Прощание с Карнеги или революционное руководство для марионетки

Штайнер Клод

Контроль, захватывающий власть над нашей жизнью, затрагивает многие аспекты нашего поведения. То, как мы используем свое тело; то, как мы разговариваем; то, как мы занимаемся любовью; то, как мы обращаемся с людьми, обладающими меньшей или большей властью, чем мы сами; то, как мы относимся к женщинам или мужчинам, к детям или к старикам, к цветным, если мы белые, к бедным, если мы обеспечены, к гомосексуалистам, если мы гетеросексуальны; и то, как мы относимся к одиноким людям, если сами удачно вступаем в брак, — на всем этом отражается та позиция, которую мы занимаем по отношению к власти, и все это нуждается в тщательном анализе и, возможно, в переменах.

Эксперимент по обращению власти

Первый

раз, когда я осознал, до какой степени неуловимым и вездесущим является контроль, имел место в 1969 году, когда Хоги Вайкофф, желая преподнести мне практический урок по данной теме, предложила пойти с ней на свидание и поменяться тендерными ролями. Она хотела, чтобы я понял, каково чувствовать себя объектом тонких и не очень тонких форм контролирующего поведения, которыми обмениваются между собой мужчина и женщина. В течение всего вечера она должна была играть роль «мужчины», а я — роль «женщины». Этот опыт показался мне сначала забавным, затем тревожным и в конце концов привел меня в полное замешательство.

Мы договорились, что она заедет за мной на машине. Пока я ждал ее, я смотрел на это свидание как на игру, преувеличенно демонстрируя свое неравнодушие к тому, во что я одет и как выгляжу. Я пристально всматривался в зеркало, выискивая малейшие изъяны, и беспокоился о том, останется ли она довольна моей внешностью.

Она должна была заехать за мной в 6:00. В 6:05 она позвонила: «Извини, но меня задержал важный телефонный разговор. Я уже выезжаю».

Это означало, что Хоги опоздает примерно на 15 минут. В 6:15 я услышал звук ее машины, заезжающей в переулок, и сигнал гудка. Я был уже готов, и поскольку мы опаздывали, я подумал, что, наверное, мне лучше встретить ее на улице. Однако несколько раздраженный ее самонадеянностью, я решил остаться, где стоял. Через минуту Хоги взбежала по ступенькам, перемахивая через одну, и громко постучала в дверь. Я подождал, прежде чем подходить к двери, открыл ее; и вот она стояла передо мной, полная энергии, как ни в чем не бывало.

— Привет, милый. Ну, как делишки? — лучезарно улыбнулась она.

Я, счастливый видеть ее, улыбнулся в ответ и произнес:

— Прекрасно. Хочешь зайти?

— Нет, поехали.

Я снова зашел в дом, чтобы взять свое пальто, и, когда мы бросились вниз по лестнице, она спросила:

— Ну, куда ты хочешь сегодня поехать?

Прежде чем я успел ответить, она продолжила:

— Знаешь что, у меня есть отличная мысль. Поехали в «Джованни».

Я не был уверен, что именно сегодня расположен к итальянской кухне, но эта идея действительно показалась мне неплохой, и поскольку у меня не было своих предложений, я с радостью согласился. Хоги проводила меня на место пассажира, открыла дверь и помогла мне забраться внутрь. Затем она величественной поступью обошла машину спереди, продемонстрировав себя во всей красе и одарив меня улыбкой. Затем она открыла дверцу водителя, забралась внутрь и, прежде чем включить двигатель, наклонилась ко мне, положила одну руку мне на бедро, другой обняла меня за шею, притянула меня к себе и крепко поцеловала в губы.

Пока мы ехали, я впервые за все время нашего знакомства заметил, что она хорошо водит, уверенно обгоняя машины и аккуратно вписываясь в повороты. Мне доставляла некоторый дискомфорт скорость, с которой мы ехали, и я иногда надавливал ногой в пол машины. Во время езды она вела оживленную беседу, иногда отводя взгляд от дороги, чтобы бросить его на меня. Мы были влюблены друг в друга, и нам было хорошо вместе. Легкое чувство неловкости от пребывания на месте пассажира (когда мы куда-то выбираемся, как правило веду я) казалось совершенно пустяковым ощущением в сравнении с тем возбуждением и восторгом, которые я испытывал, находясь рядом с ней.

Пока мы шли к ресторану, она взяла меня под руку выше локтя и очень ненавязчиво стала направлять меня по тротуару. Это была очень оживленная улица, и она избегала столкновений с другими пешеходами, легонько подталкивая меня то вправо, то влево и сжимая мою руку, чтобы указать мне, в каком направлении она хочет двигаться. Я уступал ее желаниям. Она открыла входную дверь и, когда мы входили в ресторан, прошла вперед меня и подала знак метрдотелю:

— Столик на двоих, пожалуйста, у задней стены. Мы предпочли бы кабинку. Спасибо.

Мы оба обратили внимание на озадаченный взгляд метрдотеля, и эта ситуация нас позабавила. Она определенно выглядела довольной своим положением, и мне тоже не изменяло чувство юмора.

Ожидая, пока нам выберут столик, мы заказали коктейли, и, когда метрдотель подошел к нам, он попытался проигнорировать Хоги и обратился ко мне: «Ваш столик готов, сэр». Но тут Хоги встала между нами и начала двигаться первой. Немного встревоженный, метрдотель провел нас к столику. Я сел первым, и, когда она пододвинула мне стул, я поблагодарил ее.

Предполагалось, что наше обращение ролей на этом закончено. Глядя на меню, я подумал про себя: «Я могу заказать все что захочу…» Но затем я решил, что не стоит жадничать, и остановился на блюдах за умеренную цену. Когда она увидела, что я выбрал, она произнесла следующее:

— Послушай, ведь ты же не хочешь это есть, — промурлыкала она, гладя мое бедро под столом. — Я рекомендую тебе попробовать телятину пармиджана. Ее здесь отменно готовят.

Я почувствовал себя несколько смущенным. Во-первых, судя по всему, этот спектакль доставлял Хоги необычайное удовольствие, тогда как я испытывал легкую неловкость. Я не мог сказать, из-за чего именно мне становится не по себе, но что-то во всей этой ситуации было не так. Происходящее уже приобретало масштабы некого задания, а не просто игры, и начинало казаться не столь приятным.

я ничего не сказал, и оставшаяся часть ужина прошла без происшествий: мы оба хорошо провели время. После десерта и кофе Хоги попросила счет, демонстративно заплатила, оставила чаевые и вышла из ресторана. Я держался на шаг позади нее и чувствовал себя сконфуженным. Покинув ресторан, мы направились вдоль по улице.

— Давай поглазеем на витрины. Тут поблизости много хороших магазинов.

Я согласился.

Мы переходили от одной витрины к другой, и Хоги всякий раз останавливалась, когда хотела что-нибудь разглядеть. Она то двигалась вперед, то останавливалась, затем опять двигалась вперед и снова останавливалась, а я брел за ней. В какой-то момент мне самому захотелось задержаться у витрины, но после того, как она подала мне знак, что хочет идти вперед, который я проигнорировал, она буквально силой потащила меня за собой. Я сопротивлялся и пятился назад. Она посмотрела на меня с некоторым удивлением, отпустила мою руку и перешла к следующей витрине.

Смущенный, я несколько секунд стоял неподвижно, а затем догнал ее. Напряжение между нами явно возрастало. Мы дошли до угла. Когда я уже собрался переходить дорогу, она остановилась у газетного киоска и стала разглядывать заголовки. Я уже шагнул одной ногой с тротуара, но вдруг понял, что она не собирается идти за мной. Вместо этого, просмотрев газету, она решила перейти другую улицу и ясно указывала своей позой на то, куда она хочет идти. Я вернулся на тротуар и присоединился к ней.

В этот момент я уже был сильно раздражен. Я подумал, не выказать ли мне свое раздражение, но понял, что жаловаться, по сути, не на что. Мне нужно было просто сказать: «Я хочу перейти улицу в том направлении, а не в этом. Давай пойдем туда». Когда я произнес эту фразу, она ответила: