Прорицатели. Кольцо желаний
Шрифт:
– Что опять?
– Ну, – Влад смутился. – Не знаю точно, что ты делаешь. Это типа магия?
– Вроде того. Только маме не говори, – напомнил в сотый раз Яр. – И вообще никому.
Он закрыл глаза, сконцентрировался. В первый раз отдавать силу омена было сложнее всего – она сопротивлялась, а самоучители по передачи энергии в магазинах, конечно, не продавались. Пришлось нащупывать способ самому. Тогда Яр просидел с Владом не меньше получаса, злясь и не понимая, как же вороны так легко делятся энергией. Со временем научился.
Энергия потекла, передаваясь Владу. Настолько ощутимая, реальная, что между их пальцами даже можно было увидеть едва заметные золотые нити. Опустошение началось с головы: краски вокруг стали чуть тусклее, заболели мышцы – сначала в плечах, потом усталость добралась и до ног.
– Хватит, – Влад отдернул руку. В обычном состоянии на такие резкие движения у него не было сил. – Оставь немного себе.
Его впалые щеки зарумянились, Влад даже смог сам подняться, сесть, поправив за спиной подушку.
– А если мне уже не нужна будет помощь, другим будешь помогать?
Яр промолчал, сомневаясь, что именно имеет в виду Влад: вариант, при котором он излечится, или худший исход. Зная брата, Яр предположил второе.
– Так что? – не унимался Влад. – Ответишь?
– Я буду помогать тебе столько, сколько нужно. Об остальных мне думать некогда… и ты про них не думай.
– Ты мог бы стать супергероем. Приходишь в больницу, кладешь руку на лоб больному, а он исцеляется.
– Ага, – отозвался Яр и поднялся. Его слегка качнуло. Хорошо, что Влад прервал его, а то сейчас бы совсем сил не осталось.
– Ты для меня и так супергерой, – бросил Влад, когда Яр уже почти вышел из комнаты.
Глава 7
Три дня прошли как в тумане. О чем-то пытались расспросить родители, зачем-то приходили учителя, что-то рассказывали голоса в аудиокнигах. Я разучилась понимать смысл происходящего и все думала, когда же вернутся Рэм и Аня.
С их стороны это было нечестно: ворваться в мою жизнь, всполошить, рассказать, что где-то за углом есть волшебный и яркий мир! – и исчезнуть.
Папа забрал часы после утреннего разговора:
– Аврора, ты не забываешь их заводить? – спросил он, кивнув на омен.
– А их нужно заводить?
– Да, примерно раз в сутки. Погоди-ка, они до сих пор у тебя работают? Дай посмотреть!
Папа взял их, да так и не отдавал. Все время что-то искал в интернете и даже другу-часовщику позвонил. Спустя два дня папа вернул омен, смущенно сказав:
– Ерунда какая-то. Работают исправно, хотя везде написано, что эту модель нужно заводить раз в сутки. Скажешь, когда остановятся?
Чтобы успокоить его, я тем же вечером сказала, что они наконец перестали идти. Папа даже обрадовался – похоже, это действительно его волновало. Нужно будет спросить у ребят, вдруг это свойство омена. Может, артефакты вообще не ломаются?
Утром пятницы я, как обычно, встала, чтобы проводить родителей. Меня, наверное, никто из сверстников не понял бы: добровольно просыпаться так рано, даже если не нужно в школу? Что за мазохизм!
Но мне всегда нравилось именно утреннее время. Родители собираются на работу, суетятся, лишь минут на десять заглядывают на кухню, чтобы перекусить. Я с ними. Мама готовит что-нибудь вкусное, чаще всего – жарит колбаску для бутербродов. Аромат разносится по всей квартире и будит быстрее, чем самый громкий будильник. Я иду на кухню, чтобы перекинуться с родителями парой слов. Вечером у папы с мамой не хватает на меня сил.
В последние месяцы они совсем заработались. Прошлые выходные стали исключением. В остальные же дни мама приходит поздно, а папа – еще позднее. Оба говорят, что это временный завал на работе, но, когда закончится это «временно», они не знают.
По ночам меня мучает мысль, что они берут дополнительную нагрузку и перерабатывают, чтобы скопить мне на операцию. Или хотя бы на достойное будущее. Как только думаю об этом, становится необъяснимо стыдно. Иногда стыд достигает такой мощи, что я встаю среди ночи и начинаю что-нибудь делать: учить уроки, зубрить английский, хотя бы слушать аудиокниги. Чем больше я работаю сейчас, тем больше шансов будет в будущем. Но что меня ждет? Когда у меня еще было зрение, я мечтала стать художницей. Ну или русалкой – на крайний случай. Теперь карьера художника для меня недостижима, а других реальных вариантов не нашлось. Кем может работать слепая девчонка? Точнее, не слепая. «Слабовидящая» – так меня называют. Можно подумать, это слово исправит мое зрение.
Мама суетилась, наспех делая домашние дела и раздавая указания всем, кто остается. То есть мне.
– Аврора, я ставлю белье стираться, через час развешай.
– Хорошо.
– Предыдущее обязательно сними, но не разбирай. Я сама! В прошлый раз папа неделю искал свои носки вместо твоих, с цветочками. Посуду помой. В раковине нож, осторожнее! Хотя нет, я его сама… – мама, оторвавшись от завтрака, подскочила к раковине. Вода лилась долго. Видимо, она увлеклась и перемыла все. – Ладно, с посудой разобралась. Заправь постель! – зачем-то напомнила мама, хотя знает, что я всегда это делаю.
Не из-за любви к порядку, а из-за удобства: стараюсь поддерживать систему во всем. Иначе, если что-нибудь потеряю, приходится звать родителей и просить найти. Обычно приходит мама, с громким вздохом делает вид, что ищет нужный предмет. А потом просто подает его мне в руки – оказывается, что я искала в нужном месте, но на пару сантиметров левее. В последнее время почти не приходится звать родителей на помощь. Слепота приучила меня к перфекционизму.
– Ира, ешь быстрее, уже пора ехать! – папа ворвался на кухню, принеся с собой запах крема после бритья.
– Иду! – мама оторвалась от раковины и помчалась в комнату забирать ключи.
Они уже стояли на пороге, когда раздался звонок. Я почти осязаемо почувствовала, как все в доме на миг замерло.
– Кого там с утра пораньше принесло? – спросил папа и пошел к двери.
Я затихла на кухне. Прислушалась.
В квартиру ворвался табор! Судя по звукам, именно так. Много шума, болтовни, счастливые возгласы! Я не выдержала и вышла в коридор.
– А вот и наша юная танцовщица! – кто-то так сильно врезался в меня, что чуть не сбил с ног. Оказалось – обнимал. Да и голос я узнала – это же Рэм!