Пропавшие дети
Шрифт:
– Давай ни о чем не будем говорить хозяину, - сказал я Кристин.
– Еще одной атаки этой отравы я не вынесу.
– Возможно, во всем виноват его отец, - сказала Кристин.
– Помнишь, в прошлый раз он как раз красил дом. А сегодня развешивал рождественские фонарики.
Мы лежали в постели и хихикали, удивляясь этой глупой затее. Нам казалось странным и смешным, но очень милым, что отец хозяина непременно хотел развесить на доме рождественские фонарики. Скотти вышел и смотрел, как он работает. Он никогда раньше не видел, чтобы фонарики развешивали на крыше, - у меня боязнь высоты, поэтому заставить меня забраться на лестницу невозможно, и наш
– Этот дом много лет был моим собственным, - сказал он.
– Мы с женой всегда украшали его под Рождество. Мне кажется, без огоньков чего-то не хватает.
В конце концов, он был очень милый старичок. Неторопливый, но еще крепкий, спокойный добрый трудяга. И через пару часов огоньки уже горели, где положено.
Потом были покупки подарков. Рождественские открытки и все такое прочее. Мы были очень заняты.
Однажды утром, примерно за неделю до Рождества, Кристин читала утреннюю газету, и вдруг напряглась и замерла - она становилась такой лишь тогда, когда происходило что-то по-настоящему ужасное.
– Скотт, ну-ка, прочти, - сказала она.
– Нет, лучше сама расскажи, - ответил я.
– Это статья о том, что в Гринсборо пропадают дети.
Я взглянул на заголовок: "ДЕТИ, КОТОРЫХ НЕ БУДЕТ ДОМА НА РОЖДЕСТВО".
– Слышать ни о чем подобном не желаю, - сказал я. Я не могу читать истории о преступлениях против детей или о похищенных детях. Просто с ума схожу. Потом не могу спать. И так было всегда.
– Придется прочесть, - сказала она.
– Здесь имена мальчиков, которые пропали за последние три года. Рассел Деверж, Николас Тайлер…
– Куда ты клонишь?
– Ники. Расти. Дэвид. Роди. Питер. Тебе эти имена что-нибудь говорят?
У меня не очень хорошая память на имена.
– Нет, не говорят.
– Стив, Говард, Вэн. И только последний не подходит, Александр Бут. Он пропал этим летом.
Почему-то, слушая Кристин, я очень расстроился. Она принимала все так близко к сердцу, была очень взволнована и ничего не хотела толком объяснить.
– Ну и что с того?
– спросил я.
– Это выдуманные приятели Скотти, - сказала она.
– Брось, - сказал я.
Но она снова прочитала все имена с самого начала - она стала записывать имена вымышленных друзей в специальную тетрадку, еще давно, когда доктор попросил нас вести записи о том, что делает Скотти.
Все имена совпадали, во всяком случае, так нам казалось.
– Скотти, должно быть, тоже читал похожую статью, - предположил я.
– И на него она произвела впечатление. Он всегда был впечатлительным ребенком. Возможно, он начал отождествлять себя с этими детьми: ему казалось, что его выкрали из Саут-Бенда и насильно привезли в Гринсборо.
На какую-то секунду это прозвучало вполне правдоподобно, на этом правдоподобии как раз и основываются психотерапевты.
На Кристин мои слова не произвели впечатления.
– В статье говорится, что раньше никогда не перечислялись имена всех пропавших детей.
– Преувеличение. Желтая пресса.
– Скотт, но он верно назвал все имена, все до единого.
– Кроме одного.
– Какое облегчение!
Но облегчения мы не испытывали. Потому что я вдруг вспомнил, как Скотти обращался к ребятам в видеоигре: "Давай,
Невозможно перечислить все страхи, которые терзают родителей, но могу заверить: невозможно испугаться за себя самого так, как можно испугаться при виде того, как ваше двухлетнее чадо бежит по направлению к дороге, или при виде того, как младенец заходится в судороге, или поняв, что между вашим малышом и похищением детей существует некая связь. Мой самолет ни разу не захватывали террористы, к моей голове никогда не приставляли дуло пистолета, я ни разу не падал со скалы, поэтому, возможно, существуют худшие страхи. Но, с другой стороны, мою машину однажды занесло на заснеженной трассе, и однажды я сидел в самолете, вцепившись в подлокотники кресла, потому что нас нещадно болтало в воздухе, но это не идет ни в какое сравнение с чувствами, какие я испытал, прочитав до конца статью. Дети просто пропадали. Никто не видел, чтобы кто-то посторонний отирался возле их дома. Дети просто не возвращались из школы или с улицы. Просто исчезли. И Скотти знал их всех по именам. Скотти воображал, что играет с ними. Откуда он знал их имена? Почему он выбрал именно пропавших мальчиков?
Всю неделю накануне Рождества мы наблюдали за ним. Мы видели, каким он стал отчужденным, как пугливо шарахался, не давая к себе прикоснуться, не желая вступать в разговор. Он знал, что скоро Рождество, но ни о чем не просил, не радовался празднику, не хотел идти покупать подарки. Казалось, он даже перестал спать. Перед тем, как лечь, в час или два ночи, я заходил в комнату мальчиков, и он лежал с открытыми глазами, сбросив одеяло. Его бессонница была даже хуже, чем бессонница Джеффри. А днем он желал лишь играть на компьютере да слоняться по улице, несмотря на холод. Мы с Кристин не знали, что делать. Неужели мы его потеряли?
Мы старались вовлечь его в семейные дела. Он не захотел отправиться с нами за предпраздничными покупками. Тогда мы велели ждать нас дома, но, вернувшись, обнаружили, что он вышел на улицу. Я обесточил компьютер и спрятал все диски и картриджи, но от этого пострадали только Джеффри с Эмили - войдя в комнату, я обнаружил, что Скотти все равно играет в свою невероятную игру.
До Рождества он ни о чем нас не просил. Кристин вошла ко мне в кабинет, как раз когда я дописывал сцену, в которой Эндер выпутывается из ловушки Великана-Пьянчуги. Может, я был так зачарован детскими видеоиграми именно из-за проблем со Скотти, может, просто пытался сделать вид, что в компьютерных играх есть какой-то смысл. Во всяком случае, я до сих пор помню, какую именно фразу писал, когда вошла Кристин и, стоя в дверях, обратилась ко мне - так спокойно. И так испуганно.
– Скотти хочет, чтобы мы пригласили на рождественский вечер его друзей, - сказала она.
– Нам потребуются дополнительные стулья для его вымышленных друзей?
– спросил я.
– Они не вымышленные, - ответила она.
– Они ждут на заднем дворе.
– Шутишь, - сказал я.
– Там слишком холодно. Как родители позволят своим детям болтаться по улицам в канун Рождества?
Она не ответила, я встал, и мы отправились к задней двери. Я распахнул ее.
Их было девять. Разного возраста - лет от шести до десяти. Только мальчики. Кто-то в рубашках с короткими рукавами, некоторые - в пальто, а один мальчик в плавках. Я, в отличие от Кристин, плохо запоминаю лица.