Пророчество Луны (др. изд.)
Шрифт:
«Сказал безумец в сердце своем: „нет Бога“. Они развратились, совершили гнусные дела; нет делающего добро.
Господь с небес призрел на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли разумеющий, ищущий Бога». [25]
«Точно! — сказал сам себе Джованни. — Ефрем, подобно другим великим святым, обратился мыслями к преисподней, чтобы посочувствовать отчаянию тех, кто не может найти Бога, или тех, кто отдалился от Него из-за своих грехов!» Чуть успокоившись, юноша собрался с силами
25
Псалтырь, Псалом 13, 1–2.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Однако в последующие дни Джованни не мог удержаться, чтобы не читать и перечитывать послание на камне. Хотя он искренне верил в придуманное им самим объяснение, в душе поселилось некоторое беспокойство. До сих пор он молился святому Ефрему о помощи, а теперь впервые поймал себя на том, что обращается к Пресвятой Богородице, прося ее спасти душу старого отшельника. Осознав это, юноша почувствовал еще большую тревогу. Нужно избавиться от камня, подумал он. Он откатил глыбу назад, к дальней стенке пещеры, и решил заблокировать вход в туннель, чтобы никто ничего не узнал.
Джованни вернулся к привычным для него тяготам отшельнической жизни и попытался забыть о том, что произошло, но так и не смог. Он решил не гнать от себя мысли, постоянно возвращающие его к ужасным словам, а, наоборот, принять их и вместе с Ефремом молиться за тех, чьи души отдалились от Бога. В первую очередь за неверующих, а также за великих грешников и скептиков, усомнившихся в самом существовании Создателя. Юноша сказал себе, что провидению было угодно, чтобы он нашел этот обломок скалы и почувствовал новый, более глубокий смысл подвига затворничества.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Несколько недель Джованни истово молился обо всех заблудших душах. Но гнетущая тревога постепенно проникла в его сердце, и отрицать ее уже было невозможно. Он понял, что не верит в собственную гипотезу о последних словах Ефрема. И потому юноша все чаще молился за несчастного отшельника, душа которого, после стольких лет уединения, должно быть, сбилась с пути праведного. Господь захотел, чтобы он, Джованни, узнал об этом и стал молиться о спасении бедняги. Юноша решил, что отныне все его молитвы будут за упокой души Ефрема.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Меж тем в сердце Джованни с каждым днем нарастал гнев. Поначалу незаметный, гнев постепенно завладел юношей, и вот однажды ночью Джованни не сдержался. Потрясая кулаками и грозя небесам, он вскричал:
— Почему? Почему Ты позволил своему слуге умереть в отчаянии? Почему позволил Сатане разрушить его надежды на милость Твою? Почему допустил, чтобы человек, который всю свою жизнь посвятил Тебе, умер во мраке сомнения? Неужели Ты так жесток? Тебе нравится видеть страдания невинных? Сколько еще крови и слез Тебе нужно, чтобы утолить свою жажду?
Его крик был криком всех людей, которые страдали, верили и никак не могли понять, почему Господь так невыносимо безучастен.
Джованни кричал, пока у него хватило сил, а потом разрыдался. Неутешное горе переполняло его сердце. Ему было
Джованни оплакивал себя, сам того не осознавая.
Глава 54
Прошло три недели после этой вспышки ярости. Три недели, во время которых Джованни пытался потушить пламя, пылающее у него в душе. Он последовательно пережил все чувства: сомнение, надежду, муки, веру, ярость, одиночество, отрицание, печаль. После ужасной внутренней борьбы его ум и сердце пришли наконец к единому мнению: или Бог злобен и жесток, ил и Его не существует… В некотором отношении это было бы даже лучше. Джованни больше не злился и не испытывал печали. Он просто пребывал в глубочайшем отчаянии.
Воспоминания прошлого вернулись, чтобы терзать его разум. Расчувствовавшись, Джованни вновь увидел успокаивающие образы своей семьи. Когда он был в монастыре, то написал письмо отцу и брату, чтобы те не беспокоились о его судьбе. Теперь же ему захотелось узнать, что стало с родными. Джованни снова думал о Елене, и его преследовало желание хотя бы раз ее встретить. Но больше всего в эти тягостные минуты ему хотелось увидеть мессера Луцио. Джованни хотел бы раскрыть перед наставником свое сердце, рассказать о сомнениях, попросить совета. Юноша попытался представить, что философ сказал или сделал бы в подобной ситуации. Как же он скучал по своему учителю!
Однажды ночью, когда безграничное отчаяние овладело его душой, Джованни внезапно решил покончить все разом. Он приблизился к краю обрыва и долго смотрел вниз, на верхушки деревьев метрах в двадцати под ним. Затем закрыл глаза. Знакомые образы вновь возникли в его памяти: лица Елены и матери. Горько-сладкие слезы потекли по щекам Джованни, ввалившимся от лишений и постоянного бдения. Он шагнул еще ближе к пропасти.
Юноша уже собрался было прыгнуть вниз, как вдруг перед его мысленным взором предстала Луна. Странное чувство охватило монаха — непреодолимое желание заняться любовью. Образ колдуньи овладел мыслями Джованни. Он внезапно вспомнил чарующий запах, гладкую кожу, и его тело отозвалось на воспоминания. Не осознавая, что делает, юноша закрыл глаза и стал ласкать сам себя. Он думал о женщине, которая приворожила его и подарила первое в жизни сексуальное удовлетворение. Из его груди вырвался громкий крик, звериный вопль наслаждения, который, казалось, восходил к незапамятным временам.
Больше Джованни не молился. Конечно, с его губ все еще срывались слова молитвы, но душа отторгала их. К нему вернулось желание жить, слабое, почти инстинктивное. Он занимался самоудовлетворением по нескольку раз в день, иногда думая о Луне, иногда — о Елене. Навязчивая мысль охватила все его существо — выбраться из страшного места как можно скорее.
Сделать это можно было только единственным способом — убедить монахов, живущих наверху, что он умер, и тогда один из них обязательно спустится, чтобы проверить. Он решил не съедать сразу все припасы, а оставить немного хлеба и воды про запас.