Пророки и поэты
Шрифт:
Исповедуя идеологию абсолютизма. Шекспир считал монархию идеальным видом государственного устройства и сословный строй - промыслом Божьим.
Все воды моря бурного не смоют
Елей с помазанного короля;
Не свергнет человеческое слово
Наместника, поставленного Богом.
Как может подданный судить монарха?
.....................................
Правитель, вождь, наместник, им избранный,
Помазанный, венчанный, полновластный,
Судим ли будет подданным и низшим?
Шекспиру нравилось
Шекспиру нравилось вращаться среди знати, но, зная цену ей и себе, он не мог не приобрести комплексов. Шут Шекспира - не случайно глас природы, мудрости, проницательности, бытия. Шут - сам Шекспир, подсознательное выражение роли безродного провинциала среди знати.
Да, это правда: где я не бывал,
Пред кем шута не корчил площадного,
Как дешево богатство продавал!...
В сонете 111-м сказано еще определенней:
О, как ты прав, судьбу мою браня,
Виновницу дурных моих деяний,
Богиню, осудившую меня
Зависеть от публичных подаяний!
Сознавал это Лебедь Эйвона или нет, но фрейдизм работал. Все гении-юродивые, и юродивые по одной причине: стоя неизмеримо выше сильных мира сего и сознавая их ничтожество и свое превосходство, все они так или иначе чувствуют себя шекспировскими шутами, никого не пускающими себе в душу, бросающими выстраданную правду в лицо королям и царям.
Клоун и шут - два разных шекспировских персонажа: клоун - простолюдин, дурак, деревенщина, глупец, swain, простофиля; шут - высмеиватель, остроумец, глубокомысленный созерцатель, "прячущий ум в засаде". "Горький шут" короля Лира - пророк, психолог, alter ego автора, мудрец, избравший своим оружием иронию, сарказм и насмешку.
Он хорошо играет дурака,
Такую роль глупец не одолеет...
Нужно много сметки,
Чтобы искусством этим овладеть.
Вся глупость умника раскрыта будет
Случайной шутовской остротой.
Буффонада, юродство, безумие, шутовство - шекспировские способы просветления. Шуту доверено говорить правду Лиру, сам Лир прозревает, впав в безумие, в сошедший с ума Офелии просыпается мудрость пророчицы, сомнамбулические состояния леди Макбет или безумие Алонзо - просветление, пробуждение, ясность.
Шекспир прожил жизнь под маской. Он никогда не писал пьес на современные темы и никогда не высказывался о современности. Самые сокровенные мысли он вкладывал в уста шутов.
Он не был чудаком, "рассеянным гением", изгоем или человеком не от мира сего. В этом отношении он стоит в одном ряду с Данте, Гете или Толстым. Он с равным талантом писал великие пьесы и устраивал собственную жизнь. Неудивительно, что друзья считали его дипломатом и использовали в случаях, требующих осмотрительности и осторожности.
Видимо,
Шейлока он извлек из собственных необъятных карманов. Сын
ростовщика и торговца солодом, он и сам был ростовщик и торговец
зерном, попридержавший десять мер зерна во время голодных бунтов. Те
самые личности разных исповеданий, о которых говорит Четтл Фальстаф и
которые засвидетельствовали его безупречность в делах, - они все были,
без сомнения, его должники. Он подал в суд на одного из своих
собратьев-актеров за несколько мешков солода и взыскивал людского мяса
фунт в проценты за всякую занятую деньгу. А как бы еще конюх (по Обри)
и помощник суфлера сумел так быстро разбогатеть?
ТАЙНЫ
Шекспир не отличался пуританством, снобизмом и ханжеством: многие его пьесы направлены против квакерского лицемерия. Дошедшие до нас истории представляют его обворожительным, остроумным волокитой, большим поклонником женских прелестей, не упускавшим легкой добычи, - читайте Шоу, Джойса и нашего Домбровского. Судя по всему, он никогда не подавлял вспыхнувших в нем порывов.
Только филистеры могут возмущаться при мысли о том, что кипение
молодой крови приводило иногда Шекспира к поступкам безрассудным или
предосудительным.
Все, чем я жил, я кинул всем ветрам,
И старую любовь сквернил я новой.
И не твоим устам меня карать:
Они осквернены такой же ложью,
Как и мои, когда, как алчный тать,
Я похищал добро чужого ложа.
Но мне ль судить тебя за прегрешенья?
Я сам грешил не два, а двадцать раз...
Глухая история донесла до нас пикантные истории об амурных похождениях Шекспира: о том, как он опередил актера своей труппы в постели красавицы-зрительницы, о незаконном сыне Шекспира Уильяме Давенанте, поэте и драматурге, создавшем свой театр. Как свидетельствовал автор Гудибраса Сэм Батлер, близко знавший Уильяма Давенанта, последний сам рассказывал, как "крестный отец" соблазнил его мать, слывшую необыкновенной красавицей, когда останавливался на постоялом дворе в своих частых поездках между Уорикшайром и Лондоном.