Прощай, Коламбус

Рот Филип

— Но не сегодня, — улыбнулся я. — Чуть попозже. Вы не станете возражать, если я откланяюсь?

— Спокойной ночи. Мне очень понравилась Бренда.

— Благодарю вас, — сказал я и пошел к лестнице.

Поднявшись вверх, я тихо постучал в дверь Бренды.

— Я сплю, — ответила она.

— Можно мне войти?

Дверь приоткрылась на сантиметр:

— Рон скоро должен подняться.

— А мы оставим дверь открытой. Мне надо с тобой поговорить.

Бренда впустила меня, и я уселся на стул, стоявший рядом с кроватью.

— Ну, как тебе невестка? — спросил я.

— Я с ней была знакома и раньше.

— Бренда, вовсе не обязательно отвечать так односложно.

Она ничего не ответила. Я сидел и теребил шнур от жалюзи.

— Ты все еще сердишься? — нарушил я, наконец, молчание.

— Да.

— Не сердись. Забудь о моей просьбе. Она не стоит того, чтобы из-за нее происходили такие вещи.

— Какие?

— Никакие. Я не думал, что все будет так ужасно.

— Это потому, что ты не хочешь меня понять.

— Может быть.

— Не «может быть», а точно!

— Ну, ладно, — сказал я. — Просто мне хочется, чтобы ты поняла, что тебя сердит. Тебя сердит не мое предложение, Бренда.

— А что же?

— Тебя сержу я.

— Ради Бога, не начинай все снова, ладно? Тебя все равно не переспоришь. Я не могу одержать победу в споре с тобой.

— Можешь, — сказал я. — И ты должна это сделать.

И я вышел из комнаты, закрыв за собой дверь на всю ночь.

Когда утром я спустился вниз, там царила невообразимая суматоха. В гостиной миссис Патимкин диктовала Бренде какой-то список. Джулия носилась по комнатам в поисках ключа от коньков. Карлота пылесосила ковер. На кухне все булькало, подпрыгивало и гремело. Бренда встретила меня очаровательной улыбкой, а когда я вошел в столовую посмотреть, какая за окном погода, Бренда вошла следом и поцеловала меня в плечо.

— Привет, — сказала она.

— Привет.

— Мне нужно поехать с Гарриет, — сказала Бренда. — Так что совершить утреннюю пробежку нам не удастся. Если, конечно, ты не хочешь побегать в одиночестве.

— Нет. Я лучше почитаю или займусь чем-нибудь еще. А куда вы едете?

— В Нью-Йорк. За покупками. Гарриет хочет купить себе свадебный наряд. И еще что-нибудь — чтобы было во что переодеться после свадьбы. Ну и для медового месяца какое-нибудь платье.

— А ты что будешь покупать?

— Я ведь подружка невесты — мне тоже нужно праздничное платье. Если я поеду с Гарриет, то смогу отправиться в «Бергдорф» безо всех этих разговоров с матерью о преимуществах Орбахов.

— Купи и мне чего-нибудь, а? — попросил я.

— Опять ты начинаешь, Нейл?! Мы же договорились!

— Да шучу я, шучу! Я про это и думать забыл.

— Тогда почему ты об этом говоришь?

— О, Господи! — простонал я, выбежал на улицу, сел в машину и поехал завтракать в «Милбэрн».

Выпив кофе и съев пару яиц, я вернулся назад. Бренда уже уехала, и мы остались в доме втроем: я, Карлота и миссис Патимкин. Я изо всех сил старался избегать комнат, в которых находились дамы, но в конце концов мы с миссис Патимкин оказались сидящими друг против друга в телевизорной комнате. Миссис Патимкин держала в руке лист бумаги и сверялась с каким-то длинным списком, время от времени заглядывая в два тоненьких телефонных справочника.

— Ни минуты покоя, — вздохнула она.

Я широко улыбнулся, выказывая свое расположение — будто миссис Патимкин отчеканила только что нетленную фразу.

— Может, вам помочь? — предложил я свои услуги. — Давайте я проверю список.

— Нет-нет, — миссис Патимкин мелко затрясла головой. — Это списки «Хадассы».

— Ах, вот оно что, — понимающе сказал я.

Какое-то время я молча наблюдал за миссис Патимкин. Потом она спросила:

— А твоя мама состоит в «Хадассе»?

— Не знаю, как теперь. Когда мы жили в Ньюарке, то состояла.

— Она была активисткой?

— Наверное. Она все время сажала деревья в Израиле.

— Да?! — удивилась миссис Патимкин. — А как ее зовут?

— Эстер Клюгман. Она сейчас живет в Аризоне. Там есть отделение «Хадассы»?

— «Хадасса» есть всюду, где живут еврейки.

— Ну, тогда мама, наверное, и сейчас в «Хадассе». Они с отцом в Аризоне. Уехали туда из-за астмы. А я живу в Ньюарке у тети. Она не активистка «Хадассы». Зато другая тетя — Сильвия, — вот она активистка. Вы знакомы с Сильвией и Аароном Клюгман? Они состоят в том же клубе, что и вы. У них есть дочь, Дорис, — меня прорвало, я не мог остановиться: — Они живут в Ливингстоне. Может быть, тетя Сильвия вовсе и не активистка «Хадассы». Может, она член какого-нибудь противотуберкулезного общества. Или противоракового. Я знаю, что ее интересует какая-то болезнь.

— Это замечательно, — сказала миссис Патимкин.

— О да.

— У этих обществ благородная миссия.

— Да, конечно.

Миссис Патимкин, похоже, немного потеплела; ее лиловые глаза перестали вглядываться — она вдруг стала просто смотреть на мир, не оценивая его.

— А ты не интересуешься «Бнаи Брит»? — спросила миссис Патимкин. — Рон вступает в «Бнаи Брит» сразу после свадьбы.

— Я, пожалуй, тоже подожду до свадьбы.

Миссис Патимкин помрачнела и снова уткнулась в свои списки. Я понял, что допустил величайшую глупость, позволив себе легкомысленно отнестись к ее вопросу. Речь ведь шла о еврейских делах! Я напрягся и спросил, изо всех сил симулируя заинтересованность:

— Вы, наверное, активная прихожанка?

— Да, — ответила миссис Патимкин. И тут же поинтересовалась: — А вы к какому приходу принадлежите?

— Раньше мы ходили в синагогу на Гудзон-стрит. Но после отъезда родителей я не очень-то часто там появлялся.

Не знаю, уловила ли миссис Патимкин фальшивые нотки в моем голосе. Лично мне кажется, что печальное это признание получилось у меня великолепно — я ведь при этом вспомнил дикий языческий загул, в который ударился сразу после отъезда родителей.