Прощай, Германия
Шрифт:
— Что делать? — прошептал Василий. — Попытаемся помочь?
— А как? Задавим их «МАЗом», — вопросом на вопрос ответил Эдик. — С голыми руками на пистолеты? Пристрелят, или сядем в тюрьму вместе с ним как соучастники. Давай лучше дадим показания в суде, что они его били, но останемся живыми…
Полицейские рассудили иначе, им-то как раз свидетели были не нужны. Длинный замахал рукой, потребовал уезжать. Василий поднял документы с дороги, завёл грузовик и притормозил возле легковой машины.
— Я же сказал — пошли вон! Убирайтесь! — заорал полицейский. Толстяк
— Русская свинья! Оккупант! — визжал взбешённый толстяк. — Ты мне дорого заплатишь за разбитый нос!
Длинный угрожающе наставил на кабину «МАЗа» пистолет и вновь махнул рукой.
— Проезжайте! Быстрее!
Когда они проехали шокированные и в глубоком молчании несколько километров, Василий смог наконец произнести:
— Слушай, а если бы мы ему помогли? Трое против двоих… Как ты думаешь? Вроде как предали своего…
— Не знаю, самого гложет, но думаю, они бы нас просто постреляли и объявили русской мафиозной бандой.
Тяжело вздыхая, Вася продолжал крутить баранку.
— Стоп! Тормози, — велел ему Эдуард, как только они миновали этот негостеприимный город. — Съезжай в сторону, в посадки: выпьем, перекусим, снимем стресс…
— Тебе хорошо, а я за рулём…
— Сделаем привал, поспим, всё одно без остановки не доедем до границы. Сейчас ты на взводе, слишком нервничаешь, тебе нужна разрядка!
На ближайшей живописной полянке Громобоев расстелил газету, разложил закуску, открыл бутылку «Смирновки» и разлил порции по железным кружкам. Бывшим сослуживцам было немного не по себе, неловко, пальцы, державшие кружки слегка подрагивали.
— За того парня! Чтобы он выкрутился из передряги…, — произнёс Шум.
— За его и нашу удачу! Чтоб миновать бандитов в форме и без формы! До дна!
Допив бутылку водки, товарищи сразу легли спать. Говорить не хотелось, на душе было погано, гадко и неприятно. Долго ворочались, Василий в спальнике, а Громобоев на матрасе поперёк сидений, но всё же алкоголь и усталость взяли своё — заснули. Рано утром, с первыми лучами солнца Шум начал ворочаться и окликнул Эдика.
— Командир, ну, что поехали?
— Я всегда готов, не мне ведь баранку крутить…
Ополоснулись водой из канистры, и поспешили к границе, до которой было уже рукой подать. Василий рулил, Громобоев опять изредка подсказывал маршрут, но больше молчал. Он напряжённо думал о дальнейшей жизни и службе. Служить и терпеть разные унижения в этой армии больше не хотелось. Да и жить в голодной России, в которой практически два года отсутствовал, было страшновато. Опять терпеть лишения и стойко переносить бытовые тяготы? Дурные думы лезли в голову вереницей…
К польско-белорусской границе доехали к вечеру и без приключений, повезло, видимо свой лимит неприятностей они уже исчерпали. Сразу за белорусским КПП их ждали родственники: Шума шурин, а Эдика отец. Подставили доски к борту, спустили «Жигулёнка» на родную землю, на которую эта машина вернулась спустя десять лет. Сослуживцы тепло попрощались,
Шум с родственником сели в «МАЗ», посигналили и уехали, а Эдик снова вручил ключи отцу.
— Тебе гнать машину, дарю! А мне надо опять в Брест.
— Что ты удумал? Зачем тебе Брест? — удивился отец.
— Сяду в поезд но пока не решил в какую сторону.
— Вот чудак-человек! — сокрушался отец, давя на газ. — Я же вина наделал, чачи нагнал, арбузов полный подвал наполнил, мясо приготовил, шашлык собрался сварганить…
— В другой раз, батя, в другой раз.
Отец недоумённо покачал головой.
— Что-то ты странное задумал… а поговорить не хочешь?
— Нет! Прощай…
Эдик выбрался из машины, забрал из багажника чемодан и пошёл в сторону уже знакомой прежде автобусной остановки.
Эпилог
Один мой приятель-капитан, сослуживец по далёкому гарнизону в Туркестане, позже провоевавший два года в Афганистане и получивший там два ордена и медаль за мужество и в придачу к ним ранения и инвалидность оказался перед подобной дилеммой. После возвращения с войны он попал послужить в сытую Германию. Из-за проблем со здоровьем семьёй он так и не обзавёлся, ничего его с новой Родиной — Россией особо не связывало, так вот он так не вернулся домой после расформирования полка. Собрал немногочисленные вещи, сел в поезд, но не на восток, а на запад, попросил убежища, даже не знаю, как он всё это мотивировал.
Приняли, дали социал-пенсию по инвалидности, хотя инвалидом он стал на чужой для Германии войне! Власти выделили жильё, оплачивают коммунальные услуги, назначили скромное пособие, которого в принципе хватает на жизнь, однако и работать нельзя, иначе лишат пенсии. Так на пособие и живёт двадцать лет. Существует? По крайней мере, этот инвалид войны не бедствует. Можно это назвать жизнью? А почему нет? Скучает по Родине? Скучает, мучается, но видимо его всё устраивает…
Глава последняя. Или возможно первая…
Конечно же, ни в какой Германии наш герой не остался, совесть офицера не позволила. Приехал, а страны не узнать! Советский Союз уже распался, на его месте образовалось пятнадцать новых государств. Во многих бывших республиках было неспокойно, пахло порохом, а Кавказ уже вовсю «пылал».
Итак, Эдуард возвратился уже в совсем другое государство, с иной политической и экономической системой, и находящемся на крутом переломе. На улицах и площадях митинги и демонстрации протеста, массовые забастовки и голодовки, жульничество, воровство, бандитизм, экономический хаос.