Прощальный взгляд
Шрифт:
— Нет. Моя фамилия Арчер...
— Как же, как же, — сказала она. — Вы сыщик. Доктор Смизерэм ждет вас. — Внимательно посмотрев на меня, она нахмурилась. — Что-нибудь еще случилось?
— Ад разверзся. Я бы все-таки попросил вас дать мне возможность поговорить с доктором.
Она посмотрела на часы.
— Никак не могу. У него сейчас пациент, и он будет занят около получаса. Я могу их прервать лишь в случае крайней необходимости.
— Сейчас как раз такой случай. Ник снова сбежал. Кроме того, мне кажется,
— Они хотят его арестовать? — сказала она так, словно была сообщницей Ника.
— Да.
— Какая дикость! Ведь он был тогда совсем еще ребенком... — она оборвала фразу на полуслове, видно, в ней вдруг пробудилась задремавшая было бдительность.
— Совсем еще ребенком, когда сделал что, миссис Смизерэм?
Она сердито втянула воздух, тихо выдохнула, показывая, что сдается на милость победителя, и ушла во внутренние покои, закрыв за собой дверь.
Вскоре появился сам Смизерэм, огромный, в белом халате. Вид у него был отсутствующий — казалось, он спал на ходу и еще не очнулся. Смизерэм раздраженно пожал мне руку.
— Хотелось бы знать, где же все-таки сейчас Ник?
— Понятия не имею. Удрал.
— Кто приглядывал за ним?
— Отец.
— Какая глупость! Я предупреждал их, что мальчика надо охранять, но Тратвелл запретил. — В гневе психиатр не знал, на кого накинуться, и мне почудилось, что он гневается прежде всего на самого себя. — Если они не следуют моим советам, я умываю руки.
— Ты не можешь так поступить, и тебе это отлично известно, сказала с порога его жена. — За Ником охотится полиция.
— Вернее, того и гляди начнет охотиться, — сказал я.
— Какой у них материал на него?
— Они подозревают его в двух убийствах. Но вам подробности этого дела, наверное, известны лучше, чем мне.
Доктор Смизерэм взглядом дал мне отпор, и я понял, что имею дело с человеком волевым и изворотливым.
— Не много ли вы на себя берете?
— Послушайте, доктор, почему бы нам не сложить шпаги и не поговорить по-человечески? Ведь мы оба хотим, чтобы Ник возвратился домой живым и невредимым, хотим спасти его от тюрьмы и излечить от болезни, в чем бы она ни заключалась.
— Программа обширная, — сказал Смизерэм с невеселой улыбкой, — но мы что-то не слишком успешно с ней справляемся, не так ли?
— Согласен. Куда он мог направиться?
— Трудно сказать. Три года назад он исчезал на несколько месяцев. Шатался по стране, добрался даже до восточного побережья.
— У нас не только трех месяцев, а и трех дней нет. Ник унес несколько пачек снотворного и транквилизаторов — хлоральгидрата, нембутала, нембусерпина.
Смизерэм помрачнел.
— Очень скверно. Ником, как вам, без сомнения, известно, иногда овладевает желание покончить с собой.
— Чем вы это объясняете?
— Жизнь Ника сложилась неудачно.
— А вы считаете, что он не виноват?
— Я считаю, что никто не виноват, — сказал он уверенно, — но не стоит терять времени на разговоры, и, как бы там ни было, я не собираюсь разглашать тайны моих пациентов, — с этими словами Смизерэм двинулся к двери во внутренние покои.
— Минутку, доктор. Всего одну минутку. Жизни вашего пациента угрожает опасность, и вам это известно.
— Ну, пожалуйста, Ральф, поговори с ним, — сказала миссис Смизерэм.
Обернувшись ко мне, Смизерэм подчеркнуто любезно поклонился .Я не задал ему вопроса, который вертелся у меня на языке. Спроси я его о человеке, погибшем в бродяжьем квартале, он и вовсе бы ничего мне не рассказал.
— Ник говорил с вами вчера вечером? — спросил я.
— Можно сказать, что да. Но при разговоре почти все время присутствовали его невеста и родители, что, конечно, сковывало Ника.
— Он упоминал каких-нибудь людей, города? Я пытаюсь проследить, куда он мог скрыться.
Доктор кивнул.
— Сейчас достану записи.
Он вышел и принес несколько листков бумаги, исписанных неразборчивыми каракулями. Нацепив очки, Смизерэм быстро просмотрел записи.
— Ник упоминал о некой Джин Траск, с которой он встречался.
— Как он к ней относится?
— Двойственно. По-моему, он винит ее в своих несчастьях, но почему, я не понял. И в то же время, она его очень интересует.
— В сексуальном плане?
— Я бы не сказал. Скорее, по-братски. Называл он также и некоего Рэнди Шеперда. Вернее, он хотел, чтоб я помог ему найти Шеперда.
— Зачем, он не говорил?
— По всей вероятности, много лет назад Шеперд был или мог быть свидетелем какого-то события.
Смизерэм удалился, прежде чем я успел задать следующий вопрос. Мы с его женой обменялись номерами телефонов, но она все еще не отпускала меня. Глаза у нее померкли, видно, что-то тяготило ее.
— Я знаю, как противно, когда тебе не говорят правды, — сказала она. — Но мы не можем иначе. Ведь пациенты моего мужа с ним абсолютно откровенны. Без этого невозможно никакое лечение.
— Понятно.
— И пожалуйста, поверьте мне — мы на стороне Ника. Мы оба, и доктор Смизерэм и я, очень привязаны к нему, да и ко всей его семье. Как уже говорил доктор, на их долю и так выпало слишком много несчастий.
Смизерэмы были великими мастерами в искусстве долго говорить, ничего не сказав. Однако миссис Смизерэм производила впечатление женщины искренней, наверное, скрытность давалась ей нелегко. Она проводила меня до двери, и я заметил, что она по-прежнему чем-то огорчена, тем ли, что она мне рассказала, или тем, что утаила, — я не понял.