тачку. Помыть или еще что. А он этими делами не занимается. Они бабки вынули, а он все равно нет. Нормальный паренек, застенчивый. Тут они, значит, за руки его хвать и к джипу. Он вырвался, они руки ему заломили и волоком, волоком к тачке. И тут он как закричит: «Папа!» Он, значит, как закричит: «Папа!» Сомов было к нему, но протез, протез! Понял, что не успеет. Он тогда в «запор». А он, собака, не заводится! Эдуард, сказал я себе, нужно выручать парнишку. Сомов никогда не отказывал в чирике, если трубы горят. И только я это, значит, раздухарился, к этим двоим подскакивает какой-то маленький...
Я перебил:
— Какой маленький?
— Да никакой. Маленький. Улыбается им, руки в стороны, сейчас обниматься полезет. Эдуард, сказал я себе, их уже трое, а ты еще только один. А тут и Сомов завелся. И газу, газу! И сходу в их джип! Он тактику знает — «афганец»! В джип, поняли? К которому они парня тащили! Чтобы, значит, не увезли. Хуяк! Водилу джипа влепил в тачку, канистра в багажнике рванула. Бой в Крыму, все в дыму! Я, значит, быстро переключаю телек на второй канал. А там! Те двое отдыхают на асфальте, маленький над парнишкой нагнулся, помогает ему встать. Вот тут и нарисовался четвертый... Успеваете вникать, мужики?
— Успеваем, — кивнул я. — Продолжай.
— Этот четвертый, значит, маленькому по затылку шарах! Рукояткой пушки. Шарах! Тот — брык! Тот парнишку хвать и к проходу в парк, и к проходу! Те двое очухались и за ним. Как гуси пьяные. Так и ушли, — завершил свой рассказ Эдуард.
Немного подумал и добавил:
— Выносили их потом по одному.
— Кто выносил?
— Ну, кто? Менты! Всех троих. Вон они и лежат. Ментов сразу налетело, как мух навозных, пожарка приехала, «скорая». Сомова в Склиф, водилу джипа в труповозку. Все оцепили. Эдуард, сказал я себе, тут больше ловить нечего. И смылил. Потому что в свидетели мне идти ни к чему. Только время терять, а у меня работа.
— Что с маленьким? — спросил Боцман.
— Не видел. Видел, что его окружили менты, а больше ничего не видел.
— А парень?
— Тоже не видел. Но я и не говорил, что все видел. Что видел, рассказал. А врать не приучен. Не такой я человек. Вы тут любого спросите, любой скажет: не такой человек Эдуард, чтобы врать. Даже за вашу премию врать не буду! Вот так!
Премию он получил и удалился с гордым видом.
— Пошли! — кивнул мне Боцман, решительно раздвинул толпу и подлез под ленту ограждения.
— Куда?! Назад! — кинулся к нему милицейский сержант.
— Свои, — бросил Боцман, махнул удостоверением агентства «МХ плюс» и прикрикнул на меня: — Лейтенант! Ждать тебя?
— Иду, товарищ капитан, иду! — подыграл я ему.
Мы пересекли двор и подошли к группе людей, стоявших у прохода в парк возле «рафика» дежурного по городу и трех закрытых черным полиэтиленом трупов.
— Кто такие? — рыкнул на нас пожилой милицейский майор. — Кто пропустил? Вашу мать, сейчас начальство наедет, а тут посторонние! Убрать!
Штучки с корочками «МХ плюс» здесь не проходили. Я объяснил:
— Наш товарищ пострадал в происшествии. Мы хотим узнать, что с ним.
— Какой товарищ? Что за товарищ? Нет товарищей! Все уже господа! Вспомнил товарищей! Удалитесь за ограждение!
— Его фамилия Мухин.
— Какой Мухин? Не знаю никакого Мухина!
— Он сотрудник охранного агентства.
— А, Мухин! Этот Мухин? Этого знаю. Повезло вашему Мухину, что оружия не применил. А то бы долго доказывал, что он не верблюд! Очень долго!
— Что с ним?
— Да ничего. Получил по кумполу, а так ничего. Показания следователю дает. Там, в «рафике».
Я показал на трупы:
— А с этими что?
— А что с этими? Не видишь?
— Инфаркт?
— Да ты что, парень, больной? — изумился майор. — Какой инфаркт? Шеи сломаны! Инфаркт! Бандиты от инфаркта не помирают. А почему? А потому! Не доживают они до инфарктов!
Муха сидел в «рафике» дежурного по городу и старательно уверял следователя прокуратуры, что оказался в Сокольниках ну совершенно случайно, а в попытку похищения несовершеннолетнего Калмыкова Игната, которого никогда раньше не видел и не знал, вмешался из чувства гражданского долга, то есть по глупости. Голова у него была перебинтована, но вид бодрый и очень искренний. Не думаю, что следователь ему поверил, но дал подписать протокол, предупредил, что вызовет для дополнительных показаний, и отпустил.