Проповедник
Шрифт:
— Значит, у нас есть причины задать тебе этот вопрос, и нам бы хотелось получить ответ.
Его неприязнь к Рольфу Перссону нарастала с каждой минутой.
— Да, да. И совсем не стоит из-за такой ерунды горячиться, мне скрывать нечего.
И, посмеиваясь про себя, он набулькал еще дозу. Эрнст начал облизываться, прямо-таки гипнотизируя стакан. Судя по запашку, это был уже не первый заход Рольфа Перссона, он уже успел причаститься с утра пораньше. Чтобы подоить коров, он проснулся по крайней мере часа два назад, и можно легко предположить, что сейчас для него уже наступило обеденное время. «Но в любом случае еще слишком рано, чтобы так активно поддавать», —
— Я использовал эту штуковину года до восемьдесят четвертого — восемьдесят пятого, по-моему, так. А потом там начались какие-то поганые исследования окружающей среды, и они додумались до того, что это удобрение «может оказывать негативное воздействие на экологический баланс», — Рольф произнес последние слова особенно противным голосом, как псих из мультика, явно цитируя кого-то, и при этом еще покрутил пальцами в воздухе. — Так что пришлось пользоваться удобрением в десять раз хуже, которое вдобавок и в десять раз дороже. Идиоты чертовы.
— А как долго вы пользовались этим удобрением?
— Хм, ну, может, лет десять. У меня, конечно, есть все записи, но примерно года с тысяча девятьсот семьдесят пятого. А с чего это вы им так интересуетесь? — Он подозрительно прищурился и посмотрел на Эрнста и Ёсту.
— Это имеет отношение к расследованию, которое мы сейчас проводим.
Ёста больше ничего не добавил, но тут же заметил, как помрачнело лицо Рольфа.
— Это, значит, насчет тех девчонок, верно ведь? Ну, девушек на Кунгсклюфтане. И той, которая потом пропала? И вы чего, думаете, что я к этому имею отношение? И поэтому сюда приехали? Чего вы там себе напридумывали? Ну, вы это, вообще…
Он решительно поднялся из-за стола. Рольф Перссон был крупным человеком. Возраст мало сказался на его физической силе, в теле не замечалось обычной старческой дряблости, и под рубашкой на торсе хорошо вырисовывались мышцы. Эрнст успокаивающим жестом приподнял руки и тоже поднялся. Ёста с благодарностью подумал, что в таких ситуациях можно только сказать спасибо Эрнсту за то, что он рядом. Он такие ситуации разрешал в долю секунды.
— Ну-ка, ну-ка, давайте-ка успокоимся. У нас есть следы, и мы внимательно рассматриваем каждый. И ты не один, к кому мы приезжали. И совершенно незачем считать, что тебя в чем-то обвиняют. Но мы бы хотели осмотреться тут, в твоем хозяйстве, только чтобы убедиться и вычеркнуть тебя из списка.
Какое-то время Рольф подозрительно на них посматривал, потом кивнул. Ёста воспользовался моментом и спросил:
— Прошу прощения, а где у вас тут туалет, если не возражаешь?
Мочевой пузырь, особенно если он полон, такая вещь, с которой шутить нельзя, — это всякому ясно. Рольф кивнул и махнул рукой в направлении двери с надписью WC. Ёста пошел к двери и услышал у себя за спиной:
— Вот мы с тобой — порядочные люди, и что я тебе скажу: народ ворует все, что ни попадя, как сороки, такое дерьмо…
Когда Ёста с заметным облегчением вернулся обратно, Эрнст с полным пониманием на лице кивал и слушал. На столе стояло уже два стакана — оба, разумеется, пустые: Эрнст, видимо, получил свое лекарство, и они с Рольфом сидели как старые приятели. Через полчаса, когда они уже ехали в участок, Ёста набрался решимости и спросил у коллеги:
— От тебя выпивкой несет, как хрен знает от кого. И ты Аннике с таким выхлопом будешь про нашу поездку рассказывать?
— Да ладно, Мухолов, какого хрена. Она, между прочим, тоже не школьница. Делов-то, поправился чуток, что тут плохого. И вообще, все знают, что невежливо отказываться, когда тебе от всей души предлагают.
Ёста фыркнул, но удержался от комментариев. Его удручало, что они больше получаса ходили по Перссоновым владениям и не нашли ровным счетом ничего, хотя бы кучку дерьма для смеха. Никаких следов девушки или признаков того, что там недавно копали. В общем, утро можно считать потраченным впустую. Эрнст и Рольф обсуждали что-то, когда Ёста ненадолго выходил в туалет снять камень с души, и продолжали по-приятельски разговаривать все время, пока они втроем осматривали хозяйство Перссона. Ёста считал, что совершенно недопустимо проводить осмотр местности вместе с возможным подозреваемым в убийстве, но Эрнст, как всегда, поступил по-своему.
— А он сказал что-нибудь стоящее?
Эрнст сложил ладони ковшиком, дыхнул и потом понюхал. Сначала он вообще проигнорировал вопрос.
— Слышь, Мухолов, ты бы остановился, мне надо таблеток для горла купить.
Нахмурившись, Ёста, не говоря ни слова, свернул к бензозаправке OKQ8 и ждал в машине, пока Эрнст ходил и покупал что-нибудь вроде «Антиполицая». Эрнст вернулся, опять устроился в машине и только тогда ответил:
— Нет, мы с ним враз скорешились, и что я тебе скажу: такой классный малый, зуб даю, он к этому делу никаким боком не подходит. Нет, всю эту теорию можно вычеркивать сразу. История с удобрением тоже пустышка. Сидят эти гребаные криминалисты в своих лабораториях и исследуют там хрен знает что. Но мы-то работаем не в лаборатории и в облаках не витаем, у нас тут грубая действительность. И мы знаем, чего стоят их теории: ДНК, волос туда, волос сюда, удобрения, отпечатки покрышек — сидят там, понимаешь, в бирюльки играют. Нет уж, спасибочки, я-то знаю, как дела делаются. Надо взять нужного типа, треснуть его в нужное место — так вот реальные дела и раскрываются. Легко и просто, как книжку открыть. Вот так-то, Мухолов.
И Эрнст приподнял свой увесистый кулак, чтобы проиллюстрировать свою точку зрения и показать Ёсте главный инструмент, при помощи которого, по его мнению, делалась настоящая полицейская работа. Потом он откинулся на подголовник и, казалось, задремал. Ёста молча вел машину в направлении Танумсхеде. Он очень сомневался в том, что Эрнст прав.
Габриэль узнал новость накануне вечером. Сейчас они молча сидели, все трое, за столом и завтракали, погруженные каждый в свои мысли. К их большому удивлению, Линда приехала со своими вещами накануне вечером, не говоря ни слова, поднялась наверх и легла в своей комнате, которая всегда стояла наготове. Лаине помедлила и нарушила молчание:
— Очень хорошо, что ты приехала домой, Линда.
Линда что-то промычала в ответ, тщательно намазывая масло на хлеб.
— Линда, говори, пожалуйста, громче. Это просто невежливо — бормотать так, что тебя никто не слышит.
Лаине предостерегающе посмотрела на Габриэля, но он оставил это без внимания. Он был у себя дома и не собирался потакать какой-то девчонке ради сомнительного удовольствия видеть ее здесь еще какое-то время.
— Я сказала, что приехала домой на день, может быть, на два, а потом опять вернусь в Вестергорден. Мне захотелось переменить обстановку. Меня эти чертовы «аллилуйя» в гроб вгоняют. И любого с души своротит, кто увидит, как они с ребятами управляются — аж мурашки по коже. Что-то здесь ненормальное, когда пацаны и девчонки ходят кругами и трындят про Иисуса, аж блевать тянет…