«Прощание славянки»
Шрифт:
— Ватто.
— Извините, пожалуйста, — не согласился я. — Если «Пастухи Аркадии», значит, Пуссен. Только он сделал всего две копии. Обе они на Западе, а подлинник в Лувре…
Константин посмотрел на меня недоверчиво:
— А говоришь «самозванец»?… Проверил я тебя, Славик. Ты специалист… Большой специалист, — Он подошел ко мне вплотную. — Славик, у меня времени в обрез… Говори по-хорошему, где мебель?
Врать мне не было смысла. Я боялся. Я жутко боялся, что он отправит меня обратно в подвал, в полутемную камеру, где у самого входа лежал
— Я не знаю, где мебель… Но у меня появились мысли…
— Даже мыс-ли? — цыкнул фиксой Константин на последнем слоге.
Меня поколачивало, и я попросил, стесняясь:
— Костя, не откажите в любезности… Налейте мне чуть-чуть. Будьте добры…
— Али-на! — гаркнул Константин так, что задрожали на люстре хрустальные подвески.
В кабинет вошла высокая, элегантная, гладко причесанная на прямой пробор секретарша в черных ажурных чулках.
— Алина, на полчаса меня нет. Ни для кого. Я понятно излагаю?
Алина склонила балетную головку на лебединой шее.
— А если месье Леон?
— Ни для кого! — сурово повторил Константин.
Мне стало неудобно, что он ее попросит сейчас принести мне стопку коньяку. Мне стало жутко неудобно. Но Константин не попросил. Смотрел на нее глазами цвета «металлик». Давал понять, что разговор окончен. Она еще раз склонила головку и неслышно скрылась за высокой резной дверью.
Я даже про коньяк забыл. Я думал, откуда вдруг появились такие девушки? Где они были десять лет тому назад, когда я женился? Я посмотрел на Константина, он писал что-то за изящным письменным столом. И таких типов тогда не было… Откуда они взялись?… Вдруг, как грибы после дождя… Совсем другие, «новые люди». Случайно я бросил взгляд в зеркало над мраморным камином и подмигнул своему небритому отражению в сером китайском тренировочном костюме и в черной шерстяной шапке: «И ты изменился, Славик, и все изменились… Мутация…»
Константин бросил ручку и показал мне написанную бумагу.
— Вот приказ. Твоя фирма кончилась вместе с Адиком. Я беру тебя на работу к себе. Советником по культуре. С этого дня. Со второго июня. Если договоримся!… Я понятно излагаю?
Он даже не спросил моего согласия. Но я с ним спорить не стал. Только бы мне отсюда выбраться. И я уйду туда, где меня никто не найдет. Уйду в другое измерение. Я только напомнил ему:
— Извините, пожалуйста… Вы обещали налить. Чуть-чуть. Будьте добры…
— Пошли.— Константин встал из-за стола и открыл незаметную дверцу в дубовой панели. — Проходи. В святая святых. Цени.
Что там было святого, я сначала не понял. Маленькая комнатка, обычная модерная мебель: мягкий диван в углу, пара кресел, между ними низкий журнальный столик, а над диваном фотография седого Хемингуэя в водолазном свитере.
Константин закрыл за мной дверь на ключ, снял пиджак в черно-белую мелкую клетку, забросил его на диван и включил проигрыватель.
«Фа-фа-та-ри-ра-ра, фа-фа-ра-ра», — бархатным голосом запел Хампердинк «Тень твоей улыбки».
Константин обернулся ко мне, и я понял, что тут было святого.
Передо мной стоял, улыбаясь смущенно, совершенно другой человек.
— Кайфую от него,— кивнул на проигрыватель Константин, — как последний сучило…
Он достал из бара бутылку армянского коньяка, фужеры и апельсин. Кивнул мне на кресло и, блаженно улыбаясь, развалился на диване.
— Наливай. Коньяк не паленый. Завод «Арарат».
Я налил коньяку и ждал, пока он выкидным ножом снимал с апельсина кожуру оранжевой пружинкой.
— Шапку-то сними. Не татарин ведь, — сказал мне Константин, и я поспешно стянул с головы шерстяную шапку.
Константин разломил апельсин пополам, положил половинки на тарелку и стряхнул на ковер мокрые руки.
— Ты лыжник, Слава?
— Почему? — не понял я.
— Куда это ты так тепло оделся? А?
Я подавился коньяком.
— Вечером экскурсию французы заказали. На речке холодно вечером… Ваше здоровье…
— А-а-а, — не поверил мне Константин, — а я думал, ты на лыжах собрался… от меня уйти… Гляди, Славик… От меня не уйдешь… Хоть в Африку, хоть в Антарктиду… Я понятно излагаю?
В этой комнате даже эта грозная фраза звучала по-другому: добродушно и не страшно. Я напомнил ему:
— А Мангуст ушел…
Константин рассмеялся:
— Куда он уйдет? Ментовское отродье… И деньги его, и документы здесь. Сам ко мне придет… Чтобы я его ментам не сдал…
— За что его сдавать?
Константин отхлебнул коньяк.
— За убийство.
— Кого он убил?
— Твоего шефа. А ты не понял?
Этого я не понял. Передо мной стояло страшное, синее лицо Адика.
— Вы же сказали Есенин…
— И Есенина убили. А ты не знал? Тоже мне специалист по тайнам…
Константин достал из кармана кусок зеленой рыболовной лески, растянул ее в руках:
— Струна. Спецназовские штучки. Гортань перерезает, как бритвой. И при обыске не найдешь, — он смотал струну в колечко и надел на палец. — Улика. Никуда Мангуст не денется. Не волнуйся.
Проигрыватель щелкнул и замолчал. А на лице Константина еще блуждала тень той улыбки.
— Ну, давай, советник, делись своими тайнами с твоим новым шефом.
А перед моими глазами стоял мой старый шеф с высунутым до подбородка фиолетовым языком, в залитом кровью «прикиде» от Версаче…
Я без разрешения налил себе и Константину.
— Твое здоровье, советник, — поднял свой фужер Константин. — Не забывай про клизму из битого стекла. Всему свое время.
— Последняя,— тут же согласился с ним я. — За Адика. Царство ему небесное.
— Стоп! — остановил меня Константин.— Какое, там небесное царство? Адик уже летит прямым рейсом в страну с тоталитарным режимом, где менты с хвостами жарят подследственных на сковородках и загоняют иголки под ногти. Адику есть что им рассказать. Следствие будет долгим… Очень долгим…