Пророк Темного мира
Шрифт:
— Не услышал он меня.
— Значит, не тебя ждет Завей Великий! — торжественно пробасил Нежив. — Идем. Я ничем не могу вам помочь…
Скрипели катки. Хлопал, ловя попутный ветер, парус. Потрескивали дрова в очаге. Хмурые, потерянные, сидели путники у огня. «Гиблец» нес их прочь от твердыни старца Завея. Последняя надежда рухнула. Уже никто и ничто не поможет. Вся Россейщина по велению Человека-Без-Имени, проклятого Коща, ополчилась сейчас против них.
— Нам остается только одно, — сказал Бойша, тиская рукоять шибала, — бросить коня и разойтись куда глаза глядят. За Опоясным камнем люди не так сильны в чистуновской вере, как в коренной Россейщине. Пожалуй, там можно укрыться. Но незнатям за камнем придется туго…
— Нам везде будет туго, — хмыкнул Мыря, и Атям согласно закивал головой. — Мы не личени, спрятаться
Атям, чтобы как-то отвлечься от горестных мыслей, принялся за готовку. Мыря нахохлился, подобрал под себя ноги, сунул ладони в рукава тулупа и застыл, точно статуя. Бойша порылся в мешке, вытащил звонник, настроил и принялся наигрывать одним пальцем тягучую, как патока, мелодию, что-то напевая.
Тамара расхаживала по палубе, то приближаясь к итеру, то удалясь к кормовому кублу. Пение Бойши она сперва не воспринимала, погруженная в размышления, но постепенно до нее стал доходить смысл того, о чем поет итер.
Это была какая-то баллада или поэма. Неизвестный девушке автор, нанизывал бисерины слов на золотую нить сюжета, выплетая из полученных сверкающих бус кружевную вязь роскошного царского одеяния.
И жемчужины снова вознес небосвод. Из глубокого мрака полуночных вод. Вновь был отдан простор и войскам и знаменам, И опять все наполнилось воплем и стоном. И над сонмищем русов с обоих концов Подымался неистовый звон бубенцов.Голос Бойши, в зависимости от того, что происходило в поэме, то суровел, становясь глухим, тревожным, то смягчался, делаясь мягким, вкрадчивым, а то и звенел металлом.
И меж русов, где каждый был блещущий витязь, Из их ярких рядов вышел к бою — дивитесь! — Некто в шубе потрепанной. Он выходил Из их моря, как страшный, большой крокодил. Был он пешим, но враг его каждый охотней Повстречался бы в схватке со всадников сотней. И когда бушевал в нем свирепый огонь, Размягчал он алмазы, сжимая ладонь, В нем пылала душа, крови вражеской рада. Он пришел, как ифрит, из преддверия ада.Тамара заинтересовалась, присела рядом с итером. Мглистый вечер опустился на предгорья Опоясного камня. «Гиблец» полз на северо-запад, полз наобум, влекомый попутным ветром по холмистой степи. Им никто не управлял. Тамара вдруг поняла, что для них наступает момент истины и их судьба, та самая судьба, о которой они спорили с наруком Стило Трошсыном, достигла точки перелома, некой вершины, с которой можно либо благополучно спуститься в благодатную зеленую долину, либо скатиться по острым камням и сломать шею на скалах.
А Бойша все пел, и медный звонник итера гудел в наступающей ночи чарующе и тревожно.
Так был фуб он и крепок, что стала похожа На деревьев кору его твердая кожа. И не мог он в бою, как все прочие, лечь: Нет, не брал его кожи сверкающий меч. Вот кто вышел на бой! Мест неведомых житель! Серафимов беда! Всех людей истребитель! Загребал он воителей, что мурашей, И немало свернул подвернувшихся шей. Рвал он головы, ноги, — привычнее дела, Знать, не ведал, а в этом достиг он предела. И цепного вояки крутая рука Многим воинам шаха сломала бока. Вот из царского стана, могучий, проворный, Гордо выехал витязь для схватки упорной. Он хотел, чтоб его вся прославила рать, Он хотел перед всеми с огнем поиграть. Но мгновенье прошло, и клюка крокодила Зацепила его и на смерть осудила. Новый знатный помчался, и той же клюкой Насмерть был он сражен. Свой нашел он покой. Так вельмож пятьдесят, мчась равниною ратной, Полегли, не помчались дорогой обратной. Столько храбрых румийцев нашло свой конец, Что не стало в их стане отважных сердец.«Воины шаха, румийцы? — удивилась Тамара. — Что ж это за история, где действуют румийцы, то бишь римляне, которые являются „воинами шаха“? И где Бойша мог ее выучить? Хотя где — понятно: в родовой библиотеке, о которой рассказывал».
Итер между тем все вел и вел стихотворное повествование, рассказывая о том, как некий владыка румийцев, теперь уже именуемый царем, собрал своих мудрецов и держал с ними совет — как справиться с неведомым монстром?
Некий муж, изучивший всю эту страну, Так ответом своим разогнал тишину: «Если царь мне позволит, в усердном горенье Все открою царю я об этом творенье. К вечной тьме приближаясь, мы гору найдем. Узок путь к той горе; страшно думать о нем. Там, подобные людям, но с телом железным, И живут эти твари в краю им любезном. Где возникли они? Никому невдомек Их безвестного рода далекий исток. Краснолики они, их глаза бирюзовы. Даже льва растерзать они в гневе готовы. Так умеют они своей мощью играть, Что одно существо — словно целая рать».«Что одно существо — точно целая рать», — повторила про себя Тамара. У нее в голове вдруг словно зажегся огонек, крохотный, далекий светоч, который еще не в силах был разогнать клубящийся вокруг мрак, но уже служил путеводным маяком.
Итер заканчивал поэму. Мудрец говорил своему царю:
«А когда мощным русам желанна война, В бой ведут они этого злого слона. Но хоть в битву пустить они диво готовы, Все же в страхе с него не снимают оковы. Узришь ты, лишь в нем битвенный вспыхнет запал, Что для многих весь цвет светлой жизни пропал». Услыхав это все, Искандер многославный Был, как видно, смущен всей опасностью явной, Но ответил он так: «Древки множества стрел Из различных лесов. Есть и сильным предел. И, быть может, овеянный счастьем летучим, Я взнесу на копье его голову к тучам».Прихлопнув ладонью струны, Бойша вскинул голову, заметил, что Тамара смотрит на него, и улыбнулся:
— Это очень длинная повесть о древних войнах. Написал какой-то человек по имени Низами. Так значилось на первой странице.
— А как называется? — задрожавшим вдруг от возбуждения голосом спросила Тамара.
— «Искандер-наме». Это имя царя. Я все не осилил, выучил только самые интересные куски… Эй, ты чего?!
Отмахнувшись от итера, Тамара вскочила, сжала ладонями виски. Огонек в голове девушке вспыхнул, как фальшфейер, залив светом все вокруг. Отдельные части пазла, лежавшие во тьме, стали видны, как на ладони. Осталось только сложить из них картинку.
«Хозяйка Круглого дома говорила о воине в рогатом шлеме, — расхаживая по палубе, лихорадочно думала Тамара, не замечая, что за ней с удивлением и надеждой следит уже не только Бойша, но и Мыря с Атямом. Мысли девушки скакали, как белки. — Рогатый золотой шлем, по легенде, был у Александра Македонского. Мыря упоминал его в истории об эгиде Афины Паллады. На востоке Македонского называли Искандером. Искандером Двурогим… Поэма Низами „Искандер-наме“. Неведомый противник, „одно существо — точно целая рать“. Вот! Вот оно! Искандер!!»