Пророчество
Шрифт:
Я вгляделся в этого странного человека, и прежняя уверенность в его виновности рассеялась окончательно. Пусть он и ухмылялся самодовольно, было видно, что он говорит правду. Мне хотелось, чтобы Говард был виноват, и я подгонял факты под свою теорию, но даже для самого себя не нашел убедительного объяснения, зачем понадобились деяния, столь явно указывавшие на католическую угрозу. Теперь же, когда мне стало известно, сколь далеко простираются династические амбиции Говарда, я понимал, что и убийство Елизаветы не в его интересах, а стало быть, рухнула и теория, будто он хотел использовать Сесилию Эш как
— Верни мне книгу, Бруно, — напомнил хозяин, протягивая руку. — А то еще разгадаешь шифр, как только я отвернусь.
Я шагнул вперед на тяжелых, будто свинцом налитых, ногах и отдал ему заветный том. Шершавый переплет выскользнул из моих пальцев, когда Генри Говард решительно потянул книгу к себе, и я в бессильном отчаянии смотрел, как он заворачивает книгу в тряпицу и убирает ее в шкатулку, словно у меня отбирали только что обретенную после долгой разлуки возлюбленную. И правда, я так долго гонялся за этой книгой — с большим постоянством, чем когда-либо ухаживал за женщиной! Подержать книгу в руках и тут же с ней расстаться — это было хуже, чем продолжать бесплодные поиски, не будучи даже вполне уверенным в существовании легендарного тома. И голос моей самонадеянности нашептывал мне: будь у нас время, мы бы с Ди разгадали шифр, с которым Говард так и не справился за четырнадцать лет. Я с тоской проводил взглядом шкатулку — Говард спрятал ее за пазуху. Представится ли мне когда-либо случай еще раз заглянуть в эту книгу?
Клинок на алтаре матово мерцал от пламени свечей. Если рвануться к шпаге прямо сейчас, пока Говард возится с книгой, может быть, я успею схватить ее, хотя он и стоит ближе? Говард как будто прочел мои мысли и, даже не глядя, положил правую ладонь на рукоять.
— Вот в чем проблема, Бруно, — заговорил он, прижимая шкатулку левым локтем. — Все это… — Он обвел глазами часовню с картой звездного неба, медной головой, алтарем. — Все это тебе отнюдь не следовало видеть. Это моя тайна, и, если о ней проведают, я окажусь в Тауэре и со всеми надеждами моего рода будет покончено. Тебе я и прежде не слишком доверял. Так как же мне поступить теперь, когда ты меня изобличил?
Большим пальцем руки он легонько поглаживал рукоять шпаги, но все еще не брался за нее.
Холодок пробежал по позвоночнику, проник в желудок, сбилось дыхание. Я ждал этого момента, но вопреки всему надеялся как-то урезонить моего врага.
— Ди знал ваш секрет и не выдал его. С какой же стати вам опасаться меня?
Голос мой, видимо, предательски дрогнул — Говард рассмеялся, хотя совсем невесело, и объяснил:
— Ди не располагал доказательствами. И он с уважением относится к моей знатности и влиянию, а ты, Бруно, не уважаешь никого. — Упершись левой рукой в бок, вельможа печально покачал головой. — Никогда прежде не встречал такого нахальства в человеке из простонародья.
Шпага так и притягивала мой взгляд.
— Не волнуйся, Бруно! Фехтовать с тобой я не собираюсь, разве что ты выкинешь какую-нибудь глупость. Затруднительно будет объясняться с послом, если ты погибнешь от ран. — Он склонил голову набок, улыбка его нравилась мне все меньше. — Зато твой вечерний спектакль подсказал мне идеальное решение: того, кто до смерти
— Отпустите меня! — взмолился я. — Я вернусь в посольство и никому слова не скажу!
— Никому? — Он слегка усмехнулся и приподнял шпагу. — Даже когда Ди осудят за колдовство, ты не выдашь мой секрет? Ох, боюсь, не выдержишь. — Он ткнул меня острием в грудь, и я, сам того не желая, отступил на шаг. — Нет уж, поутру горничная найдет тебя остывшим, в луже блевотины. Пес произвел ее с избытком. Неловкая ситуация для посла, и мы вместе с Кастельно постараемся все замять. А потом, когда начнутся великие события, никто и не вспомнит итальянского монашка, опившегося за ужином рейнским.
Острием шпаги он подтолкнул меня, направляя в дальний конец комнаты, к зеркалу из обсидиана. Шкатулку с книгой Гермеса он по-прежнему держал под мышкой.
— Пока я оставлю тебя тут, позову кое-кого из доверенных слуг. Неохота самому марать руки. Ты найдешь, чем занять себя. Теперь уже все равно, какие еще открытия ты сделаешь в этой комнате.
Он отступил к двери, направляя острие шпаги мне в грудь. Я быстро прикинул свои шансы: броситься на Говарда, вырвать у него оружие… но он был гораздо выше меня ростом и крупнее, он бы одолел меня при первой же попытке. И шпага его, хотя и парадная, изукрашенная золотом, имела, как я сумел разглядеть даже в том тусклом свете, хищное отточенное острие.
Он приостановился у двери.
— Я читал твою книгу об искусстве памяти, — сказал он задумчиво. — И теперь могу признаться: это работа гения. Мне жаль, что все так обернулось, но в наши времена приходится в первую очередь думать о собственном спасении. Моя судьба превыше твоей судьбы, прощай, Джордано Бруно! — Он долгим взглядом попрощался со мной и, пятясь, вышел за дверь. Ключ повернулся, послышался шорох панели, возвращавшейся на свое место у стены. Я провел руками по волосам и глубоко вздохнул, а затем огляделся по сторонам, пытаясь успокоиться и трезво оценить ситуацию, хотя пульс так зачастил, что я был близок к обмороку.
Свечи почти догорели, но крошечное пламя еще билось и танцевало в потоке холодного воздуха. Здесь было так холодно, что я видел вырывающиеся изо рта облачка пара. Часовня была устроена в дальнем конце библиотеки, ее стена замыкала восточное крыло здания. Окна напротив двери были замурованы. Но сквозняк указывал, что где-то есть еще отверстие в стене, и где же, если не за обсидиановым зеркалом! Я схватил с алтаря свечу и приблизился к зеркалу — моя теория тут же подтвердилась: пламя едва не погасло.
Времени у меня было в обрез. Полированный кусок обсидиана был изрядной ширины, а высотой больше человеческого роста, во всяком случае больше роста среднего неаполитанца. Вдобавок зеркало было вмонтировано в здоровенную деревянную подставку, которая удерживала его вертикально. Я уткнулся плечом в холодную каменную гладь и надавил изо всех сил. Зеркало чуть подалось, и уже не оставалось сомнений в том, что холодный воздух проникает в щель между ним и стеной. Просунув стопу за подставку я попытался отодвинуть ее, прислонившись для упора к стене и все время поглядывая на дверь в библиотеку, ожидая рокового скрежета ключа.