Прощальный взгляд
Шрифт:
— У них есть дети?
— Один сын, Николас, — сказал он нарочито безразличным тоном.
— Сколько ему лет?
— Двадцать два или двадцать три. Он в этом месяце кончает университет.
— В январе?
— Совершенно верно. Ник пропустил семестр на первом курсе. Не сказав никому ни слова, бросил университет и несколько месяцев где-то пропадал.
— И сейчас он опять беспокоит родителей?
— Ну, это слишком сильно сказано.
— Он мог совершить ограбление?
Тратвелл не спешил с ответом. Выражение
— Ник мог это сделать, — сказал он наконец, — но с какой стати ему красть золотую шкатулку у собственной матери?
— Я могу тут же назвать несколько вероятных причин. Ника интересуют женщины?
— Интересуют. Он, между прочим, жених моей дочери Бетти, — чопорно сказал Тратвелл.
— Извините.
— Ну что вы. Откуда вам знать. Но прошу вас разговаривать с Чалмерсами очень осторожно. Они привыкли к тихой, размеренной жизни, а эта история, боюсь, выбила их из колеи. Они так возмущаются ограблением их драгоценного дома, что можно подумать, будто речь идет об осквернении храма.
Он раздраженно скомкал желтый лист бумаги и бросил его в корзину. Этим жестом он, казалось, давал понять, что был бы рад вот так же одним махом отделаться от мистера и миссис Чалмерс и всех их проблем, включая сына.
Глава 2
Пасифик-стрит, словно тропа из чистилища, вела от нищей низины города к холмам, где возвышались старинные особняки потомственных богачей. Хотя дому Чалмерсов, построенному в калифорнийской разновидности испанского стиля, было не меньше полувека, стены его под лучами позднего утреннего солнца сверкали ослепительной белизной.
Я пересек двор, огороженный высокой кирпичной оградой, и постучался в кованую дверь. Мне открыл слуга в темном костюме, с лицом испанского монаха, взял мою визитную карточку и оставил меня в холле, огромном, с высоким, в два этажа потолком, где я сначала остро ощутил свое ничтожество, а потом, из противоречия, почувствовал себя очень большим и значительным.
Передо мной просторной пещерой белела гостиная. Ее стены пестрели яркими полотнами современных художников. От холла гостиную отделяли черные железные решетки в рост человека, что придавало дому вид музея. Впечатление это нарушила темноволосая женщина, вышедшая из сада с секатором и ярко-красной розой в руках. Положив секатор на столик, она пошла мне навстречу. Роза точь-в-точь повторяла цвет ее губ. Сквозь оживленную улыбку проступала тревога.
— Я почему-то думала, что вы старше.
— Так оно и есть, просто я выгляжу моложе своих лет.
— Но я просила Джона Тратвелла нанять главу сыскного агентства.
— Он так и сделал. Только в моем агентстве работает всего один человек — я. Других сыщиков я кооптирую по мере надобности.
Она нахмурилась.
— Не слишком солидное заведение, как я вижу. До Пинкертонов [1] вам далеко.
— Если вам нужна крупная фирма, предупреждаю сразу, вы обратились не по адресу.
1
Известное сыскное агентство. — Здесь и далее примечания переводчика.
— Да нет же. Мне нужен хороший сыщик, самый лучший, какой только есть. Вы уже имели дело с такими... — и она рукой указала сначала на себя, потом на холл, — ну, с такими людьми, как я?
— Я слишком мало вас знаю, чтобы ответить на этот вопрос.
— Но ведь речь идет не обо мне, а о вас.
— Очевидно, рекомендуя меня, мистер Тратвелл сказал вам, что я не новичок.
— Выходит, я не имею права и вопроса задать, так что ли?
Несмотря на апломб, в словах ее проскальзывала неуверенность. Очевидно, эта красивая женщина вышла замуж за деньги и положение в обществе и никогда не забывает о том, что в любую минуту может всего лишиться.
— Ну что ж, задавайте ваши вопросы, миссис Чалмерс.
Она перехватила мой взгляд и долго смотрела на меня в упор, словно хотела прочитать мои мысли. Глаза у нее были черные, жгучие и непроницаемые.
— Мне нужно знать одно: если вы найдете флорентийскую шкатулку... Джон Тратвелл, наверное, рассказал вам про золотую шкатулку?
— Он сказал, что у вас пропала такая шкатулка.
Она кивнула.
— Предположим, вы ее найдете и найдете человека, который ее похитил. Так вот, остановитесь ли вы на этом? То есть я хочу сказать, вы не побежите в полицию и не расскажете им обо всем?
— Нет. Разве что они уже в курсе дела.
— Они не в курсе, и никто не собирается вводить их в курс, — сказала она. — Я хочу сохранить все в тайне. Я и Джону Тратвеллу не хотела говорить о шкатулке, но он чуть не клещами вытянул из меня признание. Впрочем, ему, как мне кажется, я доверяю.
— А мне, как вам кажется, вы не доверяете?
Я улыбнулся, она ответила тем же и, потрепав меня по щеке розой, уронила ее на изразцовый пол. Видимо, та отслужила свое.
— Пройдите в кабинет. Там нам не помешают, — она повела меня за собой по короткой лестнице к великолепной двери резного дуба. Прежде чем дверь за нами закрылась, я увидел, как слуга подобрал сначала секатор, потом розу.
Мы очутились в кабинете — строгой комнате со скошенным белым потолком, перерезанным темными балками. Единственное крошечное оконце, забранное снаружи решеткой, придавало кабинету сходство с тюремной камерой. Вдоль одной стены тянулись полки со старинными книгами по юриспруденции; казалось, заточенный здесь узник ищет пути на свободу.