Прорыв
Шрифт:
— Есть кто живой? Тогда выходи и мордой на асфальт, руки на затылок. Или снова открываем огонь, в живых никого не оставим!
В одном вагончике послышалась возня, оттуда на четвереньках выполз чей-то силуэт. Из второго вагончика тоже показался один. Они отползли от дверей и легли лицом на дорогу, сцепив пальцы на затылках.
— Все? — снова крикнул я. — Проверять не пойдём, просто гранатами закидаем!
— Начальник, там ещё раненый есть, а больше никого, — крикнул один из лежащих на асфальте.
Действительно, в левом вагончике
— Лёха, Большой, давайте ещё по гранате и «контроль».
Два тёмных силуэта снова быстро пересекли пространство между блоком и бытовками, я увидел, как они одновременно взмахнули руками, в вагончиках грохнуло опять, а силуэты в лохматом камуфляже быстро вошли в двери, затем оттуда донеслось несколько одиночных выстрелов, «контроль». Без «контроля» по-любому нельзя — и по военной науке, и потому, что сейчас те, кто пулю не в череп словил, начнут подниматься и пытаться кого-нибудь съесть.
— Чисто.
— Чисто.
— Сергеич, Маша, наблюдать за дорогой, занять позиции, — раскомандовался я. — Большой, вызывай колонну. Васька, осмотреть бытовки на предмет трофеев и прочего, и бери пулемёт. Лёха, ко мне.
Мы с Лёхой подбежали к двум лежащим на дороге бандитам, быстро связали им руки за спиной. Затем, ухватив обоих за шиворот, оттащили к стене блока.
— Сесть, — скомандовал я и пнул одного из них по щиколотке краем каблука — если умеючи, то очень больно может получиться.
Повторять не пришлось, бандиты сели как сказано. Я посветил на них фонариком.
— Опа, кто теперь с нами… Ты ведь тут главный, верно?
Передо мной сидел тот самый худой и жилистый, который распоряжался на блоке. Ответа я не услышал, и тогда я выхватил нож и сильно ткнул им бандита в икру, придавив ему ногу коленом, а Лёха одновременно пнул его в рёбра. Тот аж захрипел от боли, второй же попытался отодвинуться в сторону.
— Ты главный, я за тобой два дня наблюдал из кустов, и тебя Мага заложил, — заорал я на него. — Говори лучше, а то начну на ремни распускать.
Какой бы он ни был крепкий, но расколется быстро. Тем более что он сдался, отбиваться не пытался. Вывод: жить хочет, а всё остальное — понты. Да и как иначе, когда ты спишь спокойно «на вершине мира», а просыпаешься оттого, что всех вокруг убивают и тебя, ещё не проснувшегося толком, волокут куда-то раскрашенные зелёным морды и начинают сразу резать ножами — обычно такого достаточно, чтобы человек сломался.
— Он здесь главный, так? — спросил я второго.
Тот энергично закивал, тощий же сплюнул, за что немедленно схлопотал коленом в нос от Лёхи. Нос хрустнул, затылок со стуком врезался в бетон, на камуфляжную куртку потекла кровь.
— Сидеть. Не к тебе вопрос, — сказал я, затем снова повернулся ко второму. — А ты кто такой?
—
По морде похоже, что из пацанов, молодой, рожа румяная, испуганная до невозможности.
— Как зовут?
— Фока.
— На хрен мне твоя погремуха, имя какое?
— Паша.
— Хорошо, Паша. Ты, Паша, жить хочешь? — спросил я очень проникновенным голосом, глядя румяному в глаза. — Только честно-честно скажи, хорошо перед этим подумав.
— Хочу! — ответил тот и для убедительности так энергично закивал, что я услышал, как у него в шее что-то треснуло.
— А командира твоего как зовут? Имя скажи и погоняло.
Это я и так знал, но спросил для завязки разговора, а заодно на искренность проверить.
— Толя, — скосил он глаза на соседа. — Гвоздём погнали.
— Хорошо, — я отвернулся от румяного и повернулся к тощему. — Теперь вопрос Толе: общаться будем или будем проверять, насколько плохим способом мы тебя сумеем убить?
К нам уже подошёл Сергеич, который как бы между делом взял Гвоздя за шиворот. Тот молчал, и я сказал: «Мордой в дорогу его!» — делая движение ножом так, чтобы он заметил. Сергеич легко повалил тощего уголовника на асфальт, Лёха придавил ноги, а я потянул связанные за спиной руки вверх так, что затрещали плечевые суставы, давая почувствовать ладонью холод острого лезвия, а затем начал активно отгибать пальцы трепыхающегося подо мной злодея.
Это приём психологический, но действенный. Когда человек точно не знает, что с ним будут делать, но он видел нож, он чувствует, как я пытаюсь добраться до его пальцев, стараясь их разжать непонятно зачем, а воображение в такой момент разыгрывается, то он пугается даже намного больше, даже если бы его начали пытать на самом деле.
Фокус сработал, тот заблажил:
— Да что вам надо-то?
— Общаться захотел, а? — заорал я ему прямо в ухо, а затем схватил за это ухо, приложил к нему лезвие ножа и чуть надрезал. Тот забился, снова закричал, и я понял, что и этот сломался. Теперь их надо растащить в разные стороны, и они начнут дополнять и поправлять друг друга. Главное — не давать им подумать, что их уже не собираются пытать.
Сергей Крамцов
20 мая, пятница, очень раннее утро
— Ну, братцы, Гвоздь и правда бесценным источником информации был, — сказал я после того, как трупы Гвоздя и Фоки с простреленными головами присоединились к остальным.
— Не поспоришь… — ответил Сергеич, закуривая сигарету. — И дислокацию противника раскрыл, и политическую обстановку. Полезно побеседовали. И брыкался недолго.
Подошла наша колонна, Лёху я отправил наблюдать за дорогой, а девочек отозвал и приказал собирать трофеи. Сейчас они были бледными, а несколько луж рвоты на асфальте возле вагончиков показывали, что переворачивание разорванных гранатными осколками и их же пулями трупов для них дело не совсем привычное.