Пророк
Шрифт:
Куницын, не поняв, в чем дело, привстал. Сапожников лежал навзничь, во лбу зияло пулевое отверстие. И только после этого над рекой покатил эхом звук выстрела. Казалось, даже листья на деревьях задрожали.
«Снайпер!» – сообразил Куницын, мгновенно забыв, где он находится. Ему показалось, что он снова в Чечне, рядом с «зеленкой», из которой бьет снайпер. Он мигом сообразил, откуда стреляли – из леса, завалился на бок и скатился с песчаного обрыва, машинально ища на себе оружие.
– Вы чего? – воскликнула Ольга
Ольга завизжала так истошно, как визжит бензопила, напоровшаяся на ржавый осколок в старом дереве. Куницын сидел под обрывом, вжавшись в песок, ему хотелось закопаться в него, в мягкий и рассыпчатый, закопаться глубоко.
Опыт подсказывал, что для снайпера он недосягаем, пока не высунется. В него можно попасть лишь с другого, пологого берега реки. Он поднес руки к лицу, облепленному песком, ощутил его запах и вспомнил, что такой же песок он бросал на крышки цинковых гробов Комарова, Макарова, Потемкина и Батюшкова.
Девушки, крича и не разбирая дороги, бежали прочь от реки.
Куницын лежал под обрывом больше часа.
Уже погас костер, и луна спряталась за горизонт.
И тогда сержант, абсолютно протрезвев, рискнул выглянуть. Он увидел темный густой массив леса и звездное небо над ним. Лес глухо шумел. Куницын по-пластунски подполз к своему другу, зная, что ничем не сможет помочь Олегу Сапожникову.
«Надо закрыть ему глаза!»
Он долго вытирал ладонь об куртку, закрыл глаза другу, накинул ему на лицо куртку с медалями и бегом помчался к городу. Он бежал, а по щекам текли слезы. Куницын чувствовал свою беспомощность, полное бессилие и страх, причем такой сильный, какого он никогда раньше не испытывал. Он был без оружия, а враг мог притаиться где угодно.
«Скорее, скорее в часть! Надо сказать, надо поднимать ребят! Это невозможно, чтобы в родном городе, в двух километрах от расположения враги застрелили друга. Да какого друга!»
Он ни минуты не сомневался, что стреляли чеченцы. Били, как заведено у партизан, – издалека, из зарослей, в человека, освещенного пламенем костра. Куницын так сильно сжимал кулаки, что ногти впились в кожу. Его попытался остановить окриком часовой на КПП, но, заглянув в безумные глаза сержанта, отпрянул к будке.
Куницын схватил трубку телефона и закричал:
– Товарищ майор, товарищ майор, сержант Куницын! Только что сержанта Сапожникова снайпер застрелил!
– Ты что, сержант, упился в смерть? – крикнул майор. Но по интонации чувствовал, что услышанное – правда. – Ты где?
– На КПП, майор.
– Жди, бегу.
И действительно, дежурный по части с красной повязкой на рукаве появился через минуту.
С ним еще три сержанта. Куницын в тельняшке сидел прямо на крыльце, сжимая в дрожащих пальцах сигарету, и жадно курил.
– Повтори!
Куницын
– Товарищ майор, у реки снайпер Олега снял, всадил пулю прямо в голову.
– Ты в своем уме? – глядя в глаза сержанту, майор, дежуривший по части, окончательно убедился, что сержант не бредит и уже протрезвел. – Едем! – сказал он.
– Майор, надо поднимать солдат, надо «зеленку» прочесать, они там!
– Когда это случилось?
– Час или чуть больше. Мы с бабами сидели, выпивали, и тут вдруг Олег упал, упал на спину…
– Посмотрим.
Майор распорядился, чтобы по тревоге подняли роту и открыли оружейную комнату. Недовольные спецназовцы, еще ничего толком не понимая, с оружием в руках загрузились в три машины, и те вслед за уазиком понеслись к реке.
Там у костра, накрытый камуфляжной курткой с двумя медалями, лежал Сапожников.
– Я же говорил, это они, чеченцы, – боязливо поглядывая на лес, шептал Куницын. Затем подошел к молодому солдату и потребовал автомат. Тот чуть его не отдал.
Майор остановил его:
– Отставить!
Спецназовцы не стали ночью прочесывать перелесок, дождались рассвета. Приехали командир бригады и начальник штаба. Привезли бронежилеты, и только после этого, уже понимая, что никого не найдут, солдаты цепью двинулись прочесывать лес.
Павел Куницын сидел на траве и уже в который раз повторял одну и ту же короткую историю:
– Выстрел мы поздно услышали, значит, далеко засел. Метров восемьсот, не меньше.
Майор Грушин набросил ему на плечи куртку, две медали звякнули, ударившись одна о другую. Куницын был бледен, дрожь в руках не унималась. И тогда майор Грушин вытащил из пакета бутылку водки, сам сорвал пробку и подал сержанту:
– Выпей, Паша, легче станет.
– Не станет, товарищ майор, уже никогда мне легче не станет.
Спецназовцы вернулись после прочесывания. Ни места, где мог прятаться снайпер, ни гильзы они не нашли. Майор Грушин своему сержанту верил: попасть из перелеска в голову, когда уже смеркалось, можно только из снайперской винтовки.
– Должны были убить меня, товарищ майор.
– Да не бубни ты, Куницын, заткнись, – прикрикнул на него майор. – Пуля знает, брат, в кого попадать. И не каркай.
– Лучше бы меня положили. Завтра мы домой собирались ехать, он и деньги матери отложил. Что я ей скажу, товарищ майор? Может, вы со мной поедете?
– Никуда ты завтра не поедешь. Вначале с тобой, Куницын, поговорят, а там видно будет.
Утром уже весь Ельск знал, что на берегу реки во время пьянки был убит выстрелом из снайперской винтовки один из сержантов-контрактников, только что вернувшийся из кавказской командировки. Больше всех о Сапожникове рассказывала заведующая рестораном: как-никак, она обслуживала ребят, и от нее они прямиком отправились на реку.