Прощание в Ковальцах
Шрифт:
— Ты когда едешь в Минск?
— Надо вечером.
Я удивляюсь, откуда только красноречие берется. Почему нам, говорю Антонине, не побывать в городке, где я родился, вырос и где долго жила ты? Это недалеко, мы сойдем с автобуса, пошатаемся по улицам. У меня в этом городке тоже никого нет, братья, сестры поразлетелись, но там, на самом берегу искусственного водохранилища, которое залило луговину, лес, где я пас коров, стоит белокаменное здание, не то гостиница, не то туристский кемпинг. Мы можем туда зайти, потом я посажу тебя на электричку.
IX
Вечер
Кто живет в нашем городке? Больше люди пожилые, пенсионеры, которые давно уже не рвутся в дальние дали. Молодежь работает в Минске, утром уезжает, вечером приезжает. В городке есть совхоз, несколько мастерских, поблизости карьеры, откуда возят на минские стройки песок и просеянный из песка гравий.
Мрачно чернеют в темном зимнем небе каменные башни костела. Остатки крепости, земляной вал — немного в стороне. Все засыпано снегом, окутано сумерками, ничего не разглядишь.
Я показываю Антонине дом, где она жила. Обыкновенный деревянный особнячок с четырехскатной крышей, небольшим двориком, где растут две старые раскидистые липы. В этом домике всегда селились районные руководители. Теперь, верно, жильцы обычные, ведь район упразднен.
— Я помню наш дом, — говорит Антонина. — Иногда езжу электричкой, а здесь пересаживаюсь на автобус.
Антонина молчалива, задумчива. Такой она была только в сентябрьский вечер, когда мы бродили по Ковальцам.
Мы уже с час блуждаем по улицам и наконец выходим на площадь. Время не позднее, еще открыты магазины, лавки, возвращаются домой с сумками в руках хозяйки. От крепости доносятся детские голоса. Видно, дети катаются с горки, которой служит земляной вал.
Даже в нашем городке есть такси. Две машины с зелеными огоньками как раз ждут на площади. Мы садимся в первую, я прошу везти к ресторану на берегу водохранилища. Пять — десять минут, и мы на месте.
Мы раздеваемся, поднимаемся на лифте на пятый этаж. Здесь есть уютный зал, из окна которого открывается прекрасный вид. Из-за этого зрелища я и привел Антонину сюда. Снег, которым покрыто замерзшее водохранилище, кажется синеватым, в заозерной дали чернеют сады окрестных деревенек, заросшие сосняком холмы.
Людей в ресторане пока мало, нам очень быстро приносят вино и закуску. Я заказал себе немного водки, Антонине — кагору. После первых же рюмок приятно шумит в голове. Я рассказываю о себе, как жил, учился, служил в армии. Никогда Антонина так внимательно меня не слушала. Она вообще сегодня какая-то размягченная, кроткая. Словно плывет по течению. Когда я рассказываю о том, как встретился с ней и она меня не узнала, Антонина перебивает:
— Чудак, не мог подойти и сказать.
Зал понемногу наполняется. Официантка зажигает люстры во всех
— У тебя была квартира, и ты ее бросил? — переспрашивает Антонина, и на лицо ее как будто набегает тень неудовольствия. — Ничего не понимаю.
— Чтоб быть ближе к тебе.
— Так я же в городе живу. Мне своя квартира пока что и не снится.
— Зато приезжаешь в Ковальцы. Мне нужно было, поработать в школе. В городе не так просто устроиться.
— Обязательно надо было в школу?
— Не обязательно. Но я думал... Привалила шумная компания. Вслед за раскрасневшимися с холода парнями, девушками, которые заняли три соседних столика, на возвышение у противоположной стены поднялись два аккордеониста, расчехлили инструменты. Музыканты тоже, видно, приехали из города.
Компания, разместившаяся по соседству, самая что ни на есть современная. На вид парни весьма решительные, сыплют словами, шутками — им, мол, море по колено. У девушек подкрашенные ресницы, они смеются немножко громче чем нужно, закидывают ногу за ногу, курят. Стиль этот мне в общем знаком — пустить пыль в глаза.
На самом деле наши соседи не прошли никаких медных труб, ничего особенного не видели, работают в конторах, конструкторских бюро, а то и за станком стоят. Изредка собираются, чтобы вот так провести время.
Теперь, когда в ресторане стало людно, шумно, Антонина как-то оживилась. Она приметная, на нее поглядывают из-за соседних столиков. И она не скрывает, что внимание ей приятно.
— Где будешь встречать Новый год? — Не знаю.
— Хочешь, приеду? Сходим в кино, найдем такое место, как здесь.
Она смотрит на меня и улыбается.
— Давай...
Заиграли аккордеонисты, наши соседи, которые даже заказа еще не сделали, пошли танцевать. Я приглашаю Антонину, она охотно поднимается. Еще никогда Антонина не была такой близкой, я чувствую ее дыхание, смотрю ей в глаза, слегка затуманенные, повлажневшие. От напряжения я иногда сбиваюсь с такта, но здесь, в кругу, этого никто не замечает: парочки танцуют, тесно прижавшись, обнявшись, положив друг другу руки на плечи. Я думаю, каким я был дураком, мог так же танцевать с Антониной год назад, и не было бы между нами отчужденности, ненужных размолвок.
Когда кончается фокстрот, мы выпиваем по бокалу и молчим. Смотрим друг на друга. Антонина кажется довольной. Снова заиграли аккордеонисты, к нашему столику подлетает высокий молодой человек с бачками на щеках. Антонина, даже не взглянув на меня, идет с ним.
Ничего удивительного. Теперь это принято. Но мне неприятно.
Мог бы и я какую-нибудь девушку пригласить. Но я не хочу ни с кем танцевать, даже в пику Антонине.
Чтоб не глядеть в зал, смотрю в окно. На месте туристского кемпинга и дальше, где водохранилище, были кусты, луговина, лес. Здесь я пас коров. Все переменилось. Даже две или три деревеньки снесли. Минск — большой город, ему нужна БиДа,