«Прощание славянки»
Шрифт:
У зеленого Строгановского дворца белел Шикарный автомобиль. Перед лимузином стоял крупный коротко-стриженый мужчина в светлом плаще с поднятым воротником. Котяра, сложив лапы перед собой, что-то объяснял ему, кивая башкой в сторону катера.
Мужчина открыл дверцу лимузина и сказал:
— Мсье Леон, шкипер клянется, что настоящий гид есть. Историк.
Из машины вышли сразу трое, в полумраке неотличимые: все в ветровках, в кроссовках, за плечами торбочки. Обычные туристы то ли из Рязани, то ли из Архангельска. Но заговорили
Мужчина в белом плаще первым спустился на причал и подошел к нашему катеру. Внимательно оглядел меня суровыми серыми глазами. Мой мокрый «жлобский прикид» от Версаче выглядел после всего очень скромненько.
— Ты серьезно историк? — спросил мужчина недоверчиво.
Я кивнул. Мужчина прищурился:
— Ну-ка ответь, в каком году Владимир Ильич Ленин перешел пешком Финский залив?
— Как Иисус Христос?
Мужчина напомнил строго:
— Владимир Ильич атеист. Он залив по льду перешел. Помнишь, в каком году?
Я смущенно пожал плечами и ответил ему, как Котяра:
— Я ученый, но в другой области.
Мужчина сыто засмеялся, обнажив золотую коронку:
— Ты прав, эта история французам ни к чему.
Я решил предупредить его сразу:
— По-французски я не говорю.
— А кто тебя просит? — удивился мужчина. — Они сами по-русски тебя заговорят. Они специалисты по России. Помешаны на нашей истории. Прикидываешь?
Мужчина опять засмеялся. Влажно блеснула золотая коронка. Мне показалось, что я его где-то видел. На какой-нибудь презентации…
— А что их конкретно интересует? — попробовал я уточнить.
— Они сами тебе скажут. Но учти! — предупредил он грозно. — Лапшу на уши не вешай! Месье Леон крупный ученый. Профессор. Нашу историю знает досконально. Если удивишь его, расскажешь что-нибудь необычное, я тебе заплачу от души. Договорились?
Я кивнул, стараясь поменьше дышать на него.
Мужчина обернулся к иностранцам:
— Месье Леон, все в порядке. Я проинструктировал гида. Можно садиться.
Французы дружно загалдели и по шаткому причалу пошли к катеру. Только тут я заметил среди них девушку. Она была в светлой ветровке, в светлых брючках, подстрижена под мальчика, сразу и не отличишь. Я подал ей руку. Но меня опередили. Высокий голубоглазый блондин с роскошной светлой гривой первым прыгнул на борт, отстранил меня плечом и ввел ее на палубу, как королеву. Последним на катер взошел, улыбаясь, небольшой смуглый человек с седым ежиком волос. Я понял, что это и есть крупный ученый месье Леон.
Леня возился на корме, отвязывая причальный конец. Соседи смотрели на него с нескрываемой завистью. Мужчина в светлом плаше взглянул на часы.
— Месье Леон, я вас жду здесь через час, — он строго посмотрел на меня, — надеюсь, вы останетесь довольны.
Но крупного ученого волновало не это.
— Константин, вы предупредили их, что мы им ничего не должны? За все платите вы. Вы их предупредили? — спросил он у мужчины абсолютно без акцента.
Мужчина поморщился:
— Гид предупрежден. За все плачу я. Ровно через час. Счастливого плавания!
Он махнул рукой в золотых перстнях и, не дожидаясь ответа, стал подниматься к лимузину.
Месье Леон хитро посмотрел на меня черными миндалевидными глазами и подмигнул.
Леня включил двигатель и, задом отваливая от причала, важно спросил:
— Куда гребем, интуристы? Ёк макарёк!
Месье Леон хитро засмеялся и взял меня под руку.
— Сейчас мы обговорим маршрут с коллегой.
Мы сели на скамейку по левому борту. У другого борта белокурый красавец о чем-то ворковал по-французски с девушкой-мальчиком.
— Это мои ученики,— представил их мне месье Леон, они не обращали на нас никакого внимания. — Я им преподаю историю русской литературы. Мне сказали, вы тоже историк, коллега?
«По-по-по-по-по», — пыхтела выхлопная труба.
Я задумался, глядя на девушку, она бросила на меня быстрый недоуменный взгляд и снова отвернулась к красавцу. А мне смешно стало: «Во повезло! В одну ночь и французский коньяк, и французская девчонка! После всех страданий. Есть на свете Бог все-таки!»
Месье Леон тронул меня за руку:
— Вы меня не расслышали?
А мне уже нужно было, чтобы меня расслышала она. Только она. И я громко озадачил профессора:
— А разве у литературы есть история?
Ученики сразу насторожились. Это мне и было нужно. И я закончил свою интересную мысль:
— Только плохая литература имеет историю, потому что умирает вместе со своим временем. Настоящая литература вечна!…
— Например? — резко перебил меня профессор.
— Пожалуйста, — щедро поделился с ним я. — «Сказание о Гильгамеше», «Одиссея», «Слово о полку Игореве». Эта литература выше истории.
«По-по-по-по-по», — победно пела выхлопная труба. Месье Леон смотрел на меня своими красивыми восточными глазами, и вселенская грусть отразилась на его смуглом лице.
— Как вас зовут?
— Слава, — улыбнулся я девушке, и она опустила глаза.
— Вы идеалист, Слава,— поставил мне диагноз профессор.— Вы, как все славяне, верите в вечную жизнь.
Я еще ни слова не сказал о вечной жизни, я хотел возразить ему, но девушка попросила меня глазами не делать этого, и я промолчал.
Месье Леон сцепил на колене в замок тонкие пальцы:
— К сожалению, все гораздо проще… Одиссея, Гильгамеш, князь Игорь для нас всего лишь призраки. Завораживающие, прекрасные призраки… Мы не можем понять и сотой доли их смысла… великого смысла… Не зная досконально ни времени их создания, ни судьбы их авторов, нам никогда не понять великой загадки этих великих произведений…
Я опять хотел возразить, но девушка вдруг резко что-то сказала соседу по-французски, и тот удивился приятным баритоном.