Проповедь под горой
Шрифт:
Так рассудите нас, господа, и скажите, кто из нас во тьме: мы, разумом стремящиеся к свету, больше того, чем видим своими глазами и чем представляет нам наука, или наши противники, довольствующиеся тем, что видят глазами и слышат ушами. Скажите нам: вам тоже кажется, что наша вера в Бога — вера во тьму? Ответьте быстрее, ибо от нашей веры или неверия зависит вся наша жизнь! Ответьте нам поскорее, ибо кто знает, сколько нам еще жить вместе под этим солнцем? Кто убежден, что смерть не ожидает нас у дверей этого дома?
Мы верим, господа, в бессмертную жизнь. Наши противники упрекают нас: вы верите во тьму!» — «Как же так!? — спрашиваем удивленно. Ведь мы поверили в бессмертие именно из жаркого стремления к свету. Почему же оказалось, что мы верим во тьму? Может, вы дадите нам взаймы вашего света, которым живете», — спрашиваем мы наших противников. А наши противники
Бессмертной жизни не существует. Есть жизнь, и есть смерть. Жизнь коротка, смерть длинна. Смерть, словно бесконечная линия, а жизнь, как точка в середине той линии. И живая и неживая природа состоят из одинаковых составных элементов. Составляющими частями мертвых и живых тел являются материальные атомы. Эти материальные атомы группируются в пустоте то одним, то другим способом, образуя при этом то одни, то другие тела.
Однажды, по слепой случайности, атомы сгруппировались в особую подвижную фигуру, которую мы называем человеком. Пока в ней существует определенное равновесие атомов и разнообразных элементов, составляющих человеческое тело, эта фигура существует и выполняет положенные функции. Если баланс между атомами нарушится, тогда фигура эта рассыплется, как карточный домик, потерявший равновесие, и больше уже никогда не появится на свет в том же облике. Так мы думаем, и в подтверждение нашей точки зрения ссылаемся на Демокрита, Лукреция, Штрауса и Геккеля. Наша мысль — свет. Примите нашу мысль и бросьте вашу наивную веру в тьму».
Так говорят нам наши противники, а мы с удивлением отвечаем: «Так нет, не мы, а вы верите в тьму. Вы верите, что вся жизнь человека простирается между двух могил. Рождение — одна могила, из которой человек выходит, а смерть — другая могила, в которую человек входит. Вы верите, что человек до своего рождения где-то во вселенной существовал лишь в виде разбросанных атомов, принадлежавших разным телам. Вы верите, что человек после смерти будет существовать в виде разобщенных атомов, которые будут принадлежать другим, чужим телам. Вы не верите, даже теоретически, что человек существовал до рождения и не верите, даже теоретически, что он будет существовать после смерти. Вы живете без света, а не мы. Вы не верите, что вселенная имеет разум и зрение, а мы верим. У ваших атомов нет ни разума, ни зрения. Они — ваши идолы, неразумные и слепые. В земной жизни нет у вас света, нет и по ту сторону жизни.
Мы верим в бессмертие жизни, потому что верим в бессмертного Бога — источник жизни. Существование природы доказывает, что существуют законы природы; существование законов природы доказывает, что существует универсальный божественный разум; существование универсального божественного разума доказывает, что существует вечная жизнь. Все так тесно и неразрывно связано, что невозможно представить одно без другого. Природа не отделима от законов, которые ей управляют, ибо без законов не было бы и природы. Законы невозможно представить без жизни, ибо разум есть сознание, а сознание — жизнь. Жизнь невозможно представить как нечто случайное и преходящее, если разум вселенной вечен и непреходящ.
Если разум вечен и непреходящ, тогда смерть — нечто от жизни, ибо если бы смерть была противна разуму, она была бы противна законам природы и не существовала. Значит, смерти не существует в мире безусловно и отдельно; она не существует как отдельная линия, на которой жизнь всего лишь точка. Лучше сказать, что смерть это точка на бесконечной линии жизни.
Мы можем привести другие аргументы в пользу нашей веры:
Наш инстинкт бессмертной жизни самый сильный из всех инстинктов. Итак, все инстинкты, которыми наделила нас природа, она способна удовлетворить в полной мере. Нет ни одного инстинкта, который нельзя было бы пресытить. Поэтому многие из нас, возможно большинство, умирает, насытив свои инстинкты. Но никто не умирает, насытив единственный инстинкт, самый сильный из всех — инстинкт бессмертия. Тот, кто совершает самоубийство, бежит от жизни не потому, что пресытился ей и жаждет и алчет лучшей жизни. Тот, кто был настолько богат и благополучен, что мог удовлетворить любое даже ничтожное свое желание, всякую жажду и голод, умирает в слезах. Почему? Потому что умирает в голоде и жажде бессмертия. И тот, кто прожил сто лет, состоявшие из однообразных, монотонных дней, умирает с плачем. Почему? Разве им не наскучили однообразные дни? Да, наскучили, им скучна такая жизнь, они хотят и ждут другой, лучшей жизни, но они не уверены, что эта лучшая жизнь станет их посмертным уделом и перед смертью плачут. Они не доверяют природе, даже после того как природа дала им столько доказательств своей искренности и правдивости. Природа ни в чем не обманула их: все инстинкты, которыми наделила их, она же и насытила. И все-таки они не верят природе; они боятся, что, в конце концов, она их обманет. Они боятся, что сильнейший из инстинктов останется не удовлетворенным — инстинкт бессмертия. Они думают, что природа их питает и поит в этой жизни для того, чтобы обмануть в основном желании. Они считают, что их природа питает и поит в этой жизни, чтобы, в конце концов, поглотить темной пастью смерти, как Хронос поглотил своих детей. Но почему же такое недоверие? Разве оно логично? Природа каждый день показывает, что она настолько могущественна, что ей под силу удовлетворить самые причудливые прихоти человека. Почему же мы не верим, что она удовлетворит и нашу жажду вечной жизни? Эта жажда естественна. Это природная жажда, а все желания присущие природе она в состоянии исполнить.
Мы аргументируем свою веру и так:
Бог, Который нас сотворил, Который вложил в нас столько способностей, Который несколько десятилетий развивал и доводил их до известного совершенства, этот великий Бог показал бы Себя неразумным, если бы уничтожил Свой труд одним движением. Он показал бы Себя непоследовательным, если бы в один миг погасил свет, который зажег в нас и поддерживал весь наш век. И, наконец, Он показал бы Себя неэкономным, если бы всякий раз начинал с самого начала процесс усовершенствования на протяжении истории, каждый раз с новыми людьми, навсегда истребляя смертью тех, кто уже достиг определенной степени совершенства. Однако о Боге нельзя сказать, что Он неразумен, непоследователен или неэффективен. Свой разум, Свою последовательность и Свою эффективность Он доказывает нам сотворенной Им природой каждый миг.
Мы не боимся смерти, говорим мы нашим противникам, еще и потому, что видим, как сама природа противится смерти. Природа не хочет умирать, природа хочет жить. Если что-либо очевидно в природе, это ее страстное стремление к непрерывной бесконечной жизни. Такой эгоизм природы обеспечивает нам бессмертную жизнь. Природа хочет жить, а она живет посредством нас. Если бы природа желала нам смерти, она должна была бы желать смерти самой себе. А природа не желает себе смерти. Она допускает смерть своих элементов, то есть нашу смерть, только потому, что знает, что смерть приведет нас к другой жизни. Мы никогда не смогли бы умереть, уйти из этой жизни, если бы смерть была чем-то абсолютным, как мы себе ее представляем. Мы не смогли бы уйти из этой жизни, если бы и захотели, не смогли бы совершить самоубийство, ибо после смерти мы будем жить снова. Природа бы этого не допустила, ибо природа жаждет жизни. И она посылает нам смерть, и допускает самоубийство, поверьте, только потому, что не боится, что смерть нас уничтожит. Следовательно, природа не боится смерти. Чего же нам бояться?
Мы не боимся смерти, продолжаем мы объяснять нашим противникам, еще и потому, что наша логика не может допустить, что смерть способна уничтожить Шекспира, Гете, Канта, Толстого и других. Иными словами, уничтожить самый возвышенный продукт великого труда. Ибо если бы наша логика допустила это, то она должна была бы допустить и неразумность природы, а это исключено. Если бы смерть была в состоянии полностью уничтожить Шекспира, значит, она была бы способна остановить закон эволюции в природе. Шекспир, несомненно, хотел, как хотят все люди, жить после смерти, совершенствоваться после смерти. Разве смерть могла остановить эволюцию? Но этого хотели и Гете, и Кант, и Толстой, и весь род человеческий от Адама до наших дней. А что такое весь человеческий род, если не одна из составляющих частей природы, очень важная ее часть и по численности и по достоинству? Желание человечества может сравниться с желанием самой природы. Природа хочет, чтобы жизнь продолжалась и после смерти, продолжалось начатое развитие, начатое усовершенствование. А если природа чего-то хочет, она легко это осуществляет.
Следовательно, наш инстинкт бессмертия является естественным инстинктом — стремлением самой природы. Наши умозаключения могут нас обмануть, но природа с ее инстинктами никогда не обманет».
Так мы говорим своим противникам и спрашиваем их:
«Как же получается, что наша вера — вера тьмы? Ведь мы верим в свет после смерти и до рождения, а вы не верите в такой свет и вновь называете нашу веру верой тьмы. Оглянитесь вокруг — тьма обступила вас со всех сторон, а вы все еще думаете, что пребываете в свете».