Пророчество Луны (др. изд.)
Шрифт:
— Да-да, я понимаю, что осуществить это не трудно, — сурово произнес игумен. — Но чувствуешь литы истинное призвание к столь суровому затворничеству? Я должен просить Бога, чтобы он послал мне ответ.
Джованни кивнул и прижал руку к сердцу.
— Конечно, отче, но должен сказать: я просил Господа о просветлении, и, когда эта мысль пришла ко мне, душа моя наконец обрела покой.
— Давай поговорим в субботу после литургии. А до этого молись Матери Божьей, чтобы на меня снизошло озарение.
В следующую субботу, в день Сатурна, Джованни вновь пришел в маленькую келью настоятеля. Отец Василий встретил его с хмурым видом.
— Ты по-прежнему
— Я молился Господу нашему и Пресвятой Богородице денно и нощно, и мое желание непоколебимо, — ответил Джованни уверенно.
Старик хмыкнул.
— Я тоже взывал к Богу, чтобы Он просветил меня. Ты принимаешь серьезное решение. Оно не только обязывает тебя следовать ему до конца твоей жизни, но его нельзя будет изменить. Слабый монах может нарушить обет, но все равно обрести спасение милостью Божьей, но для того, кто избрал путь затворничества, нет обратного пути. Несмотря на риск сойти с ума и даже лишить себя жизни, он должен пройти этой стезей. Думаю, ты знаешь, что иногда тела отшельников находили на камнях под скалами, служившими им жильем. Никто так и не узнал, что произошло, но самоубийство не исключено.
— Знаю, отче. Но пусть лучше я потеряю разум, чем однажды, нарушив монашеский обет, вернусь в мир и разобью сердце той женщины или совершу еще одно убийство.
— Ты отважен. Может, другие назовут твой поступок безрассудством, но я верю, что твое стремление исходит от Бога, и у меня нет возражений.
Глаза Джованни заблестели от радости.
— Благодарю, отче!
— Ты пострижешься в монахи через девять дней, накануне Великого поста, и тогда же принесешь обет затворничества в пещере. В тот самый день тебя спустят к пещере. С собой ты возьмешь теплую одежду и одеяла, чтобы защититься от холода. У тебя будет только одна книга — Священное Писание. Ни мольбы, ни плач, ни крики не помогут тебе вернуться в мир. Только смерть освободит твою душу из добровольного заключения. Спрашиваю в последний раз — ты по-прежнему хочешь этого умом и сердцем?
— Да, очень хочу. Хочу навсегда отречься от мира и найти утешение в Боге. Я буду отшельником до самой своей смерти, и пусть не сила человеческая поддерживает меня, но только надежда на вечную жизнь в Господе нашем, Иисусе Христе, который сказал: «Тот, кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее». [24]
Глава 51
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
24
Евангелие от Матфея, 16:25.
Джованни с трудом поднялся на ноги. Несколько часов он стоял на коленях в глубине темной, сырой пещеры, неустанно повторяя молитву к Иисусу. Солнце только что встало, и его первые лучи осветили вход в пещеру, обращенную на восток. Как обычно по утрам, Джованни облегчился в деревянную лохань и опорожнил ее в пропасть. Затем сел на краю обрыва, подставив ласковому солнечному теплу изможденное тело. Это было единственное плотское удовольствие, которое он себе позволял. Посидев так двадцать минут и согревшись, отшельник открыл Псалтырь и начал читать.
«Господи Иисусе Христе,
Он уже закончил повторять псалмы, когда его внимание привлек скрип лебедки. Неожиданно сверху появилась большая корзина, подвешенная к веревке из конопли. Джованни осторожно поймал ее, опасаясь опрокинуть драгоценное содержимое: флягу с водой и большую буханку хлеба — недельный запас провизии. Иногда брат Григорий и брат Никодим, два монаха, которые жили в маленьком ските на вершине скалы и в чью обязанность входило доставлять Джованни пропитание, добавляли в корзину немного фруктов, свежих или вяленых, смотря что удавалось найти. В этот раз там были только хлеб и вода. Джованни вытащил еду и питье и несколько раз подергал за веревку. Наверху, метрах в двадцати, завертелся ворот, которым управлял брат Григорий.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Эта молитва сопровождала Джованни, что бы он ни делал: ел, проводил богослужение, читал Библию или смотрел вдаль. Благодаря этому имя Иисуса вросло в его сердце, и часто Джованни просыпался, неосознанно повторяя молитву. Образ Елены исчез из его снов, а душа обратилась к Богу. Закончив скудную трапезу, он плеснул в лицо пригоршню воды и убрал припасы в глубь пещеры.
Пещера походила на узкий глаз посредине скалы, примерно шесть-семь метров шириной и около двух метров высотой. Внутри она была больше — девять метров в глубину и двенадцать метров в самом широком месте. Джованни спал и молился в задней части пещеры, но ел, проводил службы и читал Библию ближе к входу — там было светлее.
За девять месяцев отшельнической жизни он ни разу не пожалел о сделанном выборе. Впрочем, сожалеть о чем-то было бессмысленно — ничего уже не изменишь. Даже если он заболеет, никто к нему не спустится, помощи ждать неоткуда. Джованни жил, надеясь на Божественное провидение, глаза его души взирали на ничтожество человеческого существования и величие милости Божьей.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Его сердце вновь обрело покой. В первые месяцы Джованни познал мгновения, когда благодать нисходила на него, он чувствовал это так остро, что после часами плакал, и его душу переполняла сила божественной любви. Но постепенно эти минуты счастья сошли на нет. Он продолжал постоянно молиться и жил, строго соблюдая установленный распорядок.
Отец Василий посоветовал ему быть постоянно начеку и не допускать послаблений в каждодневном послушании. Джованни все время молился своему покровителю, святому Ефрему, прося его об укреплении веры. Когда юноша чувствовал, что дух его слабеет, то сразу же вспоминал святого отшельника, который жил, молился и говорил с Богом и ангелами на этом самом месте целых сорок лет, и подобные мысли поддерживали его решимость.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Вот уже несколько недель, с тех пор как осенние ночи стали холоднее, Джованни ощущал какое-то внутреннее беспокойство. Юноша не мог точно охарактеризовать это чувство, но заметил, что больше нуждается в движении, и даже сон его стал тревожным. Правда крылась в том, что Джованни начал ощущать, как ограниченное пространство пещеры стесняет его. Однако он отказывался это признать — подобное осознание привело бы к душевным мукам. Незаметно для себя самого он стал исследовать заднюю стену пещеры, словно пытаясь найти второй выход.