Прописные истины (сборник)
Шрифт:
— Контейнер… — хрипло проговорил Валерий начало фразы и додумал ее окончание: «…с радиоактивными отходами».
Счетчик Гейгера захлебывался щелканьем, словно собачонка лаем, вопил об опасности, мигал красным светляком.
«Как новый сигнальный орган, созданный нами против вызванной нами же опасности, — подумал Валерий. — И он приобретает все большее значение».
Слава осматривал пустынное, без всякой растительности дно. Стерильно, словно хорошо обработанная рана. Но почему? Радиоактивность здесь, если верить счетчику, не такая уж высокая, чтобы убить все живое. «Если верить счетчику…»
Ему стало жарко. Пот выступил на лбу. Он нажал на рычаг — батискаф начал подъем. Усилием воли он заставил себя не выпустить из отсеков всю воду, чтобы пробкой не вылететь на поверхность. Но и так батискаф удирал от контейнера слишком быстро, и у них перехватило дыхание.
В иллюминаторе мелькнуло несколько быстрых теней. Исчезли. Слава почти инстинктивно выключил боковые прожекторы, а носовой притушил почти на девять десятых. И тени появились снова.
Слава приостановил батискаф. Прежде чем мысль успела оформиться, он уже был убежден, что счетчик не врал и особой опасности нет. Почему пришла такая убежденность, понял позже, когда в иллюминаторе на большом расстоянии увидел стадо рыб. А потом боковое окошко закрыла бесформенная, иссеченная морщинами и складками масса. Она вздрагивала, дрожь проходила под кожей, как у лошади. Показалось щупальце с присосками, повозило по стеклу. Затем в иллюминаторе появились глаза. Слава подумал было: «Осьминожьи», - но тут же понял, что ошибся. Даже для осьминожьих они были необычны. Их выражение менялось, становилось слишком осмысленным, даже проницательным. А в глубине их, за всей сменой выражений, сгустилась боль, какой-то мучительный вопрос.
Но вот в иллюминаторе появилась голова, беззубый, с клювом рот, часть туловища и воронка. Сомнений больше не было: осьминог. Какой-то незнакомый вид. И эти глаза… У осьминогов они бывают выразительными, часто в них можно увидеть смертельную тоску, но такой осмысленности они не выражают. А может быть, показалось? Подвели излишняя настороженность, напряженность?
Валерий издал какой-то нечленораздельный выкрик, не в силах оторвать взгляда от глаз, и в тот же миг голова исчезла.
Слава напрасно прождал некоторое время, включая и выключая свет, затем продолжил подъем.
«Собственно говоря, мне пока ничего не удалось определить, — думал он. — Радиоактивность недостаточно высока, чтобы быть ответом на загадку, тем более на той глубине, куда могли добраться люди с аквалангами. Может быть, такие животные напали на них?»
Он вспомнил о присосках на щупальцах. Обычно они не очень сильные, во всяком случае человека не удержат. А легенды о страшных осьминогах — выдумки. Но эти животные уж очень необычны…
Сразу же после возвращения на палубу корабля Слава созвал товарищей на совещание и рассказал о своих наблюдениях. Решили, что через несколько часов батискаф начнет второе погружение. На этот раз в нем будут ихтиологи Косинчук и Павлов. Слава подозревал, что многие товарищи думали: «А ведь и в первый раз надо было начинать кому-нибудь из гидробиологов и химику, а не гидробиологу и журналисту. Но если гидробиолог — руководитель экспедиции, а журналист — его приятель?… И если к тому же гидробиолог излишне честолюбив?…» Впрочем, может быть, никто так и не думал, а показаться может все что угодно.
И второе, и третье погружения батискафа не обогатили экспедицию данными, если не считать, что ихтиологи подтвердили: осьминог, впервые увиденный Славой и Валерием, не принадлежит ни к одному известному виду.
Слава больше всего боялся вернуться ни с чем из первой руководимой им экспедиции. Он представлял себе недоброе торжество — оно могло бы мелькнуть на лице Ивана Герасимовича, — укоризненный взгляд директора, молчание сотрудников, которое он бы принял за что угодно, только не за просто молчание. А он не терпел по отношению к себе ни жалостливого сочувствия, ни равнодушия…
И когда они с Валерием опускались вторично в батискафе, в голове Славы все еще кружился хоровод гипотез — настолько ярких, что из-за этого он уже должен был остерегаться их.
Время от времени они поглядывали на прикрепленную к батискафу сеть, где находились рыбы и крабы. Они должны были послужить приманкой.
«Если постепенно исключать все, что не могло быть причиной загадочной гибели, то останутся лишь увиденные нами животные. Конечно, это только гипотеза, но когда не остается ничего другого…» — сказал Слава на совещании и предложил вот эту самую ловушку.
Батискаф плыл над самым дном, но осьминоги не появлялись. «Возможно, мы сбились с курса?» — подумал Слава. Он убедился в этом, когда увидел дно. Оно отнюдь не было пустынным. Перед ними раскинулись настоящие джунгли, в которых одно растение обвивает другое, где нет мертвого пространства, где на останках только что погибшего растения уже подымается новое. Мотовка-жизнь являлась здесь отовсюду, лезла из всех пор, из щелей между камнями, из расселин скал. Весенняя, жадная, изобильная, сочная, она разбрасывала свои дары направо и налево, кому угодно, как угодно, не замечала своих потерь, не подсчитывала доходов, убивала и друзей, и врагов, оживляла и тех, и других, предавала то, что ее порождало, превозносила большое и презирала малое, чтобы тут же поступить наоборот, погибала в невероятных муках и снова рождалась, как бы доказывая что-то самой себе.
Валерий и Слава были поражены этим расточительным буйством рядом с мертвой зоной.
Валерий рассматривал заросли, время от времени что-то фотографируя. Он приготовился сделать новые снимки и попросил Славу включить боковые прожекторы.
— Смотри! — вдруг крикнул Слава.
В иллюминаторе появился осьминог. Он плыл, как торпеда, выталкивая воду из воронки, сложив щупальца, похожие теперь на стабилизаторы. Это сходство дополняли выступы на каждом щупальце со стороны, противоположной присоскам. За ним плыло несколько его сородичей. Слава насчитал четверых. Они подплыли к сети, прошли вдоль нее, будто обнюхивая. Один протянул щупальце и провел по ячейкам сети. Его движения были осторожными. Осьминог словно интересовался самой сетью, а не тем, что находится внутри нее. Он ненадолго исчез из поля зрения, затем в иллюминаторе показалась его голова. Огромные глаза внимательно разглядывали людей, остановились на Славе. Над глазами появились рожки. Осьминог изменил цвет, стал линять, переливаться различными оттенками и вдруг расцвел радугой.
— Это он так приветствует руководителя экспедиции, — пошутил Валерий.
— Типичная реакция, — совершенно серьезно заметил Слава.
— А может быть, он хочет поговорить с нами? — продолжал острить Валерий.
Осьминог вытянул щупальце и, как в первый раз, повозил им по стеклу.
— Однако он заслоняет нам сеть, — нахмурился Слава и изменил направление движения батискафа.
Осьминог исчез, сеть снова стала видна. Рыбы и крабы остались нетронутыми, а осьминоги уходили строем, подобным журавлиному ключу.
— Никогда не слышал, чтобы они плыли строем, — пробормотал Слава.
Он потянул на себя ручку глубины, бросая батискаф в погоню. У него почти не было надежды на успех. Он не мог предугадать, куда направляются осьминоги, а батискаф явно уступал живым торпедам и в скорости, и особенно в маневренности. Славу вела лишь интуиция, и он не мог рассчитывать только на счастливый случай.
Он догнал их у самого дна. Успел заметить, как быстрые тени скользнули в узкое подводное ущелье.
«Словно знают, что батискаф туда не пройдет», - подумал он и повел корабль в обход. Несколько виражей — и он увидел осьминожью стаю, растянувшуюся теперь цепочкой. Моллюски, как по команде, рванулись ко дну и исчезли. Слава включил на полную мощность прожекторы и ахнул от удивления.