Прощание

Буххайм Лотар-Гюнтер

— А сколько лет вашему мальчику?

— Четыре года, — отвечает шеф. — При неправильном обслуживании реактор, между прочим, отключается сам.

— Это успокаивает, — говорю я шефу в приступе озорства, считая, что на сегодня это конец, реактор отключился.

Но тут шеф начинает еще раз:

— Топливные стержни центральной части омываются водой первичного контура. При этом вода первичного контура нагревается. Одновременно она служит тормозом для быстрых нейтронов — в качестве замедлителя для термализации нейтронов.

Наш реактор работает на тепловых нейтронах.

Так как я снова смотрю с изумлением, то шеф начинает спотыкаться. Хорошо, думаю я, надо просто принимать все на веру и держать ушки на макушке.

— Первичные циркуляционные насосы, расположенные сбоку напорного резервуара, гонят воду первичного контура снизу через центральную часть наверх к парогенераторам. Она покидает парогенераторы, имея температуру 267 градусов Цельсия. Когда она поступает в парогенераторы, то имеет 270 градусов Цельсия. Это же все очень просто.

— Как на карусели, — добавляю я, но сразу же сожалею о своей нескромности.

Вопреки ожиданию, шеф воспринимает мою болтовню всерьез:

— Да, именно так. Между прочим, эту печь построили «Дойче Бабкок, Вилкокс — заводы по производству паровых котлов» и ИНТЕРАТОМ — это международная фирма по строительству атомных реакторов с ограниченной ответственностью.

— Причем последнее, надеюсь, относится только к капиталу фирмы, — снова пытаюсь я острить, но натыкаюсь на укоризненный взгляд. Шеф делает приличный глоток из своей бутылки и продолжает говорить. Но я воспринимаю лишь фрагменты.

— Поток нейтронов контролирует ионизационная камера — реактор, между прочим, сконструирован таким образом, что работают только термические нейтроны, при повышенной потребности в энергии стержни просто поднимают. — Шеф видит, что у меня слипаются веки и спрашивает: — Достаточно на сегодня?

— Да, достаточно! — Я поднимаю руки, чтобы показать, что сдаюсь.

Шеф выпивает свое пиво до конца, ставит пустую бутылку на металлическую стойку и говорит с явным триумфом в голосе:

— В ближайшее время я возьму вас с собой в камеру безопасности, если это вам подходит.

— Еще как! А почему не сразу завтра?

— Посмотрим! — говорит шеф.

На свежем воздухе, который ощущается не таким уж свежим, у меня после помещения с кондиционером выступает пот. Теперь моим серым клеткам нужен отдых, и тогда мне на ум приходит Ангело — Ангело, старый матрос с измятым, продубленным солнцем лицом, которого я принял за испанца, пригласил меня в свой кубрик. Он объяснил мне, что его зовут не Ангело, а Ангелов, и родом он из Варны, но имеет немецкий паспорт.

Его каюта расположена на верхней палубе по левому борту. Там он устроил себе уютную мастерскую. Ангелов мастерит модели судов в бутылках и учит этому других людей. Сегодня Ангелов показывает мне цветные фотографии

двух экзотических дам, на которых он — по его словам — «женат».

— Вот эта с Суматры. А эта некрасивая женщина с острова Явы, со средней Явы.

— Как, собственно говоря, живут на Яве? — спрашиваю я.

— Если надо ехать поезд, то можно сойти и отлить, а потом снова спокойно подняться в вагон — так медленно он едет. Поезд едет — я не знаю сколько часов, а дальше надо на автобусе. Автобус сколочен. Страшно ехать. Остаток пути — пешком. Как мне найти, где жена — что я должен делать?

— Таким образом, ваша жена с Явы снова исчезла в джунглях, — пытаюсь я поддержать разговор.

— Да, — подтверждает Ангелов.

— Есть там у вас земледелие — или чем вы живете?

— Да, имеют немного рисовые поля, а потом имеют также банан.

— Побывала ли уже одна из ваших жен в Гамбурге?

— Да, она была с матерью…

— С матерью? Какая же? На какой вы по-настоящему женаты?

— На той, которая с Явы.

— Им ведь, наверное, все это кажется смешным. Они разве не удивлялись?

— Конечно! Так я не мог держать их в доме! Но я не имею желания взять ее снова в Гамбург.

— Почему — нет?

— Будет очень дорого! Это финансовый вопрос. На Яве они могут долго жить, имея фунт риса. А если в Гамбурге, где живут не только от риса. Там идут в денежный дом (банк), так они всегда говорят, а потом в карштадт (универмаг) и покупают немного там и немного здесь.

— Так, так!

— Да. И тогда начинается. Это всегда заходит немножко далеко. Дома — то есть на Яве — ей нужно пару сандалей и такой материал батик — этого достаточно… Я также посылаю иногда сто марок или сто пятьдесят — на несколько месяцев, и они справляются — которая на Яве и которая на Суматре.

— Почему же они снова отправились на Яву?

— Пришлось отправиться, посадил в самолет. Будет слишком дорого.

— Но получают ли обе ваши жены деньги?

— Да. Иногда одна, иногда — другая. Это я посылаю отсюда, через банк в Гамбурге.

— Жена на Яве, считается ли она там, где живет, замужней?

— Должна считаться — она же мусульманка.

— Тогда она в один прекрасный день и пенсию получит!

— Да, если я сыграю в ящик, тогда она, возможно, получит пенсию — двадцать лет я был с ней…

— Что значит «возможно»?

— Потому что она не знает, что бывает пенсия. А я тоже не читал, что об этом говорится, когда женаты.

— Знаете ли вы местный язык?

— Немножко.

— А ваша жена, она немножко говорит по-английски?

— По-английски нет.

— А для вас это не трудно?

— Почему — говорить?

— А с вашей женой на Суматре вы разведены?

— Не знаю. Возможно, да, возможно — нет. Она тоже мусульманка… Имеются две дочери — они уже большие.